Бегуны, а особенно бегуньи, меня всегда ужасно раздражали. Наверное, потому, что весь их вид буквально кричал: «Ни одна проблема и ни один мужчина не стоят моего здоровья». Они были для меня немым укором, напоминанием о том, что я безнадежно отстала от времени: в Париже от депрессии было принято спасаться диетой и бегом, а пьяный угар – это пережитки прошлого, как и эпатажные рок-кумиры моей молодости. Как говорил культовый певец Джонни Холлидей в фильме «Вечно молодой»: «Сегодня трудно быть rock. Это уже не тенденция. Сегодня в почете спорт, био… Стало старомодным громить гостиничный номер».

Может быть, если бы я больше общалась с француженками, то научилась бы вот так бегать по дорожкам Булонского леса, при этом болтая с бегущими рядом подружками, научилась бы, как они, быть счастливой и самодостаточной даже без мужчины рядом?

Они вовсе не стремятся любой ценой выйти замуж или даже просто быть в паре. Они не кладут свою жизнь на поиски спутника. Для них быть незамужней в тридцать лет – это не приговор, а нормальное состояние. На них не лежит печать отчаяния, они не идут на поводу у общественного мнения, а живут так, как им удобно. Да и есть ли вообще во Франции это «общественное мнение»? Для них важно стать состоявшейся личностью, а не женой. Поэтому француженка не будет мысленно выдавать себя замуж за каждого сексуального партнера, а потом впадать в депрессию от очередного «не позвонившего на следующий день».

Моя жизнь трещала по швам, и все потому, что в ней не было мужчины. Я признала это сама перед собой – все силы уходили на переживания по поводу несложившихся романов и мыслей, что со мной «все не так», и уже на другие более полезные вещи не оставалось ни сил, ни желания.

Я вставляла наушники с недавно вышедшим альбомом Ланы Дель Рей, и под его плывущую тоскливую заунывность болталась по плавящимся от жары улицам Парижа. Казалось, что она была единственной во Вселенной, способной разделить мое одиночество.

– Кажется, ты тоже «словила» эту summertime sadness31? Добро пожаловать в клуб, – будто говорила мне она.

Я шла по rue de Rivoli, раскаленной от солнца, чтобы освежиться прохладительным коктейлем и помечтать на террасе кафе, уютно укрывшись за колоннадой на площади перед театром Comédie Française.

Как же я люблю эту улицу. Эти несколько километров, пересекающие весь центр Парижа, я исходила уже вдоль и поперек. На этой улице находились несколько станций метро желтой ветки. На станции «Hotel de Ville» я всегда выходила для прогулок в моем любимом Марэ, на станции «Chatelet» – чтобы зайти в недорогие магазины, расположенные вдоль улицы, на станции «Louvre» – чтобы от Триумфальной арки перед Лувром пройтись по саду Тюильри и, отыскав свободный металлический стульчик, расположиться где-то в тени деревьев с книжечкой. А сколько чашек кофе было выпито в «Старбаксах» у торгового центра BHV или у готической башни Saint-Jacques.

Ни даже легкого дуновения ветерка – город как будто застыл. Справа от меня торжественно возвышался музей Лувр, слева красовались здания с аркадами наполеоновской эпохи, за которыми гордо развевался французский флаг здания Государственного Совета. Я чувствовала себя такой чужой и незначительной на фоне всего этого великолепия, неподвластного времени. И в то же самое время я ощущала себя неотъемлемой частицей этого города, от красоты которого у меня всякий раз захватывало дух.

Я здесь, я иду по этой улице, я могу любоваться всем этими красотами и мне не надо завтра уезжать домой. Потому что я здесь живу. Здесь и есть мой дом.

«Моя любимая улица, мой дорогой Лувр, мои дорогие арочки, – я мысленно обращалась к этим гигантам, как к чему-то, что хранит в себе силу веков и способно решить мою судьбу. – Я вас так люблю, как бы мне хотелось иметь возможность в любое время вот так гулять тут и смотреть на вас. Пожалуйста, помогите мне остаться здесь. Сделайте что-нибудь…»

После такого бурного и плодотворного периода в моей жизни, я снова осталась наедине с собой, и меня опять стали мучить вопросы. Почему все так сложно? Откуда берется эта боль? Какой толк от нее? Жизнь так коротка, почему нельзя вместо того, чтобы тратить лучшие годы на пустые переживания, просто наслаждаться моментом, пока ты молод, здоров, окружен близкими людьми? Или именно она толкает нас на самосовершенствование, понимание своих истинных желаний, на создание чего-то, в конце концов? Ведь не было бы этой боли, не было бы и такой бередящей душу музыки… Может быть, великие идеи могут родиться лишь в надрыве, в разломе, в поиске… Разве удовлетворенная душа будет чего-то искать? Только, похоже, поиски никогда не закончатся, а времени так мало…

«Cause you and I we were born to die»32, – вторила мне музыка в наушниках.

Хотелось бы мне перемотать пленку вперед и оказаться там, где эта музыка больше не будет рвать сердце на части, а будет просто обычным музыкальным фоном. Но пока что я страдала и была счастлива одновременно – я в моем любимом городе, светит солнце, я могу идти, куда глаза глядят, в кошельке вроде есть какая-то мелочь, так что я всегда могу посидеть на террасе. И людей так мало, что всегда найдется столик на первой линии, а в парке Тюильри – заветный зеленый стульчик. Моя душа способна на чувства, а значит она жива, и когда-нибудь я смогу подарить эти чувства достойному человеку.

Хемингуэй тоже когда-то вот так же сидел на парижской террасе со своим блокнотом и был безгранично счастлив от пребывания здесь, даже несмотря на бедность и отсутствие элементарных удобств в квартире – например, горячей воды.

А у меня вместо блокнота был ноутбук. И имелась горячая вода. И ее даже никогда не отключали.

Часть пятая.

Новая осень

1


С возвращением всех знакомых из отпуска, в конце августа, я с радостью заново окунулась в развлечения, продлевая неумолимо уходящее лето.

Так, одним из знаменательных событий сентября был ежегодный Vogue Fashion Night Out – в связи с проходящей в Париже в это время неделей моды бутики самой люксовой улицы Парижа Faubourg Saint-Honoré оставляли свои двери открытыми до позднего вечера, привлекая гостей не только новыми коллекциями, но и разнообразной анимацией. Так, улица шопоголиков, готовых спустить несколько тысяч евро на одно платье, на один вечер превращалась в оживленный Бродвей с музыкой и толпой модников, циркулирующих вдоль бутиков, растянувшихся на два километра.

Мы с Ритой разоделись в пух и прах и влились в гудящую нарядную толпу. Мне нетерпелось посетить все эти дворцы моды, куда у меня никогда не хватало духу даже заглянуть. Мне казалось, что продавцы сразу раскусят во мне «бедную туристку», пришедшую, как в музей, поглазеть, и будут посылать мне вслед надменные взгляды. Но сейчас, смешавшись с толпой, я могла насладиться всеми этими сокровищами, спрятанными как в пещере Али Бабы, за блестящими витринами. От всей этой нескончаемой роскоши кружилась голова. Я смотрела на подтянутых консультантов, и мне на долю секунды даже захотелось оказаться на их месте, ведь они могут вот так спокойно находиться здесь, быть изо дня в день приобщенными ко всему этому великолепию. Зачем мне этот маркетинг, этот скучный офис, когда тут такая красота!

– Если бы у меня имелись такие вещи, я была бы гораздо лучшего мнения о себе, – вздохнула я.

– Поверь мне, – ответила Рита, – у всех этих женщин, которые платят за вот этот кусок ткани сумму, на которую люди могут жить месяц, еще больше комплексов. И никакая мишура не поможет от них избавиться

Многие магазины были открыты для всех посетителей, но в некоторые, устраивающие какие-то закрытые мероприятия, можно было пройти только по приглашениям. Рите удалось достать нам пригласительный в один из бутиков – там устраивали небольшой фуршет и предлагали несколько развлечений для гостей: например, возможность сделать прическу или макияж у приглашенных стилистов. Мы выпили шампанского с тарталетками, сделали себе какие-то безумные прически в стиле Марии-Антуанетты, примерили несколько сумочек, а затем довольные отправились дальше наслаждаться ночной столицей моды.

Все эти развлечения, которые были мне в новинку и которые все больше и больше влюбляли меня в этот город, все это время держали меня на плаву, несмотря на плачевную ситуацию с работой, деньгами и личной жизнью. Но солнечные дни этого аномально жаркого лета сменились привычной парижской серостью и дождями. Закончились беззаботные посиделки на террасах, и теперь, чтобы куда-то выйти, надо было закутаться в пальто и шарф, а еще не забыть взять зонт. А у меня осенний гардероб был никуда не годен, да и обновлять его было не на что.

Если раньше меня пугала Москва, то теперь стал пугать и Париж. Когда-то милый город, полный шарма, превратился в серого монстра, давящего своим бешеным ритмом и шумом, засасывающего в систему, где общество потребления навязывает свои законы. Работать в поте лица, чтобы потом все потратить на отдых и развлечения. Быть постоянно недовольным. Ведь удовлетворение от приобретенных благ такое временное, и всегда найдется что-то еще лучше.

Когда начинаешь присматриваться к этим, как раньше казалось, беззаботным людям на террасах, вдруг понимаешь, что половина разговоров состоит из жалоб на жизнь, на парня, на девушку, на работу, на пробки, на погоду… «Ça me fait chier!»33, – недовольно шипят они.

И начинаешь забывать, кто ты, и что тебе действительно нужно.

А между тем, я уже год жила в Париже. Казалось, что этот год пролетел, как один день. Время неумолимо бежало вперед, оставляя за собой все радости и разочарования. Год – это было так мало, и в то же время меня не покидало чувство, что я здесь уже лет сто. Я была уже чужой на своей родине, но и здесь я еще не прижилась. Я как будто зависла между двух миров.

С первых минут моего пребывания здесь меня не покидало ощущение, что я наблюдаю за происходящим со мной, словно на экране. Вот уже год я смотрю на эту белку в колесе, которая, свесив язык через плечо, старательно бежит по замкнутому кругу. Какой-то бесконечный сериал, где зритель все никак не дождется главного – положительной развязки.

Все тот же офис. Все та же неопределенность. Все то же довольное загорелое лицо Кристофа.

– Перестань грустить, тебе так идет улыбка!

Ему-то легко говорить. Он вернулся из отпуска, у него рабочий контракт и отличная зарплата, его все любят. Да еще он, как назло, нашел себе какую-то новую девицу, и похоже у них все серьезно.

Я абсолютно бессильна и никчемна по сравнению с ним. Да по сравнению со всеми вокруг. В этой стране или в другой. Я потерпела поражение по всем фронтам. У меня нигде не получилось: ни сделать карьеру, ни построить отношения. Видимо, проблема во мне, а не в месте нахождения, ведь везде наблюдался один и тот же результат. От перемены мест слагаемых сумма не меняется…

Мое сердце мучительно билось в ожидании решения относительно продления моего контракта. Ведь мне оставалось всего три месяца до окончания моей визы, а дальше… Всякий раз мой директор говорил, что он должен посмотреть на итоги года, прежде чем принять решение. Неужели, все мои старания прошли даром? Может быть, надо было тоже провести эти месяцы в болтовне с коллегами, было бы больше толку?

Нервная система не выдерживала всего этого груза эмоций и напряжения. Понимая, что в своем нынешнем состоянии я все равно не смогу ни с кем нормально общаться, я просто превратилась в затворницу. Я больше никуда не выходила по вечерам, потеряла интерес ко всему, что происходит вокруг, а главное – интерес к самой себе. Мне казалось, что я неудачница, и даже если мне по окончании визы в конце года придется покинуть Париж, то и скатертью мне дорожка – значит это все, чего я достойна.

Я машинально ездила на работу и выполняла свои обязанности, вечером возвращалась домой, залезала под одеяло с бокальчиком красненького и смотрела сериалы. Я предпочла уйти с головой в мир вымышленных героев фэнтези-сериалов, и это отвлекало меня от мира реального, где все, казалось, были против меня.

Возможно, это был единственный сценарий для меня, и я должна была пройти через этот период. Должна была повариться в своей депрессии, чтобы последующая компенсация не стала такой пугающей. Ведь когда удача заслужена, можно не бояться ее спугнуть.

Это был своеобразный уход в себя, необходимый для отдыха от периода небывалой активности, для переосмысления, успокоения.

2


Я была готова и дальше сидеть в своем укрытии, пока в один прекрасный день не поняла, что у меня больше нет денег. Нужно было отдавать накопившиеся долги и кредиты, а зарплаты катастрофически не хватало. После долгих сомнений я все-таки решила пасть в ноги «Старичку», у которого я жила прошлой осенью, и просить его приять меня обратно, и таким образом сэкономить на оплате квартиры.