— Конечно, спасибо! А перевязка? Мне нужны бинты, да и ватные тампоны не помешают.

Через полчаса я вышла из аптеки с полным набором необходимых средств. Меня начинало мутить от мысли, что через полчаса придется втыкать иглу в живую плоть, стягивать края раны ниткой, словно штопая носок. Оглядевшись по сторонам, я увидела продуктовый. Пожалуй, не помешает купить что-нибудь.

Когда я вернулась, Паук лежал на диване и снова спал. Его дыхание, частое, неровное, беспокоило меня гораздо сильнее предстоящей операции. У меня все еще оставалась водка, которой мы обрабатывали его раны на парковке. Я достала бутылку и допила остатки, поморщившись от палящей жидкости и смахнув слезы с глаз.

Услышав звуки в комнате, мужчина открыл глаза.

— Я все купила, — я подошла к дивану, ощущая, как тепло разливается по пищеводу. Главное, чтобы водки было не слишком много, иначе вместо успокоения получится перевозбуждение или сонное оцепенение.

— Хорошо. Нужно начинать, — Паук с трудом сел на диване, стараясь не опираться на больное плечо.

— Может, сначала в ванную? — предположила я, вспомнив, что мы провели сутки в машине. Будет нехорошо, если вместе с раной мы зашьем и грязь, которая может заставить руку воспалиться.

Паук кивнул и я, не дожидаясь, пока он начнет подниматься сам, подала ему руку. Мужчина посмотрел на меня, но не двинулся с места. Я видела, как происходит в его глазах борьба. Ему не хотелось признавать, что в этот момент он нуждается, в моей помощи, что он сейчас слабее, чем я. С другой стороны, мужчине было больно. Я могла держать пари, что он хочет поскорее покончить с этим.

Наконец, осознав необходимость принять помощь, Паук принял мою руку, тяжело поднявшись с дивана. Мне пришлось обхватить его за талию, приняв на себя часть веса, чтобы помочь дойти до ванной.

— Мне остаться? — спросила я, оставшись на пороге ванной. Паук, держась за стену, медленно стянул с себя куртку и начал стягивать штаны.

— Останься, — произнес он ровным голосом.

Преодолев смущение, я все же помогла ему избавиться от всей одежды, включая боксеры. Мне почти удавалось не смотреть на Паука, пока он вставал в душевую кабину и включал душ. Наконец, мужчина повернулся ко мне спиной и я, все же уступив любопытству, взглянула на его тело. Худощавое, поджарое, словно у хищника, оно было в прекрасной форме. На правой ноге чернела корка запекшейся крови, портя совершенство накаченных икр. Нога выглядела гораздо лучше, чем плечо, так что за нее я не особенно волновалась.

На раковине нашелся кусок мыла, оставленный там кем-то из предыдущих постояльцев. Кусок был старый, покрытый трещинами, но лучше это, чем ничего.

Паук зашипел сквозь зубы, когда вода попала на распоротую плоть.

— Давай, намылю тебя, — произнесла я, поднося мыло к струе воды. Нужно было только представить, что передо мной просто огромная кукла, которую нужно вымыть и вытереть полотенцем. Еще ни разу я не испытывала такого смущения рядом с мужчиной. С другой стороны, я еще ни разу не раздевала мужчину, который бы не был моим любовником.

— Только не попади на раны, — попросил мужчина неожиданно беззащитно и на секунду я представила себя, беспощадно намыливающей его плечо и приговаривающей «На, вот тебе, получай, собака, за всех невинно убиенных!» От получившейся картинки губы сами растянулись в улыбке, а напряжение немного отпустило. Нет, это, пожалуй, слишком мелочно. Конечно, хочется избавиться от него, но не сейчас и уж точно не доведением до болевого шока.

— Конечно. Повернись, — я огляделась в поисках мочалки, но не увидела ничего подходящего. Пришлось намылить руки и начать наносить пену на его спину ладонями. Кожа под пальцами, горячая, влажная от воды, была весьма приятна на ощупь. Я чувствовала, как под моими руками напрягаются мышцы, наполненные силой. Господи, в какую только сторону уходят мысли! Я, проведшая в бегах последние две недели, думаю о том, каким же сексуальным выглядит мой будущий убийца, который, по стечению обстоятельств, сейчас сам беззащитен как котенок.

— Теперь грудь, — скомандовала я и намылила руки снова. Мужчина послушно повернулся и я, стараясь не глядеть на то, что находится ниже пояса, быстро провела руками по груди, избегая касаться плеча. Под пальцами попался сосок, затем второй. Это вызвало во мне очередной приступ острой стыдливости. Паук, казалось, ничего не заметил, что было неудивительно — ему явно хватало ощущений от двух ран.

Меня же начинало вновь трясти. Возможно, в этом был виноват и алкоголь: вкупе со стрессом они дали неожиданную стыдливость, которая надежно выбивала меня из колеи. Несмотря на все пережитое вместе, на нашу почти интимную близость, даже на то, что он уже касался меня в самых сокровенных местах, изнасиловав пальцами, я все равно не могла посмотреть на его тело спокойно. Словно перед первым сексом — очень хочется, но так страшно!

Наконец, с омовением было покончено. Мужчина обернул вокруг бедер полотенце и вышел из душевой кабины.

— Думаю, шить лучше здесь, — решила я, осмотрев кафель. Ванная была бледно зеленого цвета, с темным полом. Идеальное место для очередной лужи крови. Здесь ее будет легко убрать, чтобы не вызвать подозрений у хозяина дома.

— Хорошо, — кивнул мужчина, усаживаясь на пол. Вид у него был изможденный, так что я невольно прониклась жалостью. Этот человек безжалостно отнимал жизни других и совсем недавно убил женщину просто для того, чтобы преподать мне урок послушания, но я все равно жалела его. Видимо, сказывается время, что мы провели вместе в разговорах и взаимном изучении. Я перестала видеть в нем только маньяка, но начала видеть в нем еще и личность. Это было очень плохо. Чем больше сочувствия, тем больше шансов даю на собственное убийство. Нужно быть начеку, только это меня спасет.

Я сходила в гостиную и принесла пакет с лекарствами из аптеки.

— Мне не приходилось еще зашивать раны, — произнесла я, распаковывая пачку бинтов и выкладывая на нее иглы. — Ты знаешь, что нужно делать?

— Все в порядке, малышка. Просто воткни нитку в иголку и зашивай, словно порванный рукав, — голос Паука был тихим, но уверенным.

— Я взяла обезболивающее в магазине. Выпей, — я отдала мужчине таблетки и набрала стакан воды. Руки вновь дрожали, но несколькими глубокими вдохами я заставила себя успокоиться. С чего мне вообще волноваться? Если Паук будет страдать, то он заслужил это. Конечно, сама мысль втыкать иглу в живого человека мне претила, но иногда приходится переступать через собственные страхи. Этот человек был все еще нужен, чтобы защититься и выбраться живой из этой истории.

— Сначала нужно продезинфицировать рану, — начал руководство мужчина. От его сосредоточенной уверенности стало проще. Хорошо, если он знает, что делать. По крайней мере, это избавляет меня от ответственности перед собой.

Достав раствор, я промыла место будущей операции. Это действие сопровождалось сдавленным стоном. До этого момента Паук еще держался, но, по всей видимости, боль стала совсем сильной.

— Давай подождем, пока не подействует болеутоляющее? — предложила я, не будучи уверенной в способности зашивать стонущего пациента.

— Окей, — легко согласился мужчина и замолчал, прислонившись к стене. Намокшие волосы облепили его голову, став еще чернее, чем до этого. Длинные ресницы трепетали на щеках. Сейчас на его лице еще сильнее обозначились первые морщины — складки у рта, полосочки на лбу. Когда человек страдает, все его недостатки словно обостряются в десять раз, будто бы спадает пелена собственного очарования, присущяя в той или иной мере каждому.

Я молчала, разглядывая его грудь, покрытую мелкими волосками. Соски, небольшие, аккуратные, темнели на бледной коже, притягивая мое внимание. Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от странных ощущений. Почти сутки без сна, на нервах, а теперь еще и доза алкоголя на голодный желудок, давали о себе знать. Взгляд скользнул на собственные пальцы, которые оказались перепачканы в крове. Первым желанием было тут же смыть ее, но это было бы лишним действием, ведь через пару минут я перемажусь снова.

— Думаю, пора, — подал голос мужчина. С обреченным вздохом я взялась за иглу. — Сначала нужно соединить края раны. Первый стежок делай посередине, — инструктировал мужчина, наблюдая, как нитка входит в ушко иглы. — Потом наложишь остальные швы. Сначала с одной, затем с другой стороны.

Я кивнула и склонилась над его телом. Главное, сделать первый, дальше уж как-нибудь само пойдет. Дрожь в руках унялась. Сжав подушечками пальцев тонкую иглу, я примерилась к ране. Острие легко пробило кожу и, соединив две стороны, вышло, потянув за собой окровавленную нить. Паук не издал ни звука. После первого шва стало действительно легче. Стежки ложились ровно, даже кровь почти не капала. Закончив правую половину раны, я завязала узелок и приступила к левой. Волнение ушло, сменившись сосредоточенностью на правильности стежков и как можно более ровной их последовательности.

— Кажется, все готово, — неуверенно объявила я, подняв глаза на лицо Паука. Мужчина был бледен, а на лице застыли бисеринки пота. — Ты в порядке?

— Да. Теперь перевяжи, — мне не понравился звук его голоса. Было ясно, что Пауку очень больно, но он все еще старался этого не показывать. Чертов герой.

Зашитая, хоть и неумело, рана, выглядела гораздо лучше. Отмотав кусок бинта, я тщательно ее закрыла. Повязка прошла поперек всей груди и приходилось почти что обнимать мужчину, чтобы закончить перевязку. Несколько раз моя грудь едва касалась его и это вызывало в душе смешанные чувства. С одной стороны, в этих прикосновениях не было ни единого намека на интим, но с другой, в памяти невольно всплывали образы той неудачной ночи, ощущения тяжести его тела на моем. Все это заставляло меня спешить с перевязкой, только чтобы восстановить приличную дистанцию.

Простреленную ногу я также тщательно осмотрела, облила дезинфекционным раствором и перебинтовала. Теперь все выглядело гораздо пристойней и наполняло меня надеждой на положительный исход.

— Пойдем наверх, тебе нужно поспать, — я вновь помогла Пауку подняться. Нам предстояло преодолеть ступеньки на второй этаж, чтобы добраться до кровати. Конечно, можно было бы оставить мужчину на диване внизу, но меня беспокоило, что Паук во сне неловко надавит на плечо и швы разойдутся.

Мы медленно поднялись по лестнице. Это действие высосало последние силы. Прошли почти сутки непрерывного хаоса, удивительно, как я вообще еще держусь на ногах. Кровать в спальне оказалась заправлена свежим бельем, за что я мысленно поблагодарила хозяина дома. Расправив одеяло, я помогла Пауку лечь. Мужчина растянулся на простынях и на его лице проступило заметное облегчение.

— Спасибо, малышка, — поблагодарил он. В его голосе не было издевки, только искренняя благодарность.

— Пожалуйста, — я отошла к двери и погасила в комнате свет. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Наконец, этот ужасный день закончился и можно было просто перевести дух. Устроившись на диване в гостиной, я вытащила купленный в магазине хот-дог и бутылку вина. Пить ночью в одиночестве было не лучшей идеей, но уж лучше напиться, чем заново переживать в ночных кошмарах сегодняшние события: убийство женщины на парковке, поцелуй на обочине, бандитов и свое первое убийство. Ощущение крови, залившей тогда мои пальцы се не могло уйти. Казалось, оно останется в душе навсегда, наравне с тем испуганно-удивленным взглядом безымянного наемника перед смертью.

Мысль о том, что на моих руках теперь отнятая жизнь пронзила душу холодом. Я хладнокровно убила кого-то, пускай даже безвыходной ситуации. Убийство всегда казалось мне самым страшным преступлением. И вот, сегодня я и сама стала убийцей. Это оказалось неожиданно легко — просто нанести удар стилетом, не задумываясь о последствиях. Почему-то раньше казалось, что убить не так то легко, тогда как в действительности человек оказался удивительно хрупким существом. Достаточно лишь крошечного воздействия, чтобы жизнь его прервалась.

Произошедшее было ужасно, но, что еще хуже, я не ощущала ничего в своей душе. Ни сострадания, ни сожаления, ни страха. Такое ощущение, словно убила таракана на полу — кровожадного таракана с пистолетом, который желал причинить мне вред. Уничтожил и пошел дальше, ведь жизнь продолжается. Как вообще должен чувствовать себя человек, впервые убивший другого?

Глубоко вздохнув, я сделала еще глоток из бутылки, заметив, что она уже опустела на треть. Пора идти спать, тем более что часы на стене показывали три часа ночи. Нервы подали в отставку, оставив наедине с пустой апатией внутри. Ничего не хотелось, кроме как, принять душ и лечь. Возможно, мне удастся сегодня просто выспаться без кошмаров и сожалений.

Наскоро ополоснувшись, я завернулась в полотенце. Все наши вещи остались в машине, которую пришлось бросить у бандитов. Выйдя из ванной, я секунду подумала, где же лечь. Спать на диване представлялось правильным решением с точки зрения морали, но кровать, с мягким матрацем, свежим бельем и теплым одеялом казалась гораздо привлекательней. Единственный минус, в ней уже спал Паук.