Но эта прекрасная женщина не умерла: она молода, полна сил и энергии, пытается вновь обрести вкус к жизни. С нашей помощью, подумалось Роберу. Всем нам нужно быть очень добрыми и очень внимательными к ней; ведь от нас зависят все ее дни в настоящем, которые станут ее вчерашним, ее прошлым, зависит та основа, на которой она строит свое будущее. Мы можем дать ей ощущение безопасности и время для того, чтобы она стала новой Сабриной Лакост. Мы можем дать ей любовь. И если мы неуклонно будем следовать этой цели, она с присущим ей изяществом и вкусом вновь обретет себя, даже если прошлое никогда и не вернется к ней.

Все эти мысли молниеносно промелькнули у него в уме, и он заговорил, не успев повернуться к ней от духовки.

— По-моему, у меня есть экземпляр «Алисы». Я поищу. Это мудрая сказка, сочиненная одним английским математиком, который хорошо разбирался в человеческих слабостях, в том числе и в своих собственных. Если у вас после чтения возникнут вопросы, обращайтесь ко мне. Или к Максу, конечно. А теперь, дорогая, у нас уже все готово, я приберу на кухне, а вы пока переоденьтесь во что-нибудь нарядное. И как только Макс приедет, мы перейдем в библиотеку и там выпьем.

— Завтра мадам Бессе все уберет.

Он улыбнулся.

— Не сомневаюсь. Но я вторгся в ее владения, на кухню, и единственный способ сделать так, чтобы наша следующая встреча была приятной, — это оставить здесь все, как было. По возможности даже лучше, хотя с мадам Бессе мне тягаться сложно. Так что идите и приводите себя в порядок. Макс сказал, что будет в шесть, а он всегда точен.

— Вам он нравится, правда? — спросила Стефани. Ей не хотелось уходить.

— Очень. Он — человек своего слова.

— А вы знаете… — Она запнулась. — А вы знаете, чем он занят во время командировок?

— Мне он говорит, что занимается экспортом сельскохозяйственного и строительного оборудования.

— Вы в это верите?

— У меня нет оснований не верить. А вы?

— Не знаю. Он никого не подпускает близко к себе, я никогда не могу понять, о чем он думает.

— Он любит вас. Вы это знаете.

Стефани помолчала, помедлила секунду и сказала:

— По-моему, на самом деле вы не верите ему, когда он говорит, чем занимается.

— Сабрина, я не могу считать своего друга лжецом.

— Но вы же сказали: «Мне он говорит, что занимается экспортом оборудования».

— Ага! У вас острый ум, вы способны улавливать нюансы. Что ж, он в самом деле так мне говорит, и я не ставлю его слова под сомнение, но, по-моему, Макс — не тот человек, которого это могло бы устроить, поэтому мне кажется возможным, даже вероятным, что он занимается также и другими делами, которые привлекают его больше, чем строительное оборудование.

— Он говорил, что помогает деньгами вам и другим священникам по всему миру.

— Так оно и есть. У нас есть часть программ, которые для нас очень важны, и Макс помогает их финансировать. В сущности, я очень завишу от него из-за денег, которые он вносит. Речь идет о значительных суммах.

— Вы говорите о программах в области образования и профессиональной подготовки.

— Да, они рассчитаны на молодых и включают также поиск для них жилья, оказание помощи, чтобы они, в свою очередь, помогали родителям, младшим братьям и сестрам, прививали им навыки участия в политической жизни, если таковая существует.

— Если таковая существует?

— Во многих странах есть только диктаторские режимы.

— Значит, в случае с этими странами вы не даете им навыков политической деятельности?

— Нет, даем, но иначе. Сабрина, дорогая, если вы не приведете себя в порядок, Макс примет вас за шеф-повара, а не за хозяйку этого дома, а то и вовсе перепутает с мадам Бессе.

— Хорошо, сейчас иду, но я задала вам еще не все вопросы. По-моему, говоря о пище и кулинарии, вы объясняете все до мелочей, но стоит мне начать спрашивать о вас самом, как вы начинаете отвечать очень уклончиво.

— Ну идите же, — мягко попросил Робер. — День выдался на славу, мы вдоволь позанимались.

— О! — У Стефани вырвался жест разочарования. — Вы с Максом иногда такие скрытные.

Но, принимая ванну, она выбросила Робера из головы и стала думать о Максе. Его не было уже восемь дней, и дом с каждым днем становился все молчаливее. Что ж, я привыкла к нему, подумала Стефани, выходя из ванны и протягивая руку к банному полотенцу. Он — крупный мужчина и занимает много места. К тому же с ним интересно поговорить.

Она надела шелковый свитер цвета слоновой кости и широкие шелковые брюки в тон, которые Макс купил как-то раз в одном магазинчике в Эксан-Провансе, когда она лежала в больнице. Она надела эти вещи впервые, и ощущение от прикосновения прохладной, облегающей фигуру мягкой ткани свитера и свободно струящихся брюк было таким приятным, что она закружилась на месте от удовольствия. Очень сексуальные вещи, подумала она, застегивая на шее золотое ожерелье, которое Макс подарил ей перед самым отъездом в Марсель. Очень сексуальные вещи, а там — понимай как знаешь.

Она расчесала гребнем отрастающие волосы. Макс несколько раз упоминал о том, какие роскошные у нее были волосы, после того как Сабрина спросила у него об этом, и она поняла, что ему будет приятно, если у нее будут длинные волосы, но отращивала их не потому. Ей хотелось увидеть себя такой, какой она была прежде, такой, какую она не то что почувствовать — представить и то не могла.

Приподняв часть волос, она посмотрела в зеркало на свой лоб. Шрам был длинный, но уже зарубцевался, не слишком бросался в глаза и становился все бледнее; врач говорил, что через несколько месяцев он станет серебристым, а потом почти исчезнет. Щеки, шея и кожа вокруг глаз по-прежнему были в порезах, но с каждой неделей они постепенно бледнели; сейчас на расстоянии они были едва заметны. Довольно скоро вид у меня будет отличный, подумала Стефани, обувая шелковые туфли цвета слоновой кости. Врачи постарались: заштопали с ног до головы. Единственное, чего не будет хватать, — это меня самой.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, она поняла, что выглядит просто великолепно, а одежда самым выгодным образом подчеркивает ее изящную фигуру. Взяв массивный золотой ремень из переплетенных колец, она продела его в петли брюк. Застежка спереди была сделана в форме грозди жемчужин с замысловатым узором.

— Потрясающе, — вслух сказала она и, бросив взгляд в зеркало, увидела, как зрачки у нее расширились от удивления. — Потрясающе. Где же я была, когда мне все говорили «потрясающе»?

По окну снаружи скользнул яркий свет фар; она услышала, как остановилась машина и хлопнула дверца. Я подумаю об этом позже, мелькнула мысль. Макс уже здесь. Выбежав из комнаты, она прошла через фойе. Входная дверь открылась, и вошел он. Не успела дверь захлопнуться, как он уже обнимал ее.

— Слишком долго меня не было, — сказал он, целуя ее. — Да, слишком долго меня не было рядом с тобой.

Тело Стефани, казалось, очнулось. Внутри у нее словно вспыхивали язычки пламени и внезапно жарко разгорались, озаряя все вокруг, бушевал огонь, и, крепко обхватив Макса за плечи, она радостно потянулась навстречу его мощным рукам, чувствуя, как растворяется в нем, сгорая от желания.

— Господи, — пробормотал он и подхватил ее на руки. — Ты вернулась ко мне, моя ненаглядная Сабрина…

Нежно обнимая Стефани, уткнувшуюся ему в шею, он повернул к лестнице. В этот момент из кухни послышался слабый звук — кастрюлю накрыли крышкой и захлопнули дверцу духовки. Стефани невольно вскинула голову и отстранилась.

— Ой, Макс, я совсем забыла! Постой. На кухне Робер…

— Черт с ним!

— Нет, ты не понимаешь. Мы с ним приготовили ужин. Он нас ждет.

— Подождет.

— Нет! — Она прилагала отчаянные усилия, чтобы выпрямиться.

Он выпустил ее.

— Чего же ты тогда хочешь, черт побери?

— Мы с Робером приготовили ужин. Он очень необычный, Роберу очень хотелось приготовить по случаю твоего возвращения домой что-то особенное, и мне хочется, чтобы мы поужинали все вместе. А потом, когда Робер уйдет…

— Ужин. Какой-то несчастный ужин настолько важен, черт побери, что ты предпочитаешь его…

— Не говори так! — Она так хотела его, что начала дрожать, но рассердилась из-за того, что он столь пренебрежительно обходится с Робером. — Это важно для Робера, он — лучший друг, который у нас есть, и мы не должны вынуждать его, словно он слуга, сидеть на кухне. После того, как он целый день учил меня, готовил ужин для тебя и рассказывал мне, как ты ему нравишься. Ужин займет часа два-три, и если ты не можешь потерпеть, значит, мы не ляжем с тобой спать вообще.

Макс стоял у нижней ступеньки лестницы и, прищурившись, смотрел на нее. Стефани выдержала его взгляд. Секунду помедлив, он улыбнулся и поднес ее руку к губам.

— Моя вспыльчивая Сабрина! Ты вернулась ко мне. Что произошло за эту неделю такого, от чего ты очнулась?

Значит, я была такой и раньше, подумала Стефани. Не давала никому спуску, говорила то, что думала, даже если это могло кому-то не понравиться. Я рада. Все эти месяцы я ненавидела себя за беспомощность.

— Я научилась водить машину, — сказала она, повернув свою ладонь в руке Макса так, что их пальцы переплелись, и повела его на кухню.

Весь ужин он наблюдал за ней. На первых порах он больше молчал, пока Робер говорил о том, что произошло в Кавайоне за время его отсутствия, но после того как подали суп, сам разговорился, расхваливая еду и тех кудесников, которые ее приготовили, восхищаясь выбранными винами, непринужденно и забавно рассказывая о Марселе. Раз он упомянул о представителе торговой фирмы из Гватемалы по имени Карлос Фигерос, с которым там познакомился. Стефани показалось, что, когда Макс заговорил о нем, они с Робером быстро переглянулись, но сказать наверняка она не могла. Больше всего она была поглощена тем, как Макс смотрел не нее, не сводя глаз с ее лица все два с лишним часа, пока продолжался ужин.

Потом Робер ушел, пообещав вернуться через два дня и дать очередной урок кулинарии. Едва успел Макс запереть входную дверь, как Стефани оказалась в его объятиях. Впервые они вместе поднялись по лестнице к нему в спальню.

Он стянул с нее свитер через голову, лаская при этом ее грудь, затем стал возиться с застежкой золотого ремня, украшенного жемчугом.

— Черт побери, зачем ты надела этот… — пробормотал он, и у Стефани вырвался нервный смешок.

— Может быть, мне нужен был пояс целомудрия. — Она ощутила, как ее охватывает паника. Я даже не знаю, что делать, даже не уверена, что хочу этого. Но тут, наклонившись, он прижался губами к ее груди, и у нее вырвался судорожный вздох. Расстегнув ремень, она сняла брюки и, широко раскрыв глаза, уставилась невидящим взором на противоположную стену, пока он не раздел ее. Она старалась не смотреть на него, слышала, как он раздевается сам. Потом он привлек ее к себе, и она невольно вздрогнула, почувствовав прикосновение его тела к своей коже. Ее груди были плотно прижаты к его груди, заросшей густыми волосами, его сильные руки ласкали и ощупывали спину, ягодицы, талию, бедра так, как гончар мнет глину, придавая ей нужную форму. Наконец, в тишине, раздался ее протяжный вздох. Она не помнила, чтобы ей приходилось заниматься с ним любовью в прошлом, но руки у него были настойчивые, и ее жаркое, податливое тело потянулось навстречу ему. Оно само знало, что делать.

На рассвете они оба облачились в его шелковые халаты, причем Стефани пришлось закатать рукава до самых локтей. Они спустились по лестнице и позавтракали остатками ужина — холодной курицей в винном соусе и ломтиками шоколадного рулета, а на десерт выпили бутылку бургундского.

— Изумительно вкусный ужин сейчас вкусен вдвойне, — сказал Макс. — Я в долгу перед Робером, и в еще большем долгу перед тобой. С двадцать четвертого октября я еще ни разу не был так голоден и так удовлетворен.

— А что случилось двадцать четвертого октября? — машинально поинтересовалась Стефани. Ее охватила слабость, она еще не совсем пришла в себя после прошлой ночи. Вспоминая свои ощущения, она удивилась: она всем существом чувствовала каждую секунду ночи, словно ни у нее, ни у Макса никогда не было прошлого и теперь, наконец, они сравнялись во всем.

— Ничего. Я оговорился.

— Нет, не оговорился. В тот день произошло что-то особенное. Расскажи мне, что это было.

— Потом.

— Макс!

— Ну хорошо! В тот день взорвалась яхта. С тех самых пор я не был уверен, что мы с тобой снова обретем друг друга, потому и не чувствовал себя удовлетворенным. До вчерашнего вечера. Вот что я хотел сказать.