— Это отдельная история.

— Но я же была у тебя дома, у тебя просто изумительная семья… — Она заметила, как при этих словах Стефани поморщилась. — Извините, я не хотела… хотя, да, именно это и бросилось мне в глаза. А в это время ты уже была с Леоном. Кстати, у меня есть его картина, я купила ее в галерее Роан. Мне понравилось, как Сабрина его описала. Он что, в самом деле такой замечательный?

— Да.

— И ты обо всем ему рассказала?

— Да.

— Не могу поверить. Это самая фантастичная, неправдоподобная, невероятная история… — Ее лицо озарилось слабой улыбкой. — Вы обе просто великолепны. Знаете, я даже не в обиде на вас за то, что вы обвели меня вокруг пальца. Господи, сколько раз мне самой хотелось сделать то же самое! Я смотрела на других женщин и хотела поменяться с ними местами, пусть ненадолго… Черт, несколько лет назад мне захотелось перевоплотиться в Сабрину.

— Паутина, — пробормотала Сабрина.

— Да, удачно сказано. Но кто же мог заранее предугадать, как все обернется?

— Мы даже не пытались предугадывать, — сказала Стефани. — Мы говорили только о том, как сделать так, чтобы наша затея удалась на одну-единственную неделю.

— Что ж, это тебе удалось. И на большее время. Ты превзошла саму себя. К тому же ты, наверное, прекрасно провела время. Все в Лондоне говорили, какой счастливый вид был у тебя той осенью. — Она посмотрела на Сабрину. — И у тебя, и у твоей сестры, да? У вас началась новая жизнь. Что ж, должна отдать вам должное: в Каннах вы обе безоговорочно получили бы приз за лучшую женскую роль. — Она заметила, как лицо Сабрины застыло, и снова бросила взгляд на ее левую руку. — Извини, я что-то не то сказала. Ты ведь не притворялась, да? Во всяком случае, спустя какое-то время. Но почему ты мне ничего не рассказала? — вдруг спросила она голосом, в котором сквозили требовательные нотки. — Мы же были самими близкими подругами. Когда все мы решили, что ты погибла, а ты вернулась, выдавая себя за Стефани, чтобы похоронить ее… ой! Ради всего святого, кого же мы хоронили в тот день?

— Этого мы не знаем. Ничего не можем понять. Я пробыла в похоронном бюро довольно много времени, долго сидела у гроба…

— Но ты же сказала, что там было темно, — произнесла Стефани. — Внутри горело лишь несколько свечей. А ты плакала.

— Да, но свою сестру… Хотя, может, в этом все и дело. У меня перед глазами стоял сплошной туман. Я видела то, что ожидала увидеть. То, что ожидала увидеть, — медленно повторила она. — Знаете, это свойственно всем людям. Поэтому мы со Стефани и добились успеха в жизни. Люди подстраивают реальную жизнь под себя, стараясь сделать так, чтобы она оправдывала их ожидания, и подвергают себя всевозможным испытаниям, чтобы мир представал в их глазах исполненным логического смысла, вместо того чтобы относиться со всей серьезностью к тому, что, казалось бы, вовсе лишено смысла.

— Мне это знакомо, — сказала Александра, обращаясь к Стефани. — Помнишь, во время званого обеда у меня дома ты стала рассказывать мне о Греции, когда была там совсем маленькой, а потом добавила: «Сабрина спасла мне жизнь». Все еще сочли такие слова на редкость странными, но ты поспешила замять сказанное, и тем дело и кончилось. Никому из нас тогда и в голову не пришло…

— Да и как могло прийти? — со слабой улыбкой спросила Стефани. — Кому могла бы прийти в голову такая безумная затея?

— Да… Хотя, постой… Разве Дентон не опознал труп?

— Нет, опознал, и вот это-то как раз и есть самое непонятное, — ответила Сабрина. — Уверена, у него и в мыслях не было плакать, когда он стоял и смотрел на тело в гробу. Это один из тех вопросов, которые мы собираемся ему задать.

— Вы что, обе хотите с ним поговорить? Разве ты не сказала мне, что вы действуете по очереди?

— Да, до сих пор так и было. — Сабрина и Стефани с улыбкой переглянулись. — Но, думаю, на этот раз мы будем действовать вместе.

Глаза Александры блеснули.

— Да, интересно было бы посмотреть, как у вас это получится! Знаете, я никогда особенно не симпатизировала Дентону. Похоже, он ни на кого особенно не обращает внимания, словно все мы — фон для его занятий, которые и дают ему счастье в жизни. Но мне бы и в голову не пришло заподозрить его в убийстве. Я сейчас перебираю в памяти кое-кого из своих знакомых в высшем свете, если можно так выразиться, в здешнем светском обществе, в Южной Америке, да где угодно. А как по-вашему, вам не опасно с ним встречаться?

Задумавшись, Сабрина посмотрела на Стефани, которая сидела, нахмурившись. Вид у нее был встревоженный.

— Наше появление приведет его в замешательство, и это даст нам явное преимущество. К тому же, готова поклясться, что сам он никогда не занимается черной работой. Думаю, с нами все будет в порядке.

— Вы что, собираетесь просто прийти к нему домой и позвонить у двери?

— В этом вся и затея.

— Звучит интригующе! Мне бы страшно хотелось посмотреть, что из этого выйдет. А можно мне с вами? Обещаю, я буду вести себя тише воды, ниже травы. Вы даже не почувствуете, что я рядом.

— Нет, не стоит, но мы обязательно тебе все потом расскажем. Где ты остановилась?

— В «Клэриджз». Кстати, я встречалась с Брайаном в «Амбассадорз». Мне очень нравится магазин, Сабрина. Так приятно ощущать, что я теперь его владелица.

— Может получиться так, что ты станешь заодно и владелицей «Блэкфордз». Поговорим об этом чуть позже.

— «Блэкфордз»? Но там же дела идут из рук вон плохо.

— Это как раз одна из причин, по которой я готова уступить его тебе всего за пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Под твоим руководством он возродится. Ведь, даже живя в Бразилии, ты будешь управлять им лучше Николаса.

— Возможно, но я ведь еще даже не задумывалась, нужно ли мне его покупать. О, Господи, еще одна проблема, над которой придется ломать голову. Значит, вы наотрез отказываетесь взять меня с собой на встречу с Дентоном?

— Да, отказываемся, да и по большому счету ты ведь тоже на это не рассчитывала. Мы завтра тебе позвоним, после того как встретимся с ним. Скорее всего ближе к вечеру.

— Ближе к вечеру меня здесь уже не будет. Я уезжаю в Париж.

— Ах, вот как! — И я тоже, чтобы неделю провести вместе с мужем. Но когда он узнает, что я ему лгала все это время, когда узнает, что Стефани осталась в живых…

А что еще произойдет до этого, после того, как мы со Стефани, наконец, поговорим обо всем, чего старательно избегали эти три дня?

— Мы тоже туда собираемся, — сказала Стефани, стараясь не замечать быстрого, удивленного взгляда Сабрины. — Завтра к вечеру мы будем уже в Париже. Когда приедем, можем тебе позвонить.

— Вот и отлично. Может быть, поужинаем вместе? Только по-настоящему, а не так, как в этот раз. Я остановлюсь в «Реле Кристин». А вы?

Стефани бросила взгляд на Сабрину.

— В «Отеле», — ответила Сабрина, сжимая руки на коленях.

— Замечательно, значит, мы будем в нескольких кварталах друг от друга. Завтра вечером я вам позвоню. Впрочем, нет, завтра вечером меня встретит Антонио, а ему трудно будет примириться с тем, что вечером я могу думать о чем-либо еще, кроме него. Может быть, встретимся в субботу утром?

— Отлично, — ответила Стефани. — Мы свободны в субботу с утра до вечера.

Сабрина сидела молча. В субботу с утра до вечера. А в воскресенье приезжает Гарт. У нас есть целый день, чтобы поговорить, решить, что мы будем делать в воскресенье, по крайней мере в те воскресные часы, которые еще в нашей власти.

Сделав знак официанту, Сабрина попросила принести счет.

— Послушайте, — внезапно сказала Александра, — мне хочется, чтобы вы знали, что я люблю вас обеих. Наверное, если бы я лучше знала Стефани, я бы заметила между вами разницу, но для меня вы обе сейчас воплощаете собой Сабрину, и я люблю вас. Извините, я понимаю, что это звучит как настоящее безумие, но…

— Ничего страшного, — сказала Стефани и дотронулась до руки Александры, словно ища опору, чтобы самой не упасть. — Я и сама толком не знаю, кто я.

В тот вечер, как и каждый день, ровно в полночь Сабрина позвонила домой. Там уже ждали ее звонка: Клифф сидел на диване в кухне, Пенни была в кабинете Гарта, а миссис Тиркелл стояла рядом, дожидаясь, когда Клифф передаст ей трубку, чтобы перекинуться парой слов с Сабриной.

— У тебя взволнованный голос, — сказала она, разговаривая с Клиффом. — Что-нибудь случилось?

— Ничего. — В его голосе слышались предостерегающие нотки. По-видимому, они предназначались Пенни, сидевшей у параллельного телефона в другой комнате, но Сабрина чувствовала, что они и вправду что-то задумали. У нее защемило сердце, потому что она была уверена, что они готовят ей какой-то сюрприз по ее возвращении домой, а возвращения домой ведь вполне может и не быть, все зависит от Гарта. Может быть, он покажет мне от ворот поворот, как уже было в прошлом, мелькнула у нее мысль, тем более что у него есть на это полное право. И тогда я потеряю их всех, а Пенни и Клифф будут думать, что я бросила их так же, как в декабре прошлого года.

Но если она не вернется домой, узнают ли Пенни и Клифф о том, что произошло?

Если Стефани вернется домой вместе с Гартом, узнают ли Пенни и Клифф о том, что произошло?

Бросятся ли им в глаза различия. Ведь сейчас они заметнее, чем те, которые они предпочли не видеть год назад?

Станут ли они добиваться объяснений, заподозрив что-то неладное, почувствовав, что их любимая мама стала другой?

Глаза у нее защипало от слез.

— Клифф, если вы решили что-то приготовить к моему приезду домой…

— Нет, — ответил он с видимым облегчением в голосе, чем вконец сбил Сабрину с толку. Интересно, что они задумали?

Она слушала, как они рассказывают о занятиях в школе, о друзьях, о конкурсе по рисованию, на который записалась Пенни, смеялась над их безобидными остротами и каламбурами, а повесив трубку, приказала себе не терзаться мыслями. Может быть, у себя в школе они мастерят для нее подарок, а тут уж она ничего не может поделать. Либо они подарят его мне, либо нет. Все решится в воскресенье.

На следующий день, в шесть часов утра, она позвонила Гарту в гостиницу в Гааге. Сейчас там семь утра — единственное время, когда он может поговорить с ней до того, как начнутся заседания. Свернувшись калачиком в кресле гостиной и оставив Стефани в комнате для гостей, дальше по коридору, Сабрина чувствовала, что говорит приглушенным, чуть ли не напряженным голосом, взвешивая каждое слово, но не могла заставить себя говорить беззаботно и весело, хотя старалась изо всех сил.

— Пришлось много разговаривать с людьми, — сказала она в трубку, стараясь избегать откровенной лжи. — Николас собирается продавать «Блэкфордз»… да, кстати, оказывается, Александра договаривается с Брайаном насчет продажи «Амбассадорз» и заодно хочет купить «Блэкфордз». — Она говорила о Лондоне, о погоде, о том, что паковала мебель и произведения искусства в доме на Кэдоган-сквер, собираясь попозже отправить их в Эванстон, а потом добавила: — Знаешь, мне не очень хочется говорить только о себе. Лучше расскажи, чем ты там занимаешься.

По тому, как он говорил, она поняла, ибо улавливала малейшие нюансы в его тоне, что он понял — на душе у нее неспокойно. Но после того первого вечера, когда она уклончиво отвечала на его расспросы, он не стал принуждать ее. Он рассказывал об ученых, съехавшихся на конференцию, о внимании, которое привлекло его собственное выступление, о редких экскурсиях по городу, когда ему удалось выкроить время. Еще он сказал, что слышал от Клаудии: «Чикаго трибюн» начала публиковать серию статей с расследованием деятельности конгрессмена Леглинда, и там говорится также о том, как слушания в конгрессе влияют на научные исследования. Сабрина задавала достаточно много вопросов, чтобы он без конца говорил об этом и еще о многом другом более часа.

— Ну, пожалуй, хватит, — наконец, сказал он. — Все остальное может подождать. Ты ничего не рассказала мне об отеле, в котором остановилась.

— Он так и называется — «Отель» и расположен на левом берегу Сены, рядом с бульваром Сен-Жермен. А в котором часу ты приедешь?

— Утром. Примерно в половине десятого. Я приготовил тебе сюрприз. Я говорю тебе о нем сейчас, так что у тебя будет пара дней, чтобы попытаться угадать.

— И ты тоже? А то Пенни с Клиффом что-то замышляют… Гарт, что происходит?

— Они что, говорили загадками? Надо будет у них спросить. Любовь моя, потерпи до воскресенья. Я уже начал считать часы, остающиеся до нашей встречи.

— Теперь уже совсем скоро, — пробормотала Сабрина. — Ах, Гарт, я люблю тебя. Ты так много значишь для меня, для моей жизни… Извини, — поспешила сказать она и заставила себя продолжать непринужденным тоном. — Я что-то слишком расчувствовалась. Я скучаю без тебя. Я люблю тебя. Завтра позвоню тебе из Парижа.