Но «Старичок» выслушал Романа, и послушно ретировался, оставив меня собирать вещи. Я покидала свои скромные пожитки в чемоданы, что-то побросала в пакеты, и через десять минут мы уже стояли на пороге и обменивались со «Старичком» короткими прощальными фразами. Позже я еще долго корила себя за то, что так холодно попрощалась и так резко исчезла. Но тогда мои нервы были на пределе, я все еще не верила, что это происходит наяву. Я уезжаю отсюда! Как узница замка кощея, освобожденная прекрасным принцем.

– Что ты ему сказал, что он так спокойно воспринял мой отъезд? – наконец спросила я, когда мы погрузили вещи и уселись в машину.

– Сказал, как есть. Что ты переезжаешь ко мне, и спасибо за все. Я еще спросил, на каких условиях ты у него жила. Он подтвердил, что за помощь по хозяйству. А то я как услышал про бесплатное жилье с мужчиной, сразу подумал про другое.

– Ты и правда это подумал? Он же инвалид! Я же тебе говорила.

– Ну, я должен был это увидеть своими глазами, чтобы убедиться.

– Теперь я буду убираться и готовить у тебя, так что ты не пожалеешь, – попыталась пошутить я.

10


Тем временем, я получила, наконец, приглашение на собеседование. И не просто в бутик. А в бутик на avenue Montaigne – улице самых люксовых марок и одного из самых роскошных парижских отелей Plaza Athénée. На балконах этого отеля, увитых красными геранями, девушки всего мира мечтали полюбоваться на Эйфелеву башню, как Кэрри Брэдшоу в знаменитой сцене из сериала. В отличие от rue du Faubourg Saint-Honoré, где, помимо люксовых, были представлены и марки среднего класса, на avenue Montaigne были только дорогие бутики, по ней ходила особая публика, и казалось, что простому человеку там делать нечего, поэтому я всегда обходила ее стороной. А теперь, возможно, я буду там каждый день!

Для меня так и осталось загадкой, как меня приняли на эту работу, потому что мой уровень французского по-прежнему оставлял желать лучшего, а мои навыки в продажах были нулевыми. Принимавшая собеседование директриса магазина в тот же день сообщила, что я им подхожу, и что французский язык для меня не так важен, потому что моей главной задачей будет работа с русскими клиентами. И вообще, меня брали лишь по контракту на полгода для поддержки основной команды продавцов в туристический сезон, да еще и на два с половиной дня в неделю. Поэтому я была спокойна, думая, что «старенькие» коллеги не воспримут меня как конкурентку, да и начальство не будет драть три шкуры и требовать заоблачных продаж.

Но, как оказалось позже, мои ожидания были далеки от реальности.

Первые дни я, как завороженная, разглядывала экспозицию магазина на двух этажах, а также всюду следовала за старшей продавщицей, которой я должна была ассистировать во время ее продаж и наблюдать, как она работает с клиентами. Некоторые примерки могли длиться часами, и я бегала туда-обратно на склад за нужными вещами и размерами. Присесть нельзя было ни на секунду. Да и просто постоять. Директриса всегда ругалась, когда видела кого-то без дела. Даже когда не было клиентов, она заставляла проверять, ровно ли все расставлено на витринах, одинаковое ли расстояние между вешалками, все ли вещи экспозиции представлены в самом маленьком размере, а то и отправляла разбирать склад. К концу первого дня от постоянного нахождения на ногах и беготни по лестнице я начала чувствовать тяжесть в ногах. А свое первое после рабочей недели воскресение я провела, лежа на диване с поднятыми ногами, щедро намазанными гелем от варикоза.

Я всегда представляла себе продавщиц элитных бутиков молодыми красотками, плывущими, словно лебеди, вдоль стеллажей, и была удивлена, увидев самых обычных девушек сильно за тридцать, уставшего и озабоченного вида, то ли из-за поставленного плана продаж, то ли из-за проблем с детьми – у кого-то ребенок болел, у кого-то закрыли школу из-за забастовки, а работу-то никто не отменял. По утрам у них явно было полно других более важных, чем укладка и макияж, забот. Целыми днями они только и говорили о «плане», обсуждали клиентов, пересчитывали выручку. Казалось, у них, как у Скруджа МакДака, в глазах постоянно крутились доллары. Все думали только о продажах, процент с которых в конце месяца стал бы некоторым прибавлением к их мизерной зарплате.

Каждое утро рабочий день начинался с короткой встречи, на которой директриса сообщала наш objectif48 по продажам на сегодня и насколько был выполнен тот самый «план», а также непременно устраивала разбор полетов: Селин по продажам в этом месяце уверенно лидирует, а вот Корин надо бы подтянуться, она явно не дотягивает до objectif. В прошлом продавщица, в рекордные сроки дослужившаяся до директрисы бутика, она не давала спуску никому и заставляла выкладываться по полной. Я где-то читала, что работа в условиях постоянной конкуренции сильно вредна для здоровья, и мне было сложно представить, как девочки выдерживали эту постоянную борьбу. Хотя, наверное, чтобы работать на avenue Montaigne, надо было иметь определенный склад характера. А может быть, это был их главный источник адреналина.

Вопреки моим мечтам о фирменной одежде, мне, как и другим девочкам, выдали обычный черный костюм, в котором было жарко и тесно. Наша раздевалка находилась на минус первом этаже – это было малюсенькое помещение по соседству со складом одежды, где продавцы еле помещались все вместе в конце рабочего дня. Рядом в маленьком уголке без окон и без дверей сидела согнувшись в три погибели над швейной машинкой наша портниха Оля. Тут же находилась такая же микроскопическая кухня, где работники могли разогреть в микроволновке принесенные обеды, которой я в итоге ни разу не воспользовалась, даже в целях экономии – обеденный перерыв был единственным временем, когда можно было увидеть дневной свет.

В бутике действовал принцип казино – клиенты не должны чувствовать времени, поэтому все окна заслоняли витрины, и мы были как будто отрезаны от внешнего мира. И конечно же, в районе самой дорогой улицы Парижа был крайне ограниченный выбор недорогого питания, поэтому я почти всегда ходила в одно и то же заведение под названием «Paul» на avenue Franklin Roosevelt и заказывала там один и тот же пресный сэндвич с кофе.

Так, за витриной шика и богатства оказалась жизнь, далекая от привлекательности, а порой даже и унижающая человеческое достоинство.

Через пару недель мне разрешили самой обслуживать клиентов, и директриса еще раз подчеркнула на общей встрече, что я должна работать только с русскими. Но в мире люксового закулисья явно не существовало понятия честного разделения клиентов, а довлеющий над всеми objectif заставлял каждого крутиться, кто как может. В коллективе царила атмосфера постоянного напряжения, вранья и подсиживания. Это была в прямом смысле война за клиентов. Девочки буквально зубами вырывали друг у друга клиентов, лишь только учуяв их покупательский потенциал. Как человек новый и не знающий еще всей местной кухни, поначалу я не участвовала в этой войне и охотно уступала девочкам, когда они под разными предлогами забирали у меня клиентов. Старшая продавщица, например, могла послать меня что-то принести со склада, когда в магазин заходила какая-нибудь русская пара с мужчиной – ходячим кошельком. Или, когда моя клиентка после долгой примерки откладывала вещи и возвращалась за ними на следующий день, когда я не работала, попавшая на нее продавщица могла спокойно записать продажу на себя, хотя на отложенных вещах всегда отмечалось имя реального продавца.

Таким образом, первые недели мне доставались лишь заблудшие туристы с их традиционными «спасибо, я просто смотрю», а также «доставалы» – так девочки называли между собой француженок, способных провести часы в примерочной ради одного шарфика. «Доставалы» приходили в бутик не с целью покупки, а с целью провести время (ну, или с целью вынуть всю душу из продавца). Многих таких «доставал» все уже знали в лицо, поэтому стоило одной такой появиться на пороге магазина, как все продавщицы резко испарялись. Все, кроме меня.

Но такое положение вещей меня вполне устраивало. Я старалась хорошо выполнять свою работу, всех клиентов, даже самых безнадежных, обслуживала, как надо, ни с кем не ругалась и ни на кого не жаловалась, много времени проводила на складе, раскладывая вещи после чужих примерок, или просто разбирая плохо сложенную обувь и одежду. И все шло хорошо, пока директриса, подводя итоги месяца, не обнаружила, что мои продажи сильно отстают от продаж всех остальных продавщиц. С этого момента моя спокойная жизнь закончилась. Теперь она придиралась ко мне при любой возможности:

– Ну почему у тебя клиент купил только одну рубашку? Ты же знаешь, что если клиент хочет одну вещь, то надо продать ему целый look! Нужно заставлять клиентов мечтать, понимаешь, мечтать!

– Ну что ты стоишь у кабины, словно статуя? Нужно зайти к клиентке, помочь ей застегнуть платье, клиенткам нравится, когда за ними ухаживают, разговаривают. Спроси, как поживает ее дочка/внучка/собачка!

И ей было бесполезно объяснять, что я не могу заставлять мечтать на языке, которого не знаю. И потому я только молча слушала ее упреки, понимая, что у меня все равно никогда ничего не получится, ведь у меня не было главного. Того, чему не учат ни в бизнес-школах, ни на sales trainings49. У меня не было наглости.

Ощущения вселенской несправедливости накапливались, словно снежный ком. Часто я возвращалась домой и рыдала – то ли от обиды, что со своими тремя дипломами я попала в коллектив, где люди могут похвастаться разве что школьным аттестатом, то ли из-за злости на саму себя, что я не способна дать другим отпор. А может быть, из-за того, что изо дня в день люди покупали за деньги, равные моей месячной зарплате,…пару штанов.

В редкие моменты, когда я все же попадала на хороших русских клиентов, я делала прекрасные продажи, и мои показатели резко взлетали. Например, один раз в магазин вошла совершенно ничем не примечательная русская женщина, внешний вид которой смог обмануть даже самую бывалую старшую продавщицу, которая по привычке ретировалась, оставив клиентку мне. В итоге женщина купила одежды на десять тысяч евро, что для нашего бутика было колоссальной суммой для одной продажи. Директриса публично поздравила меня за такой потрясающий результат, а продавщицы лишь нервно кусали губы. В какой-то момент я поняла, что если и дальше буду тихо отсиживаться, я всегда буду самой последней. И я перестала уступать. Я смело шла к русским клиентам и заводила с ними разговор, после чего уже никто не мог перехватить продажу. Я без устали предлагала клиентам примерить все новые и новые вещи, и любую одежду снабжала сумками, обувью и аксессуарами. Я стала разговаривать с француженками, не стесняясь своего акцента и ошибок. Я поняла, что французский так долго мне не давался, потому что я просто на нем не говорила. А оказавшись в ситуации, когда у меня не осталось выбора, я смогла наконец преодолеть языковой барьер. За эти месяцы я не только существенно повысила свой уровень французского, но и выучила все виды одежды, части тела, названия материалов и мехов, и еще много-много всевозможной специальной лексики, которой не учат на языковых курсах. Довольная моей работой директриса даже продлила мой контракт до конца года.

Несмотря на то, что эти восемь месяцев мне дались тяжелее, чем восемь лет в маркетинге, я все же добилась главного – золотой строчки в резюме. И теперь я могла искать работу аж по двум профессиям.


11


А между тем, мы с Романом продолжали жить вместе. Когда я работала, он забирал меня из магазина, и мы вместе ехали гулять. В выходные я посещала языковые курсы и занималась хозяйством, с нетерпением ожидая его возвращения. Теперь мне было гораздо проще противостоять всяким неприятностям на работе, ведь у меня было мое уютное семейное гнездо. Хотя до семьи было явно еще далеко, а тем временем до конца моей студенческой визы оставалось всего полгода.

Я, конечно же, ждала предложения руки и сердца, потому что это был объективно единственный способ остаться в стране, и не со студенческим, а рабочим статусом. Несмотря на сторонние пересуды из серии «не женится – значит не любит», я понимала, что для француза женитьба является серьезным шагом. В моем окружении многие пары вступали в брак уже после рождения детей, а то и не вступали вовсе. Далекие от иммигрантских проблем, французы явно не задавались вопросом, а как, собственно, они видят дальнейшие отношения с человеком, у которого скоро заканчивается виза. К тому же, как и любой мужчина, Роман, казалось, вообще об этой перспективе и не задумывался, да и я, памятуя о своем горьком опыте, больше не затрагивала тему будущего.

Представляешь, мы еще ни разу не ругались. С ним так легко. Но я не расслабляюсь. Стараюсь чего-то добиться сама и не висеть на его шее.