Я мог видеть, как она становится более влажной, её щёлка практически рыдала для меня, но мне было всё равно — пусть плачет; затем последовала мощная волна: моя сперма покрыла всю её вчерашнюю одежду, кульминация была сильной, но резкой, неприятной и короткой, потому что Поппи не разделила её со мной. Она не была удовлетворена, поэтому и я тоже не был, хотя всё это произошло не ради удовольствия — ради своего рода мести, и, Боже, я был грёбаным мудаком.

Я сел на пятки, мои щёки покраснели от стыда. Я должен был прикоснуться к ней: мне следовало развести её ноги в стороны и вылизывать её, пока она не кончит. Какого рода ублюдок сделал бы такое с женщиной — в тот момент пьяный и ревнующий — и не отплатил бы тем же? Но как бы я прикоснулся к ней теперь, когда чувствовал себя так отвратительно из-за своих грехов и неудач, когда всё ещё был настолько подозрителен и расстроен, что не мог доверять себе контролировать её тело?

Я не мог. До этого я думал членом, но стало бы ещё хуже, прикоснись я к ней с подобными чувствами, бушующими внутри.

Запихнув себя в трусы, я схватил полотенце и вытер сперму с её одежды настолько тщательно, насколько это было возможно.

— Ты… Мы не… — Поппи обернулась и посмотрела мне в лицо, не утруждая себя поправить юбку; вид её обнажённой киски послал толчок прямо в мой член. Я бы снова стал твёрдым через минуту.

Я заставил себя отвести взгляд:

— Позволь мне помочь тебе встать. И затем, думаю, тебе следует пойти домой.

Она встала и прижалась ко мне.

— Ты пил, — сказала она, глядя мне в глаза. — Выглядишь дерьмово.

Поппи потянулась, чтобы погладить мою щёку, но я поймал её руку, удерживая ту в воздухе, пока боролся с тысячами тёмных искушений, с ощущением того, что, трахнув её достаточно жёстко, я бы смог стереть Стерлинга из её памяти.

Я отпустил её руку.

— Иди домой, — устало произнёс я. — Пожалуйста, Поппи.

Её взгляд ожесточился, глаза как огромные агатовые камни решимости.

— Нет, — ответила она, и это был тот сенаторский голос, тот самый голос председательницы ФРС (прим.: Федеральная Резервная Система, также известная как Федеральный Резерв или Fed — это центральный банк США). — Наверх. Живо.

Я не собирался спорить из-за её тона и ещё потому, что, поднявшись наверх, она как раз смогла бы уйти, но, как только мы достигли моей гостиной, Поппи положила свои ладони на мои плечи и повела меня к ванной комнате вместо того, чтобы отправиться к двери, а я оказался пьянее, нежели думал изначально, поскольку едва ли мог двигаться, не врезаясь в стены, и дерьмо, на улице по-прежнему было светло. До четырёх часов дня мне удалось напиться в стельку и наебать самую совершенную женщину в мире.

Тайлер Белл — Американский Герой.

Я позволил Поппи подвести меня к краю ванны, куда и сел.

— Почему ты не идёшь домой? — спросил я жалобно. — Пожалуйста, иди домой.

Она опустилась на колени и расшнуровала мои кроссовки, нетерпеливо дёргая за верёвочки.

— Я не оставлю тебя в таком виде.

— Мне не нужна забота, чёрт побери.

— Почему? Потому что чувствуешь себя слишком уязвимым? Поэтому ты не трахнешь меня? Или не прикоснёшься? Или даже не посмотришь мне в глаза?

— Нет, — пролепетал я, хотя это была правда, которую мы оба знали.

— Поднимайся, — приказала Поппи тоном руководителя, и я повиновался, не наслаждаясь подчинением, но получая удовольствие от взаимодействия, от того, как она возилась со мной, как заботилась обо мне. Будто любила меня. Она стянула мои шорты, так что я остался голым, а затем потянулась через меня и включила душ. — Внутрь.

Я хотел запротестовать, пока не увидел, как Поппи расстёгивает свою блузку и сбрасывает каблуки. Она собиралась присоединиться ко мне.

Горячие брызги ощущались как небеса на моих воспалённых мышцах, потом рядом оказалась Поппи, и было ещё что-то с ароматом чистоты на мочалке; на какое-то время всё сосредоточилось на свежем запахе мыла, массаже мочалкой и мягком потоке воды, тёплом и утешительном. Когда она поставила меня на колени, чтобы помыть мне волосы, я без вопросов опустился на пол, прижимаясь лицом к её животу и одновременно гадая, существует ли слово для кожи, означающее больше, чем податливая, мягкая и сексуальная, — слово, объединяющее все эти качества в одно.

Я закрыл глаза и застонал, в то время как она массировала мне кожу головы, её пальцы создавали такое давление, которое и расслабляло, и стимулировало. Я сдвинул своё лицо и с мольбой поцеловал её пупок. Молил, однако, о том, чего не знал.

Но я точно знал, что впервые за двадцать четыре часа не был охвачен шквалом эмоций, не тяготился виной и не наказывал себя. Я был с Поппи, и её киска находилась совсем близко к моему рту, поэтому я наклонился и поцеловал вершинку её клитора, чувствуя дрожь под губами.

Но она упёрлась ладонями в мои плечи и оттолкнула меня от себя.

— Нет, пока я не позабочусь о тебе, — заявила она, смывая шампунь с моих волос.

Затем она оставила меня на том же месте, купаясь сама. Поппи не пыталась устроить шоу, не старалась быть соблазнительной, но до сих пор это была одна из самых сексуальных сцен, которую я когда-либо наблюдал: как её соски скользили между пальцами, пока она намыливала свою грудь; как пена струилась по её животу, а после стекала к её щёлке и бёдрам; как вода лилась по плавным полушариям её задницы, пока она, откинув голову назад, стояла под душем.

Когда Поппи выключила воду, мой член уже стал твёрдым как грёбаный камень, и я поймал её на том, как она краем глаза рассматривала мою эрекцию, глядя на меня с таким голодом, что мне захотелось взять её прямо на полу ванной.

Но ещё я протрезвел (не так уж и сильно) и понял, каким подонком был с ней в подвале, а также осознал, насколько не заслуживал такого ласкового обращения, каким она одаривала меня сейчас. Поэтому я не стал никого брать, просто вытерся и позволил оттащить себя к кровати.

— Ложись, — сказала она. — И засыпай.

Она не останется со мной? Блядь.

— Поппи, прости меня. Я не знаю…

— Что на тебя нашло? — закончила она за меня. — Судя по всему, полбутылки скотча. Но, — и тут Поппи опустила глаза, — думаю, я заслужила это.

— Нет, — произнёс я решительно, ну, не очень решительно, потому что теперь, устроившись на подушке, понял, что комната вращается вокруг меня. — Ты ничего подобного не заслуживаешь. Мне сейчас так стыдно за себя, я не стою того, чтобы ты даже находилась здесь. Тебе нужно уйти.

— Я не уйду, — ответила она с той же твёрдостью, которую я был не в состоянии проявить. — Тебе следует вздремнуть, а я почитаю книгу. Когда проснёшься, у меня найдётся способ, которым ты загладишь свою вину. Ладно?

— Ладно, — прошептал я, будучи неуверенным, заслуживаю ли того или нет.

Но ещё мне хотелось, чтобы она знала, почему я был таким ослом, почему вёл себя, как феноменальный ублюдок. То было глупое человеческое желание найти оправдание своим действиям: словно мне можно будет стереть все ошибки, как только она узнает мои причины.

Как тот, кто профессионально выслушивал рассказы о людских проступках и об их причинах, я должен был придумать что-нибудь получше. Но я был в отчаянии из-за того, что Поппи не испытывала ко мне лютой ненависти, и да, возможно, существовала крошечная часть меня, которая тоже хотела свалить с больной головы на здоровую, потому что — давайте смотреть правде в глаза — она провела ночь со Стерлингом, а затем заявилась сюда в своём вчерашнем великолепии, и как я, мать вашу, должен был реагировать?

— Я знаю: прошлой ночью ты была с ним, — выпалил я и затаил дыхание, страшась, что она подтвердит это, но куда больше страшась того, что попытается отрицать.

Но Поппи не сделала ничего подобного. Вместо этого она вздохнула и натянула одеяло до моей груди.

— Мне известно, что ты знаешь, — произнесла она. — Стерлинг рассказал об отправленном тебе фото, — затем отвела взгляд: — Я чертовски сильно ненавижу его.

Это слегка воодушевило меня. Может, прошлой ночью, в конце концов, вовсе не было секса. Может, всё это не было продуманной прелюдией к тому, чтобы сказать мне об уходе Поппи к Стерлингу.

— Я не трахалась с ним, Тайлер, — заметив мой взгляд, сказала она.

И я поверил ей. Возможно, дело было в её откровенности и честности. Возможно, в её широко распахнутых и невинных глазах. Или, может, это было нечто более эфемерное: духовная связь, знающая, что её слова искренние.

В любом случае я решил поверить в сказанное ею.

Поппи сделала глубокий вдох:

— Мы поговорим ещё, когда ты проснёшься. Но я не… Ничего не было. Я не касалась его… Он не касался меня.

Поппи нашла мою руку и сжала её — это движение стало осью, вокруг которой пьяно накренилась комната.

— Я хочу только тебя, Отец Белл.


ГЛАВА 20.

— Просыпайся, соня.

Голос пронзил туманную, размытую завесу тяжёлого сна; звуковые волны и нервные рецепторы работали вместе, дабы пробудить мой мозг, уговорить меня проснуться и вернуться в мир трезвой жизни.

Мой мозг не хотел этого понимать. Я перекатился, но вместо того, чтобы найти одну из моих старых, тонких подушек, моё лицо наткнулось на обнажённую плоть. Голые бёдра. Я обнял их бездумным жестом, зарываясь лицом в гладкую, ароматную кожу.

Пальцы прошлись по моим волосам:

— Время вставать.

То были больше бёдра, чем просьба, однако в итоге мне удалось открыть глаза, и как только я сделал это, тут же пожалел о содеянном.

— Брр, — простонал я. — Чувствую себя дерьмом.

— Из-за выпивки или твоего поведения?

Я прижался лицом к бедру Поппи.

— Оба варианта, — пробормотал я.

— Как я и думала. Что ж, время почувствовать себя лучше. Я оставила для тебя кое-какую одежду на кровати.

Бёдра исчезли, что меня опечалило. Поппи свесила ноги с кровати, встала и потянулась так, словно находилась в одном положении долгое время, но она больше не была обнажена, одетая теперь в короткую тунику с поясом на талии и сандалии-гладиаторы.

— Ты уходила, — обвинил я.

Она кивнула:

— Я не могла пойти туда, куда мы собрались, в одной из твоих футболок и, конечно, не собиралась надевать свою грязную одежду. Я уходила на несколько минут, клянусь.

Я медленно принял сидячее положение и взял воду и Адвил, которые она предложила.

— Теперь одевайся, — сказала она. — У нас свидание.

***

Через тридцать минут мы ехали в Fiat по межштатной трассе. На мне были тёмные джинсы и мягкий пуловер, который на последнее Рождество подарил мне Шон в своих непрекращающихся попытках улучшить мой гардероб. Это был повседневный наряд — вопреки смешной цене на свитер — и я гадал, почему мы выехали из города, если только не направлялись в какое-нибудь шикарное и дорогое место.

— Куда мы едем? — поинтересовался я.

Поппи не ответила сразу, проверяя зеркала и вытягивая шею, будто игнорировала из-за плотного ночного траффика в субботу. Я решил не давить на неё, хотя любопытство убивало меня, равно как и незначительная обеспокоенность тем, что кто-то мог бы увидеть нас вместе.

Наконец-то она произнесла:

— В одно место, куда я хотела тебя взять ненадолго. Но сначала: вчера. Мы должны поговорить о произошедшем.

Да, должны, но теперь, зная, что она не спала со Стерлингом, я в значительной степени хотел совсем избежать болезненного диалога. Эти последние полтора дня грубо вытолкнули нас за пределы фазы притворства, за пределы места, где мы могли просто воображать мир снаружи как неуместный шторм, безрезультатно бьющийся в наше окно, и я ненавидел это. Потому что вне этого места все решения и обсуждения медленно разобьют мою жизнь на маленькие кусочки.

— Итак, вчера Стерлинг пришел ко мне домой, — начала она. — После визита к тебе.

Поппи знала об этом?

Словно прочитав мои мысли, она ответила:

— Стерлинг любит хвастаться своими завоеваниями. В бизнесе, любви, мести — любым видом победы. Думаю, он считал, будто я впечатлюсь тем, насколько тщательно он загнал нас в угол при помощи этих доказательств наших отношений в виде фотографий.

Боже. Он такой мудак.

— Ты должен понять: я знала, что со временем он приедет сюда, и знала, что скажу ему о своём нежелании быть с ним. Но также я была уверена, что он не согласится на что-либо меньшее, чем отказ лицом к лицу, а ещё чувствовала, что должна ему, по крайней мере, обед и шанс всё обсудить. Я имею в виду, мы же встречались годами…

— И все эти годы он тебе изменял, — пробормотал я.

Она посмотрела на меня. Взгляд был не особо приятным.

— В любом случае, — продолжила Поппи, её голос зазвучал взволнованно, — я согласилась уехать из города и поужинать с ним. Мы закончили разговаривать так поздно, что я заснула в его гостиничном номере.