— И ты готова просто умереть сейчас? — вопрос Паука ударил ровно в то место, которое беспокоило меня больше всего.

Я вздохнула, ощущая удивительную пустоту внутри. Алкоголь, события последних дней, а теперь еще и неожиданная близость с убийцей наполнили душу печалью и сожалением.

— Знаешь, мне всегда было трудно доверять мужчинам. Ни одни отношения не продолжались слишком долго и уж точно не оканчивались мечтами о свадьбе и детях. Дэни был первым, кто сломал эту преграду. К сожалению, он же и уничтожил меня. Когда я пришла к тебе, мне не хотелось жить дальше. Возможно, именно поэтому мы и встретились.

Паук молчал, ожидая продолжения. То, что сейчас звучало, шло от самого сердца. Алкоголь выпускал наружу то, о чем я так тщательно старалась не думать.

— Самый большой страх я испытала вчера, когда оказалась на складе, беспомощная и без шансов на спасение. Наверное, до того момента происходящее еще казалось кошмарным сном, в котором всегда есть момент пробуждения. Только встретившись с опасностью лицом к лицу, начинаешь оценивать ее реальные последствия. И только в тот я поняла, как сильно хочу жить. Казалось, что все так и закончится на том складе, пока не появился ты. Странно осознавать, что от смерти меня спасла смерть номер два.

В комнате повисла тишина, разбавляемая лишь нашим дыханием. Не знаю, о чем думал Паук, по его лицу невозможно было что-то прочитать. Мне же стало удивительно спокойно. Высказав вслух свои сумбурные мысли, я внезапно осознала, что это и есть правда. Все, что происходило до этого, было лишь попыткой изощренного самоубийства. Теперь же сознание словно действительно рассталось из кошмаром, вынырнув в реальность. Мне хотелось выжить во что бы то ни стало.

Глубокую задумчивость прервало прикосновение. Пальцы Паука легко скользнули по моей щеке, чуть задержавшись на подбородке. Подняв глаза, я встретилась внимательным взглядом. Теперь он не пугал меня, но все равно затягивал, лишая способности связно мыслить.

— Ты когда-нибудь слушала Игги Попа? — вопрос оказался неожиданностью. После моей откровенности можно было ожидать чего угодно, кроме разговора о музыке.

— Да, люблю старый рок, — неуверенно ответила я.

Паук, наконец, выпустил меня из кольца рук и поднялся с дивана. Неожиданная потеря источника тепла вызвала в душе маленький отголосок сожаления. Мужчина пересек комнату и нажал несколько кнопок на музыкальном центре, который притаился на одном из стеллажей. Кабинет заполнил голос Игги. Песня была на французском. Кажется, что-то из последнего альбома, который сейчас крутили на радио.

Паук оказался неожиданным ценителем хорошей музыки. Остаток вечера мы провели под аккомпанемент качественного рока, распивая виски и обсуждая любимые альбомы. У нас оказались общие вкусы и этот разговор, наконец, помог мне окончательно расслабиться. Я с удовольствием погрузилась в музыку, не забывая доливать в стакан виски, который теперь пился совсем легко. В голове все смешалось и уже нельзя было определить, кто же такой Паук. Жестокий маньяк или приятный мужчина с отличным музыкальным вкусом? Эти никак не хотели объединяться воедино.

В какой-то момент я встала, чтобы дойти до туалета и поняла, что ноги меня почти не держат. Никогда не поймешь, как же сильно ты напился, пока сидишь на месте. Паук вовсю веселился, глядя на мои попытки добраться до двери. Мне и самой было смешно. Тело налилось удивительной легкостью, в обмен на исчезновение координации и способности связно мыслить.

Вернувшись в кабинет, я поняла, что страшно голодна. Действительно, мы пили не закусывая, а с завтрака прошло уже очень много времени.

— У тебя есть что-нибудь съедобное? — я встала в дверях, придерживаясь за косяк, чтобы не упасть. Перед глазами все кружилось, но от этого становилось только веселее.

— Посмотрим на кухне, малышка, — Паук, по всей видимости, был трезвее. Впрочем, это не имело значения. Я пила, чтобы заглушить страх и воспоминания, что, несомненно, удавалось. На какой-то момент, мне даже показалось, что Паук совсем неплохой мужик.

Мы спустились на кухню. Преодолевая ступеньки, я нежно прижимала к себе бутылку виски. В какой-то момент, ног стало слишком много это чуть было не закончилось падением. Благо, Паук вовремя меня подхватил и практически довел до кухни.

— Кажется, тебе достаточно, малышка, — кажется, в голосе мужчины прозвучал упрек.

— Дэни умер, мафия объявила на меня охоту, а знаменитый маньяк, в чьем доме я нахожусь, собирается перерезать мне горло. Чтобы залить такое, понадобиться больше, чем пара стаканов виски. Гораздо больше, — я рассмеялась, в то же время ощущая, как на глазах выступают слезы.

Мы поужинали бутербродами с сыром и ветчиной, запивая их виски и холодной минералкой. В какой-то момент стало так весело, что захотелось танцевать. Попытка осуществить задуманное с треском провалилась, когда я банально свалилась с высокого табурета. Боль была заглушена алкоголем и происшествие вызывало только смех. Было так хорошо, что совсем не хотелось, чтобы вечер кончался.

Долго просидеть на полу мне не удалось. Паук подхватил меня на руки и легко, словно пушинку, отнес наверх. Что удивительно, я все еще была прикрыта пледом, несмотря на активные передвижения.

Мужчина принес меня в спальню. Внезапно, внутри снова проснулась паника. Я не хотела оставаться одна, наедине с темнотой и мыслями. Судорожно вцепившись пальцами в его рубашку, я проговорила:

— Пожалуйста, не уходи, — вопреки здравому смыслу, по щекам текли слезы. Мне хотелось, чтобы убийца был рядом. Кто, как не жуткий маньяк способен прогнать остальные кошмары?

— Это не очень хорошая идея, малышка, — в голосе мужчины читалось сомнение.

— Только пока я не засну. Мне страшно оставаться одной, — распаленный эмоциями и алкоголем мозг вызывал перед внутренним взором отвратительные картины из событий прошедших дней. Это наполняло сознание ужасом. Я знала, что только присутствие кого-то рядом поможет мне заснуть спокойно.

— Хорошо, малышка, — вздохнул мужчина и опустился на кровать рядом со мной.

Эта маленькая победа вызвала в душе прилив восторга. Я подобралась ближе, устраиваясь под его горячей рукой и ощущая исходящее тепло с запахом полыни. Алкоголь, циркулировавший в крови, не давал сомнениям испортить этот момент. Пусть рядом сейчас не лучшая подруга, не любимый человек, а жестокий маньяк. Главное, что мне хотя бы сейчас не страшно.

13

Кажется, плохие пробуждения начали превращаться в традицию. Голова болела так, что было бы проще ее отрезать, чем вылечить. Во рту было сухо, словно в пустыне. Тело затекло и болело от долгого сна в одном положении. Поморщившись, я медленно перевернулась на другой бок, уткнувшись во что-то горячее и явно живое. Это сработало не хуже ушата холодной воды. Перед глазами маячила мужская грудь, едва прикрытая смятой рубашкой.

События вчерашнего вечера выплыли на первый план. Господи, что же я вчера творила? Почему Паук сейчас спит в одной со мной постели? Неужели мы могли переспать? От этой мысли к горлу подступила тошнота. Со всей возможной осторожностью я поднялась с кровати. Как оказалось, плед все еще был на мне. Это обстоятельство позволяло надеяться, что ничего непоправимого вчера все же не случилось.

Дурнота снова напомнила о себе. Едва добежав до ванной, я склонилась над унитазом, выплескивая желчь с остатками алкоголя. Господи, сколько же вчера было виски? Наконец, спазмы утихли. Ноги дрожали, но я нашла в себе силы перебраться к раковине. Ледяная вода хлынула из крана. Умывание немного помогло прочистить мозги и вернуло осознание себя в пространстве. Такого сильного похмелья у меня не было, пожалуй, никогда. Дурнота перебивала даже боль от побоев на допросе. Напившись прямо из под крана, я ощущала, как холодная вода проходит по горлу и опускается в желудок. От этого чувства по телу прошли мурашки. Тошнота постепенно проходила.

Вернувшись в комнату, я обнаружила, что мужчина уже ушел. Видимо, его разбудил шум воды в ванной. Это было даже хорошо. Как вести себя с маньяком, которого почти силой затащила вчера в постель, я не знала. Вчерашний вечер мы провели словно старые знакомые, вдребезги напившись. На ум приходили смутные обрывки воспоминаний, от которых хотелось провалиться под землю. И если моя исповедь перед Пауком о чувствах еще вписывалась в рамки нормального, то последовавшее обсуждение поз из Камасутры, обсуждение рецептов оливье и финальный аккорд в виде совместной ночи уже заставляли меня мучительно переживать. Настоящий театр абсурда, особенно если вспомнить, что представляет собой Паук.

Рухнув на кровать, я просто лежала на спине, размышляя, не перебраться ли на постоянное место жительства к унитазу. Тошнота не ушла окончательно, затаившись и периодически бросаясь в наступление. Однако, несмотря на общее отвратительное состояние, один положительный аспект в похмелье определенно был — я больше не боялась, что Паук убьет меня. Казалось, только смерть может избавить от ноющей головы и отвратительной слабости в теле, которая, в сочетании с синяками, порождала ужаснейший букет ощущений.

Конечно, стоит похмелью отступить, как на меня с полной силой накатит чувство вины и стыда за вчерашний вечер. То, что ощущалось сейчас, было лишь слабым преддверием грядущей эмоциональной бури.

— Похмелье? — я не слышала, как Паук вошел. Когда мой взгляд встретился с его, полными откровенного веселья, я отвернулась, выражая полное презрение к глупым вопросам. На большее сил не было. Пусть он убьет меня сейчас и избавит от мучений. Мужчина выглядел отвратительно бодро, несмотря на то, что пили мы наравне.

— Малышка, ты совершенно не умеешь пить, — Паук усмехнулся и подтянул меня повыше. Полу-сидячее положение моему организму не понравилось. От резкой боли, стрельнувшей в черепе, я зашипела. И зачем было так напиваться?

— Пей, — мужчина протянул стакан, в котором что-то шипело.

— Что это? — мой голос сейчас можно записывать на диктофон и озвучивать хрип мертвецов для фильма ужасов.

— Аспирин, — пальцы слушались с трудом, никак не желая смыкаться на стакане. Паук придерживал его, пока я пила. Наши руки соприкасались, но контакт больше не вызывало эмоций. Вчера мы обнимались, хлопали друг друга по плечу, а затем целую ночь спали в одной постели. Касания убийцы больше не были в новинку.

— Должно подействовать минут через двадцать, если тебя снова не начнет тошнить, — произнес мужчина, забирая стакан.

— Спасибо.

Помолчав пару секунд, я решилась спросить:

— Почему ты мне помогаешь теперь еще и с похмельем? — это действительно беспокоило меня. Слишком сильно отличалось поведение Паука-маньяка от Паука-нормального.

— Я не желаю тебе зла, малышка, — эта фраза прозвучала так искренне, что ей хотелось верить. Паук сидел на краю кровати, рассеянно поглаживая мое колено сквозь плед. Он выглядел таким домашним и уютным, что в душе невольно зарождался протест. Как смеет он, убийца, притворяться нормальным?

— А как же мое убийство? Оно не укладывается в твое понятие зла? — я говорила медленно, потому что голова все еще болела и каждое слово отдавалось молотом внутри.

— Ты не поймешь, — в голосе мужчины звучала горечь пополам с сожалением. Лицо же впервые выражало хоть какие-то эмоции, кроме холодной отстраненности, ярости или веселья.

— Я не хочу умирать, — голос предательски сорвался на конце фразы. Сейчас мне было невыразимо жалко себя. Несмотря на замечательный вечер, нежную заботу, чуткое внимание, убийца остается убийцей. Все его действия служат одной цели, отнять мою жизнь.

— Знаю, малышка, — Паук потянулся, чтобы поправить сползавшее одеяло, а затем склонился над моим лицом. — Но я уже не смогу отпустить тебя, — его голос, тихий и серьезный, проникал, казалось, в самые глубины сознания.

— Если отпустишь, то я ничего не скажу полиции, — сейчас мне действительно было все равно, поймают Паука или нет. Это была торговля собственной жизнью.

— Это не имеет значения, малышка.

— Тогда что имеет?

— Ты нужна мне. Поэтому я не смогу тебя отпустить. Только не теперь.

Между нами повисла тишина. Я пыталась обнаружить в серых проницательных глазах хотя бы капельку сострадания, но находила лишь печаль. Паук был расстроен. Наверное, это хорошо. Если продолжить действовать, возможно мне удастся выиграть дополнительные дни.

— Сколько времени у меня осталось?

— Не думай об этом, — горячие губы на секунду прижались ко лбу. — Все-таки, ты очень забавная, малышка.

— Сам такой, — буркнула я негромко, но Паук услышал. Его громкий, искренний смех, снова вызвал приступ мигрени и раздражения.

Когда мужчина ушел, я осталась лежать. Каждый разговор с убийцей приносил хаос в мысли. Я больше не ощущала страха перед ним. Единственное, меня пугало, что я могу начать доверять ему. Единственный вечер, проведенный вместе с бутылкой виски — неужели потребовалось так мало, чтобы потерять бдительность? С другой стороны, отсутствие панического оцепенения в присутствии Паука давало больше возможностей для побега. По крайней мере, я могу спокойно размышлять, не оглядываясь на ужас положения.