Филиппа Карр - Паутина любви

Так что в конюшне я сразу же поняла, что он имеет в виду случившееся несчастье, когда, говорит:

— Ходить туда не надо, мисс, нехорошо это!

— Ты имеешь в виду пляж? — спросила я. — Я всегда слежу за тем, чтобы не оказаться там во время прилива, да и в любом случае я успею вернуться в сад. Больше я не попадусь, как тогда!

Он покачал головой:

— Нехорошо это, она все равно вас достанет: его-то ведь вы же сюда привели.

Зная его образ мышления и высказываний, я поняла, что имеются в виду Джоуэн и мое вмешательство во вражду между домами Трегарлендов и Джерминов.

— Со мной все будет в порядке, Сет!

Он опять покачал головой, и на какой-то миг мне показалось, что он сейчас расплачется. — Это не я ведь. Это же я не делал, ну, почти что… Я потеряла нить его рассуждений, но он казался таким обеспокоенным, что я решила поддержать его.

— Чего ты не делал, Сет? — спросила я.

— Я же не помогал ее тащить, ну, только… Что-то очень беспокоило его. Разговор принял новый оборот.

— Кому, Сет? — спросила я. — Кому именно ты не помогал?

Некоторое время он молчал, потом пробормотал:

— Не говорить, не рассказывать, это секрет…

— Ты имеешь в виду… мою сестру?..

— Нет, об ней ничего не знаю. Другую…

— Первую миссис Трегарленд? Взглянув на меня, он кивнул.

— Не говорить, — продолжал он. — Ее туда приманили, да. Ей туда надо было, ее туда заставили.

— Ничего не понимаю, Сет! Кто кого заставил?

— Не заставили, а поманили. Все равно же надо было идти, верно? Но это не я, мисс. Надо ей было, она туда и попала.

В конюшню зашел Гордон. Я не знала, с какого момента он слышал наш разговор.

— Привет, Виолетта. На прогулку? Подходящей денек.

Я задумалась: «Может быть, он поймет, что именно пытается сказать Сет?»

— Сет рассказывал мне…

На лице Сета появилось выражение ужаса.

— Ничего я не знаю! Не знаю ничего!

— По-моему, ты начал рассказывать мне про несчастный случай с первой миссис Трегарленд, Сет!

— Нет, ничего я не говорил!

Гордон внимательно посмотрел на него. Сет опустил глаза и отошел в сторону. Гордон повернулся ко мне, похлопал Звездочку по боку и помог мне сесть в седло.

— Бедняга Сет! — тихо сказал он. — Временами у него бывают более сильные помрачения ума, чем обычно. Удачной вам прогулки!

Я ехала и размышляла о словах Сета. Как жаль, что он невменяем и нельзя иметь уверенность в том, что он говорит: излагает ли факты или делится плодами своего воспаленного сознания? Однако сейчас я чувствовала, что он пытался поделиться со мной тем, что его беспокоило, за что он чувствовал какую-то вину.

Джоуэн уже поджидал меня. Как всегда, он был рад видеть меня. Мы отправились на пустошь, в уединенном уголке спешились, стреножив лошадей, и уселись, прислонившись к камню — одному из шести, которые окружали камень гораздо большего размера. Мне показалось, что они напоминают овец, столпившихся вокруг пастуха. У меня не выходил из головы разговор с Сетом, и, поскольку Джоуэн заметил мою озабоченность, я рассказала ему о случившемся.

— Бедный Сет! — сказал Джоуэн. — Как жаль, что с ним произошел несчастный случай. Если бы не это, из него получился бы парень хоть куда.

— Как грустно сознавать, что какая-то случайность может изменить всю. нашу жизнь! Хотелось бы мне знать, что именно он пытался рассказать? Это выглядело так, будто он оправдывался за что-то такое, что совершил в связи с первой миссис Трегарленд.

— Так что же именно он сказал?

— Вот это мне трудно утверждать: чего-то такого он не делал, но было такое впечатление, что он извиняется за то, что сделал. Он говорил, что именно привидение заманило ее в воду, но как-то путано, как будто кто-то осуждает его за то, чего на самом деле он не делал…

— И он говорит, что присутствовал при этом?

— Ну, так конкретно он никогда не изъясняется.

— Но складывалось впечатление, будто он был там?

— Ну… да, и он, возможно, продолжил бы, но в конюшню вошел Гордон, и парень тут же умолк.

— А Гордон это слышал?

— Кое-что, полагаю.

— Интересно, что он по этому поводу думает? — Ну, на Сета никто не обращает внимания. — Иногда такие люди, как он, знают больше, чем можно было бы предположить! Возможно, у него есть какая-то информация, что-то такое, чего мы не знаем?

— Вы имеете в виду смерть Аннетты?

— Да, мне всегда казалось странным, что блестящая пловчиха утонула. По-моему, шторма тогда не было?

— Возможно, с ней случилась судорога?

— Возможно, только почему бы Сету по этому поводу оправдываться?

— Потому что он верит в то, что ваша утонувшая прабабка желает, чтобы другие молодые женщины делали то же самое, если они связаны с Трегарлендами. Что-то вроде семейной мести.

— Пожалуй, но неплохо было бы все-таки выяснить, что именно имеет в виду Сет.

— Я постараюсь разговорить его: А что происходит в мире?

— Там, пожалуй, ничего хорошего, дело близится к развязке. Последняя новость такова, что впервые в истории Британии в мирное время вводится воинская повинность!

— Похоже, действительно надвигается война?

— Если Гитлер вторгнется в Польшу, она будет! Я думаю, ни у кого нет сомнений в его намерениях, а теперь, когда с политикой умиротворения покончено, нет сомнения в намерениях наших и французских.

— Воинская повинность? Это значит?..

— Все молодые мужчины, способные носить оружие, будут призваны на военную службу!

Я испуганно взглянула на Джоуэна.

— Полагаю, в отношении меня скажут, что управление поместьем — необходимая для страны работа, но, с другой стороны, если дело дойдет до конфликта, мне следует быть там.

Я продолжала смотреть на него. Он тихо рассмеялся и, взяв мою руку, поцеловал ее.

— Как приятно видеть, что вы за меня волнуетесь! Стоял прекрасный день. Настал май, было тепло.

Выйдя из дома, я заметила Дермота, сидевшего в саду на скамье. Я подошла и села рядом.

— Чудный сегодня денек! — заметила я.

Он кивнул, глядя на пляж, и на его лице было очень грустное выражение: наверняка вспоминал о Дорабелле.

— Интересно, что же теперь будет? — сказала я, пытаясь отвлечь его от этих мыслей. — Как вы считаете, начнется война?

— Думаю, что начнется.

Дермот снова кивнул, и мы погрузились в молчание. Я почувствовала, что бесполезно пытаться вывести его из состояния меланхолии. Неожиданно он сказал:

— Время проходит! Ее никогда не найдут, ода пропала… навсегда! — Я положила свою руку поверх его, а он продолжал:

— Вы и я, именно мы больше всех любили ее.

— Есть еще родители, они тоже нежно любили ее. Мать скрывает горе, но она очень переживает. Я так и не нашла свой портрет, который подарила Дорабелле.

— Она очень ценила его и часто рассказывала мне, как относится к вам, как вы всегда помогали ей выбираться из неприятностей. Она говорила, что была просто чудовищем, влезавшим в самые невероятные авантюры и при этом думавшим про себя: «Виолетта сумеет выручить меня».

— Да, примерно так у нас и было.

— Она говорила, что вы являетесь ее второй личностью, что вас связывает невидимая нить, что вы — лучшая половинка единого целого.

— Ах, Дермот, мне невыносимо думать о ней!

— Мне тоже.

После этого мы замолчали. Было бесполезно пытаться говорить о чем-то другом. Дорабелла доминировала в нашем сознании, и мысли о ней перебивали любые другие темы. Однажды она сказала: «Не думай, что тебе когда-нибудь удастся избавиться от меня: я всегда буду с тобой». Это было, несомненно; правдой.

Я сидела, пока не явился Джек. Он сильными и осторожными движениями помог Дермоту перебраться в кресло-каталку. Когда Джек катил его к дому, Дермот обернулся и помахал мне рукой.

Я спустилась на пляж и долго стояла там, глядя на волны.

— Дорабелла, где ты?

На следующее утро Джек, зайдя в комнату Дермота, обнаружил, что тот мертв.

Дом был всполошен. О случившемся я узнала, когда Матильда зашла в мою комнату, а я готовилась спускаться к завтраку. Она была бледна и вся дрожала.

— Произошло нечто ужасное! — сказала она и сообщила мне, что Джек пошел в комнату Дермота, чтобы разбудить его и подать утреннюю чашку чая. — Он сказал, что постучался, а когда не услышал ответа — зашел в комнату. Поздоровался, но ответа опять не было, тогда он подошел к кровати и сразу понял, что произошло. На тумбочке возле кровати лежала пустая коробочка из-под пилюль. Там же стоял стакан с остатками виски. Бедный Джек, он в ужасном состоянии, да и все мы!

— Ах, бедный Дермот, он был такой несчастный!

— Он не смог пережить смерть Дорабеллы! Мне прямо не верится в происшедшее. Всем занимается Гордон, он послал за врачом. Ах, Виолетта, как все ужасно! Чему еще суждено произойти в этом доме?

День оказался очень тяжелым: кто-то приходил и уходил, шли разговоры шепотом, всех охватывало ужасное сознание того, что нас поразила еще одна трагедия и что в доме опять смерть.

Я постоянно припоминала наш вчерашний разговор в саду. Нельзя сказать, что случившееся было для меня неожиданностью, этого следовало ожидать. Дермот был в отчаянии, это было ясно, и я понимала его. Его брак был недолгим, дал плоды, а потом жена погибла — глупо, по-дурацки, из-за своего каприза.

Все в доме были поражены случившимся, даже Матильду оставило ее обычное спокойствие. Она была так потрясена, что доктору пришлось дать ей успокоительного и посоветовать лечь в постель. Только Гордон был хладнокровен и деловит. Доктор разговаривал с ним, явно обрадованный тем, что хоть с кем-то можно обсудить шаги, которые необходимо предпринять. День тянулся как кошмар. Вечером мы разговаривали с Гордоном.

— Будет, конечно, следствие, — сказал он. — Доктор явно понимает, что случилось, и его это вовсе не удивляет. Он говорил, что Дермот был в состоянии глубокой депрессии. И до этого несчастья периоды приподнятого настроения чередовались у него с мрачными, а он был не из тех, кто способен справиться с трагедией. Доктор испугался, что он может покончить с собой, еще тогда, когда тот узнал, что никогда больше не сможет ходить. Он подумывал о том, чтобы болеутоляющие таблетки находились только в распоряжении Джека, однако с этим возникали сложности: ведь Дермоту они могли понадобиться и ночью. Все это очень печально, но, как сказал доктор, в данных обстоятельствах не является чем-то неожиданным.

Дом погрузился в скорбь. Матильда была настолько разбита случившимся, что не смогла в этот день оставить постель, и сообщить новость старому мистеру Трегарленду взялся Гордон. Из комнаты старика он вышел явно расстроенный.

Я ждала его, чтобы услышать, как отец воспринял весть о смерти сына. Тот был поражен ужасом и горем.

— Я начал опасаться, что в доме появится еще один покойник, — сказал Гордон. — Его лицо налилось кровью, он открыл рот, но не смог издать ни звука. Он просто смотрел на меня и дрожал. Я решил, что у него сейчас начнется приступ. Это был ужасный удар, последовавший вслед за предыдущими. Он очень тяжело это воспринял. Нужно быть поосторожней: слишком уж сильно потрясение.

Мистер Трегарленд не выходил из комнаты в течение нескольких дней. Матильда производила впечатление громом пораженной. В город я не показывалась — можно было вообразить, что там говорят: проклятие дома Трегарлендов столетней давности, с тех пор, как Трегарленды и Джермины стали врагами.

Не возникало даже вопроса о том, каким будет объяснение: Дермот покончил с собой в состоянии умственного расстройства.

В доме было мрачное настроение, и не только в доме. Постоянной темой стала возможность войны. Было ясно, что немцы к чему-то готовятся.

Мы с Джоуэном встречались, как обычно, но мне было немного не по себе. Слуги постоянно шептались: вон, мол, что случилось, у Трегарлендов один удар за другим.

Джоуэн говорил:

— Все это, конечно, загадочно! Лучше бы все-таки вас здесь не было, хотя, с другой стороны, я не хотел бы расставаться с вами.

— Да, несчастья пошли полосой, — согласилась я. — Странная штука — жизнь, но смерть Дермота объяснима. Я знаю, как он был подавлен: потерял двух жен, и, как ни странно, обе утонули. Что же касается самого Дермота — был рассеян, потерял контроль над лошадью, а к тому же, говорят, был не вполне трезв, вот и объяснение.

— Все верно, не знаю только, что случится дальше. Полагаю, вскоре начнется война и это изменит всю нашу жизнь.

— Вы так уверены в этом?..

— Это диктуется ходом событий: этот альянс, как там они его называют… — «Стальной пакт», который Гитлер заключил с Италией… Похоже, он хочет обеспечить себе сильного союзника перед тем, как сделать какой-то ход.

— Не собирается же он воевать против Британии и Франции?

— Это еще неизвестно, слишком уж много умиротворения было в прошлом. Он может рассчитывать на то, что все так и будет продолжаться. Будем надеяться, что он остановится вовремя и мы не окажемся втянутыми в войну!