Я вынул свой пульсирующий и изнывающий от боли член и поднялся.

— Так и оставайся, — произнёс я и засунул своего парня обратно в боксёры, чтобы совершить короткую прогулку к хранилищу в задней части церкви: небольшому шкафу, где мы держали наши священные масла.

Мои руки дрожали, когда я открывал двери. Это были масла, благословлённые во время Страстной недели (прим.: последние шесть дней Великого поста, предшествующие Пасхе и следующие за Неделей цветоносной) моим епископом, они используются только для таинств типа крещения, конфирмации (прим.: в латинском обряде Католической церкви другое название таинства миропомазания, в ряде протестантских церквей — обряд сознательного исповедания веры) и елеосвящения (прим.: таинство православной и католической церквей, заключающееся в помазании тела освящённым елеем, одно из семи таинств). Я выбрал стеклянный флакон — масло миро (прим.: специально приготовленное и освящённое ароматическое масло) — и пошёл обратно к Поппи, усердно стараясь не смотреть на распятие и табернакль.

Она осталась на полу: её юбка всё ещё была скомкана на талии, щёки раскраснелись. Как только снова запер дверь, я встал над Поппи и потянул за свой воротник, пытаясь его снять.

— Нет, — сказала она, её зрачки были большими и тёмными. — Оставь его.

Мой член дёрнулся. Грязная девчонка.

— Ты когда-нибудь убьёшь меня, — ответил я ей и встал на колени.

Перевернул её на живот, чтобы её сладкая попка была перед моим лицом и чтобы она могла положить свою голову на руки, если будет необходимо.

Я раскупорил бутылочку и макнул в масло кончик своего пальца, которым после обвёл тугой бутон её попки. Она задрожала от моей ласки, невольно напрягаясь каждый раз, когда я её там касался. Но её киска тоже трепетала, и я мог видеть, как Поппи начала прижимать бёдра к полу, пытаясь несколько облегчить боль в клиторе.

Добавив больше масла на свои пальцы, я начал дразнить и исследовать ободок её дырочки, массируя его, расслабляя. Запах бальзама — древний, елейный — заполнил комнату.

— Ты знаешь, что это такое, Поппи? — спросил я. Она покачала головой, лежащей на руках. — Это священное масло. Его используют при крещении или посвящении в духовный сан. Им даже мажут стены церкви при постройке.

Я провёл рукой по гладкому и твёрдому изгибу её спины, чувствуя её вздох напротив моего прикосновения, и в этот самый момент мой палец проскользнул внутрь.

Она ахнула.

— Я тебя помазал им, — объяснил ей. — Я освятил тебя изнутри. Чувствуешь это? Это мой палец трахает твою задницу. И буквально через минуту это будет мой член. Мой член будет освящать тебя. Нет, не прикасайся к себе, сладкая. Мы ведь собираемся кончить вместе.

Я взял её руку, ранее скользившую по её животу, и завёл ей за голову, в то же время продолжая обрабатывать её попку своим пальцем в масле. Её задний проход был таким чертовски тесным, и осознание того, что мой член скоро прорвётся в неё, превращало меня в безумца.

Я не мог больше ждать. Я налил приличное количество масла на свою ладонь, а затем провёл ею по члену — вид, открывающийся передо мной, и я сам, скользящий в своей руке, толкали меня через край.

— Тайлер, — произнесла Поппи, оглядываясь на меня. — Я занималась этим прежде. Но не с таким размером, как у тебя, — она выглядела слегка нервной, но всё ещё лежала на полу, готовясь быть оттраханной.

Я желал сказать ей, что буду нежен с её задницей, но всё же не хотел давать обещание, в исполнении которого не мог быть уверен (потому что, блядь, едва ли я мог держать что-либо под контролем, глядя на всё это). Вместо этого я прошептал:

— Скажи мне остановиться, и я тут же прекращу, хорошо?

Она кивнула и опустила голову, приподнимая свои бёдра навстречу мне. Наклонившись, одной рукой я направил свой член к её входу, а другой потянулся к маслу, наливая его ещё больше на её попку и на свой член до тех пор, пока мы полностью не стали скользкими и готовыми к траху.

Я поставил склянку на место и снова начал её ласкать, толкаясь в её тесноту и чувствуя, как она открывается мне навстречу и медленно впускает меня.

Головка моего члена нажимала, нажимала и наконец ослабила первоначальное сопротивление, и вдруг я оказался внутри, а её попка окутала меня настолько тугим жаром, какого не чувствовал никогда раньше, даже с другими девушками, с которыми занимался этим. Мне было необходимо опустить голову, сделать несколько глубоких вздохов и досчитать до десяти, прежде чем я мог быть уверен, что не взорвусь слишком рано, дабы насладиться ею должным образом.

Я сделал небольшой толчок.

— Ох, ягнёнок, это будет плотное трение, — предупредил я.

И так оно и было.

В тот момент, когда полностью погрузился в неё, я остановился, давая ей время привыкнуть к моему размеру. Она набрала и выпустила воздух, а потом резко и жадно вдохнула, когда я нашёл её клитор и принялся за него. Я не шевелился какое-то время, просто давал ей почувствовать мою полноту, пока пытался использовать созданное в ней напряжение, подводя её к краю обрыва, чтобы мы могли спрыгнуть вместе.

Мне хотелось уточнить, готова ли Поппи к большему, но я знал, что она будет разочарована всегда спрашивающим разрешения Хорошим-Парнем-Тайлером, поэтому начал медленно двигаться, в любой момент ожидая от неё сигнала о том, что ей необходимо время или что мне нужно остановиться.

Я поднял её бедра, поставив её на четвереньки. Тишина.

Я устроил своё собственное тело, чтобы продолжать ласкать её клитор. Тишина.

Я вышел всего на дюйм, а затем толкнулся внутрь тоже на дюйм. Тишина.

И постепенно привыкнув, она показала своё желание, толкаясь ко мне как ненасытный котёнок, коим и была, хныкая в знак протеста, когда моя рука покидала её клитор. И я давал ей всё больше и больше, пока не начал вытаскивать свой член до головки и скользить им обратно, до сих пор не торопясь, даже хладнокровно, но теперь наращивая темп.

В то же время я гладил её ноги и спину, ласкал клитор и повторял, какой хорошей девочкой она была, такой хорошей маленькой шлюшкой, позволяющей мне трахать её сладкую попку, моей покорной маленькой шлюшкой, принадлежащей мне, не так ли? Она только и хотела меня внутри себя, только и жаждала мой член, мои пальцы и мой рот.

Она кивала в ответ на мои слова, на все из них, дрожала, пока я трахал её, покрытую потом, и сотрясалась, словно её лихорадило. Я намеревался сдерживать её до самого конца, но такой вид сводил меня с ума, делал меня одержимым от мысли о её кульминации, пока мой ствол находится в её попке, поэтому я взялся за её клитор всерьёз, надавливая на него подушечкой моего среднего пальца и кружа над ним жёстко и быстро, как ей нравилось.

Через несколько секунд она кричала, прижимая задницу к моим бёдрам так, что я был похоронен в ней по самые яйца, её пальцы царапали ковёр, а бессловесное хныканье вырывалось из её горла. Я наблюдал, как она распадалась на части. Тщательно собранная и вылепленная оболочка Поппи Дэнфорс исчезала как строительные леса, оставляя после себя дрожащее и слабое создание, состоящее из желания, а после она выдавила из себя одно слово — это был конец, я был потерян. Потерян для своего контроля, своих обетов, для всего остального, за исключением необходимости отметить эту женщину самым примитивным и низменным из возможных способов.

Одно слово.

«Твоя».

Теперь я вёл себя грубо, стискивая её бедра и врезаясь в неё, ворчал себе под нос, преследуя своё освобождение, пока она задыхалась от остаточных толчков своего оргазма, а её задница была такой чертовски скользкой, такой чертовски тесной, продолжающей сжимать меня снова и снова. И потом меня накрыло, словно приливная волна темноты, настоящего безумия, грохочущего и рычащего; это прокатилось вдоль моего позвоночника к яйцам, — чёрт побери, я кончал, кончал, кончал так, что помутилось в глазах, и уже собирался упасть в обморок, пока разряжался: упасть в обморок или просто продолжить кончать и кончать, будто тому не было завершения.

Я вышел в последний момент, поэтому мог наблюдать, как мой оргазм хлестал её задницу и, возвращаясь каплями и ручейками со спермой, чем-то напоминающими дождь, стекал в многослойную розу её входа и по изгибам спины и бёдер.

Поскольку моё зрение прояснилось и мои чувства вернулись, я мог восхититься своей авторской работой: задыхающейся, дрожащей женщиной передо мной, покрытой полностью мной.

Поппи вновь растянулась на животе, каким-то образом делая это элегантно и эротично.

— Приведи меня в порядок, — скомандовала она, будто маленькая королева, которой и была, а я поспешил подчиниться.

Я вымыл её влажным полотенцем и после продолжал удерживать на полу, пока массировал ей бёдра, спину и руки, шепча милые слова, какие мог придумать на латинском и греческом языках, и цитировал «Песнь песней», когда покрывал каждый дюйм её кожи поцелуями.

И по тому, как она улыбалась про себя, как всякий раз закрывала глаза, пытаясь скрыть слёзы, я мог сказать, что это было тем, чего никогда не делал Стерлинг. Он никогда не заботился о ней после секса, никогда не баловал её, не хвалил и не вознаграждал.

Я даже не пытался не чувствовать триумф по этому поводу.

И после того, как Поппи была приведена в порядок, мы сели и продолжили работать над нашим сбором средств. Она помогла мне подготовиться к мужской группе, а затем отправилась в женскую в дом Милли. Всё это время я ощущал аромат масла на нашей коже, и ничего, кроме пребывания с этой женщиной каждую минуту каждого дня, не будет достаточно, чтобы утолить разверзшийся в моём животе голод.

Или, что было более опасно, утолить голод в моём сердце.


ГЛАВА 16.

Нечто поменялось для меня в тот день, нечто, как я понял, было изменено на какое-то время. Это походило на чувство, испытываемое мною в детстве, когда я снимал свои роликовые коньки после нескольких часов катания и мои ноги ощущались аномально невесомыми и лёгкими. Или, возможно, походило на то чувство, когда папа, Райан и я, отправившись в поход, наконец-то сбрасывали рюкзаки на землю после нескольких часов движения, и я ощущал себя настолько свободно, что мог поклясться, будто зависал на несколько дюймов над поверхностью.

Я не мог дать этому название, но это были лёгкость и подъём и имело какое-то отношение к Лиззи. Нечто общее с разделением её смерти и последствий с Поппи, к её сказанным шёпотом словам: «Является ли Лиззи той причиной, почему ты боишься перестать сдерживаться со мной?»

Теперь я осознал, пока в своей ладони перебирал чётки Лиззи, что именно моя сестра стала причиной многих событий. Она была причиной всему. Её смерть стала тем бременем, которое я нёс, было бы ошибочно мстить. Но что, если я могу изменить это? Что, если я могу забыть месть ради любви? Это было именно тем, что призваны делать христиане: в конечном счёте ставить любовь превыше всего.

Любовь. Это слово было бомбой. Неразорвавшейся бомбой, живущей в моей груди.

Той ночью я написал Поппи: «Ты не спишь?»

Биение сердца и: «Нет».

Мой ответ был незамедлительным: «Я могу прийти? У меня для тебя подарок».

«Ну, я собиралась сказать нет, но теперь, зная о подарке… Приходи;)»

Надев тёмную футболку и джинсы, я проложил осторожный и спокойный путь через парк. Было уже поздно, и парк был расположен в природной лощине, защищённой от взглядов, но я до сих пор нервничал, поэтому стремительно шагал вниз, придавливая сорняки и высокую траву на пути к калитке Поппи. Я открыл её, морщась от каждого скрипа ржавой защёлки, а затем достиг её двери и постучал несколько раз по стеклу.

Она открыла дверь, и её лицо озарила самая красивая чёртова улыбка, какую я только видел.

— Ничего себе, — сказала она. — Ты здесь. Как нормальный человек.

— Неужели ты сомневалась, что раньше я не был нормальным?

Она покачала головой, отходя в сторону, чтобы я мог пройти внутрь, а затем закрыла за мной двери.

— Я никогда не встречалась с кем-то, кого фактически не могу пригласить на свидание. И почти убедила себя, что ты существуешь только в церковных стенах.

— Встречаемся? — мой голос прозвучал слишком возбуждённо, слишком взволнованно. Я откашлялся. — Я имею в виду, мы встречаемся?

— Даже не знаю, чем ты считаешь то, когда грубо трахаешь чью-то задницу, Отец Белл, но я называю это так.

Внезапное чувство страха поселилось в моём животе — я шагнул к ней, схватил за руку и потянул её к себе, чтобы появилась возможность увидеть её глаза.

— Болит? — спросил я обеспокоенно.

Поппи просияла, посмотрев на меня:

— Только в хорошем смысле, — она приподнялась и поцеловала мою челюсть, а затем направилась в сторону кухни. — Хочешь выпить? Дай угадаю… Космо? Нет — гранатовый мартини.