* * *

– Вот так. Понимаешь ли, «они недовольны»! – Профессор А. горько усмехнулся и похлопал по плечу нынешнего начальника «хора» доцента Б. Остальные сотрудники сразу после встречи с представителями Минобороны разошлись по рабочим местам, и лишь доцент Б. сидел на краю стола совещаний, свесив ноги и едва не плача. – Ладно. Не огорчайся. Будем дальше работать.

– Как? Как работать? Что могли, перепели, перерыли все существующие песенники, даже частушки пробовали. Матерные, между прочим, хотя у нас в отделе и женщины работают. Поступились гордостью и вызвали независимых консультантов из Европы, еще раз поступились и обратились за помощью к американским коллегам. Ни-че-го! Минус полградуса, и только! А потом снова теплеет.

– М-даа… Теплеет, – профессор задумчиво глядел в окно. Там, на крыльце Гидрометцентра, образовалась лужа, в которой бултыхался воробей.

– Может, новенький объявился? – Начальник «хора» жалобно смотрел на профессора. – Или население случайно повлияло?

– Нет, брат, это не население. Чтоб в декабре такую хлябь и сырость наворотить, вся Москва с областью должна будет избавиться от дождевиков, зонтиков, плащей и приобрести по три снеговые лопаты на семью. Прав ты. Объявился новый певун. И чертовски талантливый, скажу я тебе, певун. Если его найти – а рано или поздно я его найду – поисковая команда уже готовится приступить к работе, – то мы можем спокойно все топать на пенсию. И это ничего, это ладно бы… Пусть поет. Но я так полагаю, военные тоже за нашим певуном охотятся. Давненько оборонка под наше ведомство копает, давненько мечтает собственный «хор» организовать. С таким талантищем им это будет раз плюнуть! Трио прапорщиков на подпевку – и можно реки вспять повернуть, ананасы растить на Северном полюсе, обезьянок разводить в парках и весь март собирать подснежники. Недолго, правда, зато весело и внушает уважение противнику.

А потом еще два-три стратегически важных изменения климата, и через миллион лет кто-нибудь с шестью глазами и тремя жвалами снимет научно-популярный фильм «Откуда взялись синоптики и куда они подевались». – Профессор взял с подоконника старомодный графин с водой и, сняв стеклянную пробку, стал пить прямо из горла.

Доцент Б. сверкнул очками и спрыгнул со стола, едва не опрокинув вазу с печеньями, выставленную специально для высоких гостей.

– Вот что я скажу, товарищ профессор! Я сам, лично, отправлюсь на поиски! И лично предложу певуну работу в ГМЦ! И ставку мэнээса! Или… Или просто найду и обезврежу.

– Знаешь что, брат. Я, пожалуй, поеду с тобой. Неужто мы, два матёрых синоптика, с этим делом не справимся? А?

Голос профессора звучал уверенно и бодро, в глазах читалась непререкаемая решимость, и доцент Б. вдруг вытянулся, задрал подбородок к потолку и отчеканил:

– Так точно, справимся, товарищ профессор! Когда выходим?

* * *

В населенный пункт Каменка Тамбовской области поисковая группа прибыла к полудню. До этого региональные подразделения ГМЦ прочесали каждое свой район и ничего похожего на источник погодных катаклизмов не обнаружили. И только тамбовчане сообщили, что засекли непонятной природы сигнал, который показался им подозрительным. Профессор А., доцент Б, а также группа боевых синоптиков в составе десяти человек незамедлительно погрузились в вертолет, чтобы вылететь в район пеленга.

На подлете к Каменке метеоприборы вдруг отказались показывать что-либо, но в них уже не было никакой нужды. То, что творилось в небе и на земле, походило скорее на апокалипсис, чем на спокойную в климатическом отношении Тамбовскую область.

Страшный ливень категории «как-из-ведра-но-только-хуже» неожиданно сменялся на такой же снегопад, который, в свою очередь, внезапно прекращался, уступая небосвод по-весеннему наглому солнцу. Солнце надолго не задерживалось, откуда ни возьмись появлялись жирные тучи, и все начиналось заново. Дождь – снег – солнце – дождь и так далее.

– Ни черта не понимаю, – проорал доцент Б., пытаясь перекричать шум вертолетного мотора. – Он что, поет три разные песни по очереди, ни на секунду не замолкая? И что он поет вообще? И что он ку…

– Не слышу! Не слышу!!! Надо садиться! – замахал руками профессор.

Вертушка нырнула под облако и резво пошла вниз. Так резво, что доценту Б. стало нехорошо.

Сели на лесной опушке, подальше от деревни, чтобы не беспокоить население. Профессор аккуратно достал из серого металлического чемоданчика конструкцию, похожую на огромное блюдо со свободно вращающейся стрелкой, и установил ее на треноге, которую доцент Б. ловко свинтил из имеющихся деталей.

– Ну… – Все затаили дыхание. Стрелка дернулась, вильнула раздвоенным хвостиком и уверенно уставилась на юг.

– Ээээ. В чащу почему-то показывает… М-да. Что-то не то, – профессор потряс блюдо, но стрелка не шелохнулась.

– Может, лесник? Или егерь? – Доцент обреченно глядел в сторону темного, неприятно мокрого лесного массива.

– Да. Сидит там на заимке, поет… – Профессор мечтательно заулыбался, потом ободряюще подмигнул доценту и скомандовал: – За мной!

В лесу было ужасающе мокро. Ноги вязли в месиве из полусгнивших листьев и грязи. С деревьев за шиворот сыпалась холодная труха. Солнце, раз в полчаса пытаясь пробиться сквозь спутавшиеся ветки, ненадолго радовало. Снег – огорчал.

Поисковая группа шла по компасу, точно следуя по заданному «тарелкой» направлению, но профессор иногда останавливался, требовал достать «прибор», хмыкал и снова бодро, но уже как-то чересчур махал рукой.

Смеркалось. Профессор устал, устал и доцент, да и остальные держались из последних сил. И вот, когда уже профессор был готов остановить поиски и приказать разбивать лагерь, впереди замаячило что-то странное. Что-то совершенно неуместное здесь, в этом вечернем вымокшем лесу, похожем на кинематографический кошмар Александра Роу.

– Что это? – Первым это заметил доцент.

– Где? Что?

– Да вон. Синее с красным. Шевелится. Вон там, слева.

Группа сменила курс и через три минуты вывалилась на круглую и в обычную погоду наверняка симпатичную полянку. Посреди полянки стояла сине-красная спортивная палатка, а возле палатки сидел паренек лет двенадцати. Он грустно светил фонариком себе под ноги и что-то жевал. Увидев незнакомцев, паренек вскочил на ноги и направил луч фонаря прямо в лицо профессору.

– Не бойся… Не бойся, мальчик. Мы ищем тут… – Профессор вовремя осекся и хотел было уже продолжить про упавший метеозонд, но мальчик не дал ему закончить фразу:

– Я и не боюсь. Я вас уже три недели жду. Я и у ручья вас ждал. И возле оврага. И еще целых три дня ждал на поляне, где раньше был пулеметный дзот. А вы вот, оказывается, где. А я думал, что если вас тут нет, то я пойду дальше, но все равно дождусь.

– В смысле «ждал»? – Доцент недоуменно кашлянул. – Ты знаешь, кто мы? Мы…

Профессор дернул доцента за рукав аляски, чтобы тот заткнулся. Доцент замолчал, засопел обиженно. Вот всегда так. Все лавры начальству.

– Конечно, знаю. Вы двенадцать месяцев. Вот вы наверняка Декабрь, – мальчик уважительно посмотрел на профессора.

– Да. Да. Я Декабрь, – ответил профессор рассеянно.

– А вы Октябрь? Я угадал?

Доцент, которому неожиданно посчастливилось стать Октябрем, вздрогнул. И не нашел ничего умнее, чем спросить:

– Почему Октябрь?

– Мокрый потому что. И не улыбаетесь.

– Точно, – рассмеялся профессор и, вполголоса приказав остальным оставаться на месте, направился к палатке. – А скажи-ка мне, мил-человек, зачем мы тебе понадобились?

* * *

Все было просто. Даже слишком просто. И поэтому удивительно. Ее звали Дашей, и она училась в одном классе с Андрейкой (так звали лесовичка с палаткой). И конечно, она была отличницей, а он самым неуправляемым пятиклассником каменской средней школы. И конечно, он был в нее влюблён, а она делала вид, что не замечает этого.

А когда он в который раз прошелся на руках по карнизу, напугал учителей, довел до приступа завуча, был наказан директором днем и отцом вечером, она заявила во всеуслышание:

– Подумаешь, карниз! Каждый дурак так может! Вон Машке (Машкой звали ее старшую сестру) жених из Пензы клубники привёз. Настоящей.

– Сама дура! – обиделся он. – Клубники в декабре не бывает.

– Ха-ха! – Она дернула плечиком и гордо скрылась за дверью школьного туалета. Потом высунулась оттуда на секунду и добила изящно и по-женски безжалостно: – Кто любит, тот и подснежников зимой найдет! Любишь – докажи.

Любишь – докажи! Профессору вспомнился установленный точно напротив окна его кабинета рекламный щит. Девушка с глазами лани и взглядом гиены глумилась над менее пронырливыми москвичками, демонстрируя перстень с неприлично огромным бриллиантом. Любишь – докажи! И так было всегда.

…Его красавица и говорит:

«Когда меня, мой рыцарь верный,

Ты любишь так, как говоришь,

Ты мне перчатку возвратишь».

Делорж, не отвечав ни слова,

К зверям идет,

Перчатку смело он берет…

– Ну вот я и решил: принесу ей эти подснежники – пусть подавится! – Андрейка плюнул совсем по-мужски и так же по-мужски отвернулся в сторону. – Три недели хожу, вас ищу. Сегодня вот решил тут заночевать, вдруг вы под утро явитесь? Да и далеко домой возвращаться.

– Но ведь ты уже не маленький. Ты же понимаешь… – Профессор все никак не решался сказать, что никакой он не Декабрь, а обычный (ну ладно, не совсем обычный) синоптик, которому позарез нужно найти и обезвредить того, кто мешает зиме вступить в свои права на всей территории Российской Федерации.

– Понимаю, конечно. Сказок нет! Поэтому и решил на вас сильно не рассчитывать и сам поискать. Хожу вот – сугробы рою, может, где и есть они, подснежники. Я даже специально в учебнике ботаники посмотрел, как они выглядят. Только их нигде нету, а вы – здесь!

– Да. Мы здесь.

– Ну? Что там? – Нетерпеливый доцент достал из ящика поисковую «тарелку» и теперь таскал ее туда-сюда вдоль периметра полянки, чтобы убедиться – цель обнаружена. – Поет?

– Не-а, – профессор улыбнулся. – Всего лишь любит. И ищет подснежники. Очень надо ему. Очень. Поэтому у нас зима никак и не наступит. Двигайте-ка сюда… братья месяцы.

Костер потрескивал сырыми полешками. Двенадцать синоптиков сидели у огня, грели ладони и думали каждый о своем. Синоптик У. думал о жене. Синоптик О. думал о рыбалке. Синоптик К. мерз и боялся заболеть. Синоптик Р. хотел спать. Доцент Б. думал, что никакого гениального певуна нет, «хор» остался в прежнем составе и с графиком отпусков снова засада. А профессор А. думал о том, что ни Гидрометцентр, ни Минобороны, ни даже сидящие в Кремле не имеют ни малейшего представления о том, как делать погоду. Еще он думал, что один влюбленный пятиклассник стоит всех синоптиков планеты вместе взятых. Еще он думал, что пацан этот – настоящий мужик, и что с таким можно запросто пойти в разведку. Также профессор думал, что эта Даша – сама дура, и что надо как-то решать вопрос с подснежниками.

Потому что любовь любовью, а Новый год еще никто не отменял.

– Значит, так, Андрейка. Я тебе сейчас дам одну вещь, – с этим профессор достал из кармана брелок с логотипом ГМЦ. – Утром ты пойдешь домой, спрячешь ее под подушку и спать. А через недельку приходи сюда с раннего утра. Будут тебе подснежники. Ты мне веришь?

– Верю! Спасибо большое! – серьезно проговорил Андрейка – А брелок зачем?

– Да просто так. Сувенир на память, – рассмеялся профессор.

Когда наутро Андрейка отправился домой в сопровождении одного из коллег, кажется «брата Апреля», профессор подозвал к себе доцента и что-то зашептал ему на ухо.

– Нас уволят к чертям, – заржал доцент.

– Может быть, может быть. А теперь смотри, брат Октябрь. Бьем локально. Если правильно подобрать песню и рассчитать количество озвучек, как раз к следующей пятнице полезут цветики.

– Есть. Товарищ профессор. То есть брат Декабрь.

«Приходит времяяя. С юга птицы прилетааают. Снеговые горы таююют…»

А что еще он должен был петь? Конечно, ту самую песню, с которой и началась его необычная карьера и волшебная жизнь.

«И это время называется весна!»

У доцента потели очки – температура воздуха поднималась слишком быстро.

* * *

В пятницу с утра Андрейка набрал целый пакет подснежников.

В пятницу днем Даша поняла, что любит Андрейку.

В пятницу вечером Андрейка решил, что женщины – зло.

В понедельник утром профессор А. собрал экстренное совещание.

В понедельник днем в столице, области, а также на всей средней полосе России наступило резкое похолодание.

Во вторник вечером толщина снегового покрова составляла столько, сколько и должна составлять.

В среду вечером снижение температуры прекратилось, и шкала термометра уверенно замерла на минус пять по Цельсию.