Однажды мы отправились с ней в музей, на выставку миниатюр, и я тут же поняла, что она весьма глубоко разбирается в этом предмете. Отбросив застенчивость, она позволила себе пространные и эмоциональные высказывания.

Меня порадовал проявленный ею интерес, и я внимательно слушала ее. Она стала необычайно разговорчива и, в конце концов, призналась в том, что сама занимается живописью.

— Немного, — добавила она, — и без особых успехов, но все равно это — увлекательное занятие!

Я сказала, что хотела бы познакомиться с ее работами, и она сразу приуныла:

— О, ничего достойного внимания!

— И все-таки я хотела бы посмотреть, покажи мне, пожалуйста!

Мэри продолжила:

— Есть — такие люди, которых сразу же хочется нарисовать: есть в них что-то такое…

— То есть, они красивы?

— Ну, не обязательно, в расхожем смысле этого слова… Просто в них есть что-то такое… Мне хотелось бы нарисовать тебя!

Я удивилась и, признаюсь, слегка оторопела. Рассмеявшись, я сказала:

— Вот с моей сестры-близнеца Дорабеллы получился бы очень хороший портрет! Мы похожи, но она все же другая: она жизнелюбива и очень привлекательна. Вот если бы ты увидела ее, тут же захотела бы написать ее! Вскоре ей рожать, но, может быть, после родов ты сможешь написать ее? Я уверена, что она будет более подходящей моделью, чем я.

Мэри Грейс сказала, что ей нравится ни с чем не сравнимое чувство, которое возникает у нее перед началом работы. Специально пока еще ей никто не позировал. Заметив привлекательное лицо, она набрасывала его по памяти, а затем начинала писать: делала эскиз, а затем прорабатывала детали.

— Это мне подходит, — сказала я. — Несколько набросков ты можешь сделать.

— О, ты не возражаешь? Только никому не говори!

— Это будет нашей тайной.

На следующий день я пришла в ее комнату, и она сделала несколько набросков, но отказалась показать их мне. Зато Мэри продемонстрировала работы, сделанные ранее. Среди них было несколько акварельных миниатюр, которые я нашла очаровательными. Она вспыхнула от удовольствия, я редко видела ее столь довольной.

Мать заметила мне:

— Я очень рада тому, что ты подружилась с Мэри Грейс. Похоже, ей нравится твое общество?

— Очень милая девушка, — ответила я, — но слишком уж неуверенная в себе.

— В отличие от своего брата! Нужно, чтобы кто-нибудь помог ей найти себя.

В этот вечер мы отправились в оперу. В Ковент-Гардене давали «Травиату». Ричард заранее знал, что будет именно эта опера, и приложил все старания, чтобы раздобыть на нее билеты. С того самого момента, как поднялся занавес и показалась с изысканностью оформленная сцена, как только Виолетта поприветствовала своих гостей, — до самого конца все было сплошным наслаждением.

После спектакля мы ужинали в ресторане неподалеку. Настроение было веселое, и постоянно обыгрывалось мое имя, совпадавшее с именем героини оперы.

— На этом и кончается всякое сходство, — завершил Эдвард.

Мать заметила:

— Надо мной смеялись, когда я дала ей это имя, но я ничуть не жалею об этом. Мне оно кажется красивым… и, по-моему, подходит ей?

С этим согласились все.

— А Дорабелле пришлось нести еще большее бремя, — сказала я.

— «Дорабелла» тоже звучит красиво, — возразил Ричард. — Как жаль, что ее сегодня нет с нами!

— При встрече я дам ей детальный отчет о сегодняшнем вечере, — пообещала я.

Домой мы возвратились поздно. Вечер был очень удачным. Я вспоминала Дорабеллу, которая наверняка разделила бы нашу радость, и вновь задумалась о том, как ей удастся прижиться в Корнуолле.

На следующее утро мать сказала мне:

— Вчерашний вечер был просто великолепен, не так ли? Ричард, по-моему, просто молодец!

— Да, он очень предусмотрителен.

— С его стороны было так мило пригласить нас на эту оперу! Он сказал, что решающую роль сыграла именно «Травиата»… то есть то, что тебя зовут Виолеттой.

— Наше сходство на этом кончается, как справедливо заметил Эдвард.

— Хотелось бы на это надеяться. Было бы ужасно думать о том, что ты проживешь, такую жизнь и безвременно увянешь.

Я рассмеялась, а она добавила:

— А ты помнишь, что нас ожидает? С этой суетой вокруг рождения ребенка я чуть не позабыла: ваш день рождения!

— Конечно… в следующем месяце. Я еще не позаботилась о подарке для Дорабеллы.

— Я тоже, а что бы ты предпочла? Нужно решать, пока мы еще в Лондоне. Завтра пойдем и что-нибудь присмотрим, только не позабудь об этом.

— Не позабуду!

В этот вечер нас ждал званый ужин. Доррингтоны пригласили какого-то юриста с женой, а с ними недавно вышедшую замуж их дочь с супругом.

Разговор за столом главным образом шел о ситуации в Европе. Престарелый юрист сказал, что ему не нравится, как там развиваются события.

— Этот союз между итальянским и немецким диктаторами весьма опасен, таково мое мнение!

— Нам не следовало спокойно наблюдать за тем, как Италия захватывала Абиссинию, — сказал Ричард.

— А что мы могли поделать? — спросил Эдвард. — Неужели нужно было ввязываться в войну?

— Если бы все европейские государства вместе с Америкой вели единую политику и приняли бы санкции, Муссолини отказался бы от этой затеи!

— Теперь уже слишком поздно, — заметил юрист. Я бросила взгляд на Гретхен. Ей было не по себе, как всегда бывало при обсуждении европейской политики. Я подумала, что следовало бы сменить предмет разговора. Тема действительно сменилась, но, по-моему, для Гретхен вечер уже был испорчен.

На следующее утро Мэри Грейс сказала, что хочет что-то показать мне. Я отправилась в ее комнату. На столе лежала живописная миниатюра. Мэри указала на нее и отступила назад, отвернувшись, словно не желая видеть мою реакцию.

Я как зачарованная рассматривала портрет. Это была великолепная работа: цвета мягкие, затушеванные. Это было мое лицо, но в нем было нечто такое… приковывавшее взгляд. Выражение глаз как будто пыталось передать что-то невысказанное, а легкая улыбка на губах противоречила ему.

Я не могла поверить в то, что Мэри создала столь утонченное произведение искусства. В удивлении я повернулась к ней, и она заставила себя посмотреть мне в глаза.

— Тебе не понравилось? — пробормотала она.

— Просто не знаю, что тебе и сказать. Ведь ты настоящий художник, Мэри! Почему ты это скрываешь?

Она была смущена.

— Я считаю, что это чудесная работа! Да так оно и есть! Казалось бы, небольшой портрет, и все-таки… в нем все есть. Это произведение, которое заставляет вглядеться в лицо и задуматься над тем, что же кроется за этой улыбкой?

Неужели я и в самом деле выглядела так? О чем же я думала, когда позировала Мэри Грейс? О предмете, который постоянно занимал мои мысли? Дорабелла и, Дермот… их брак… миссис Парделл, не верившая в то, что ее дочь умерла… этот хитроумный старик, который наблюдал за нами все время так, будто мы были пауками в банке, откуда нам все равно никуда не деться. Вот какие мысли преследовали меня, когда я позировала ей.

Я восхищенно посмотрела на Мэри. Ее талант действительно поразил меня, и я заговорила, пытаясь придать словам ироничный оттенок, так как Мэри и вправду была взволнована:

— Мэри Грейс, вы обвиняетесь в умышленном сокрытии своего таланта! Известна ли вам притча о талантах? Вы были одарены талантом и скрыли это, а человек, владеющий талантом, обязан пользоваться им!

— Я просто не верю…

— Тебе необходимо поверить в себя! Я собираюсь купить у тебя эту миниатюру и буду твоим первым заказчиком!

— Нет, нет… я подарю ее!

— Я не имею права принять такой дар, но очень хочу получить эту вещь, и получу. Послушай-ка, а ты ведь разрешила одну проблему: в октябре у моей сестры день рождения, и у меня тоже. Я ломала голову над тем, что бы ей подарить? Теперь этот вопрос решен, и я не имею права получить от тебя в подарок вещь, которую собираюсь дарить другому! Это настоящая находка! Теперь мы с ней не слишком часто видимся, хотя до ее замужества постоянно жили бок о бок. Этот, портрет будет идеальным подарком в день рождения! Мы с тобой пойдем и вместе подберем для вето красивую рамку… а потом я подарю его Дорабелле. Она будет в восторге! Очень красиво и совершенно неожиданно! Ах, Мэри, огромное тебе спасибо! Ты нарисовала прекрасный портрет и в то же время решила для меня важную проблему!

Она смотрела на меня, приоткрыв рот от изумления.

— Милая Мэри! — воскликнула я. — Да что ты глядишь, как будто тебя сглазили, — как говорят в Корнуолле?

Наконец, и ее захватил мой энтузиазм. Она в самом деле была необычным человеком. Те немногие художники, которых я знала, имели преувеличенное представление о собственной значимости, и единственное критическое слово об их творчестве означало смертельную вражду. Мэри была скромна и искренне удивлена. Исключительно редкое сочетание — талантливый и скромный художник!

Я уже представляла себе лицо Дорабеллы, рассматривающей эту миниатюру. Наверняка она тоже захочет позировать. «Еще один заказчик для Мэри Грейс!» — с удовольствием подумала я.

Мы с Мэри объявили о том, что вместе отправляемся за покупками. Взяв с собой миниатюру, мы пошли в ювелирную лавку на Хай-стрит, которую я приметила заранее, поскольку в ее витрине было выставлено несколько интересных вещей, некоторые из них — старинные, редкие и красивые.

Звякнул колокольчик у входной двери, и мы вошли в помещение. Из-за прилавка встал пожилой мужчина.

— Доброе утро, леди! Чем могу служить?

— Мы хотели бы рамку… небольшую… вот для этого, — я выложила миниатюру на стол.

Внимательно разглядев ее, он улыбнулся мне:

— Очень мило! И великолепное сходство! — Я покосилась на Мэри Грейс, которая сразу же покраснела.

— У вас найдется что-нибудь подходящее? — спросила я.

— Рамка нужна небольшая, — сказал он. — Такие размеры нечасто встречаются. Небольшая и овальная. Большинство рамок весьма заурядно, а такой образец хорошего искусства нуждается в чем-то необычном, верно?

— Да, это будет подарок.

— Чудесный подарок! — он задумался. — Недавно к нам поступила пара серебряных рамок. Подождите минутку. Томас! — позвал он.

Появился какой-то мужчина, значительно моложе первого. — Да, сэр?

— Что с теми рамками, которые поступили накануне? От Марлона. Наверное, они подойдут для этой картины?

Мужчина подошел и взглянул на миниатюру.

— Превосходно! — заметил он, улыбнувшись мне. — Для этого действительно нужна красивая рамка. — И он ушел.

Старик повернулся к нам:

— Рамки поступили к нам лишь накануне. Мы еще толком и не разглядели их, да и все остальное, что поступило вместе с ними. Подержанные вещи, знаете ли. Они достались нам на распродаже. Такие вещи могут передаваться из поколения в поколение, а потом кто-нибудь умирает, и все идет с молотка.

Он развлекал нас болтовней, пока не появился Томас с рамками. Они были действительно хороши.

— Им, по крайней мере, лет двести! — сообщил наш старик. — В те времена умели делать такие вещи: настоящие мастера! В наше время они не часто встречаются. Что ж, я думаю, эта картина прекрасно подходит сюда по размеру. К сожалению, рамки продаются только парно!

Меня осенило.

— Скорее всего, нам как раз пара и понадобится! — сказала я. Ведь если Дорабелла захочет иметь такую же миниатюру, вторая рамка окажется очень кстати. — Но я не совсем уверена в этом.

— Что ж, тогда пока берите одну, но в случае нужды дайте мне знать, хорошо? Я пока отложу другую… скажем, до конца октября, а после этого пущу ее в продажу. Конечно, им следовало бы идти в паре, но раз уж так…

— Это было бы чудесно! — воскликнула я. — А вы не можете вставить миниатюру в эту рамку?

— Думаю, что смогу, — сказал старик. Вновь появился Томас, и начали выяснять, сможет ли он вставить миниатюру в рамку.

— Придется чуточку подрезать, — заявил он. — Работа тонкая, но мы справимся. Так всегда 6ывает, редко случается, что картина точно вписывается в рамку. Не зайдете ли вы во второй половине дня?

Мы согласились, договорились о цене и радостные вышли на улицу. Мэри Грейс все еще была ошеломлена.

Мать спросила меня:

— Удачно ходили сегодня за покупками?

— Очень удачно! — ответила я таким тоном, что она непременно задала бы дополнительные вопросы, если бы не была так занята собственными делами.

С трудом я дождалась послеобеденного времени.

В этой серебряной рамке миниатюра выглядела еще лучше, и мне захотелось показать ее всем присутствующим.

В этот вечер мы собрались в гостиной Доррингтонов. Я сообщила матери: