Луи Бриньон - Павловский вальс

– Да не особо, – лениво потянувшись, ответил Никита.

– И не стыдно вам? Втроём на одного?!

– Так его только так. Будто сама не знаешь?!

– Я пойду к нему…

Слова сестры вызвали у Никиты приступ смеха. Анну разозлило, не то, что он смеялся, а то, что смеялся прямо ей в лицо.

– Я попрошу Петра, чтобы он тебе ещё поддал, – гневно пообещала Анна. Она не замечала обескураженный взгляд матери. Анчукова схватилась за руку супругу, и сделал вид, будто ей плохо. И всё из-за слова Анны «поддал».

– Сначала найди своего дорогого Петра!

– Что это значит? – нахмурившись, спросила Анна.

– То и значит, что не найдёшь его, – отдышавшись от смеха, но с откровенной насмешливостью ответил Никита. – Нас домой отпустили, а его в трюм поместили.

– Кто его поместил в трюм? – не поняла Анна.

– Жандармы. Они нас всех четверых взяли. Нас отпустили, а Петра в трюм.

Анчукова находилась в полуобморочном состоянии. Супруг усадил её в кресло и начал успокаивать.

– А почему Петра не отпустили? – спросила Анна.

– Он одному жандарму в глаз дал. Тот, брык, и на землю. Лежал как мёртвый, но потом очухался. Петра сразу под «склянку» сдали и в трюм.

– Какие ещё склянки? – закричала Анна, и тут же обратившись к отцу, потребовала предоставить в её распоряжение карету. – И слушать ничего не хочу. Я еду к Азанчеевым., – отвечала она, отметая любые возражения родителей. Анчуковым ничего не оставалось кроме как подчиниться. Они всегда уступали, когда Анна проявляла характер.

– «Анкерок» с собой прихвати! – насмешливо крикнул ей вслед Никита. Заметив осуждающие взгляды родителей, он счёл нужным пояснить свои слова. – Это такой…бочонок с водой, который держат в шлюпках на случай кораблекрушения.

Особняк Азанчеевых находился совсем недалеко, на берегу Фонтанки. Он превосходил особняк Анчуковых не только размерами, но и внешним видом. Это был двухэтажный дом, построенный на погребах. Первый этаж состоял из холла, гардеробной, кухни, подсобных помещений и комнат для прислуги. С холла первого этажа на этаж второй этаж, вела мраморная лестница с позолоченными перилами. Второй этаж предназначался строго для членов семейства и был разделён на две части овальным холлом. Слева от холла находилась гостиная, столовая, комната для чаепития, для курения и прочих нужд, таких как игра в карты или шахматы. Справа от холла, располагались личные комнаты членов семейства и четыре комнаты для гостей, которые всегда содержались в безукоризненном состоянии. Впрочем, как и всё прочее в доме. Шесть слуг постоянно жили в доме. Управляла всеми пожилая сухощавая дама по имени Лиза. Ещё был кучер Фёдор. Он жил в маленькой пристройке возле конюшни и неотлично находился при Азанчеевых.

Фасад здания, между первым и вторым этажом, украшали скульптуры двенадцати ангелов. Руки ангелов были подняты ладонями вверх. Над каждым ангелом была сооружено окно с позолоченным обрамлением. При взгляде на особняк создавалось впечатление, что ангелы только для того спустились на землю, чтобы поддерживать окна, которые в ином случае могли просто обвалиться. Широкая, массивная дубовая дверь, служившая парадным входом, была увенчана гербом графов Азанчеевых: мечом, сплетённым с розой.

С крайней левой стороны особняка была сооружена арка для проезда во внутренний двор. Азанчеевы содержали собственную конюшню, прачечную и небольшую пекарню. Они жили на широкую ногу и вполне могли себе это позволить. Солидный доход приносили имения. Но несравненно большую прибыль они получали от четырёх фабрик, которыми владели в Санкт-Петербурге. И это был далеко не полный список того, что принадлежало семье Азанчеевых.

Сама семья Азанчеевых состояла из: Ольги Владимировны Азанчеевой, Олега Алексеевича Азанчеева и графа Петра Алексеевича Азанчеева.

Пётр являлся самым младшим членом семьи и, тем не менее, носил титул графа. Даже его матушка, Ольга Владимировна не имела права носить этот титул. Не носил его и отец Петра. А почему так случилось? Виной всему был покойный граф Пётр Азанчеев, свёкр Ольги Владимировны. Взяв на руки новорождённого Петра, он воскликнул:

– Вот он, граф Азанчеев!

Он составил завещание, согласно которому передал внуку, названному его именем – титул, а вместе с титулом все обязанности и права главы семейства Азанчеевых. Передал, минуя сына и старшего внука Олега. Через год после того он скончался. А спустя два года упокоился и отец Петра. Лихорадка унесла его жизнь.

Олегу исполнилось двадцать шесть лет. А Петру исполнилось только двадцать. Олег был старше Петра на шесть лет. Как и вся мужская часть Азанчеевых, Олег, несомненно, обладал привлекательной наружностью, но не столь притягательной как у Петра. Он, как и Пётр был отлично сложён и в полной мере обладал внешностью, позволяющей женщинам считать мужчину красивым. Они с Петром были похожи. Но только внешне. Олег обладал болезненным самолюбием и при всяком удобном случае упоминал о несправедливости по отношению к нему со стороны покойного графа Азанчеева и не раз упрекал в том свою матушку. Он не мог смириться с тем, что ему предпочли младшего брата. Олег обладал сложным характером и нередко ссорился. Но при этом всегда старался не доводить ссоры до той грани, после которой больше не будет возврата. И в этом он составлял полную противоположность Петру. Пётр старался избегать ссор, но уж если они начинались, он шёл до конца. Олег хорошо знал это качество младшего брата. Он понимал, что ему никогда не хватит духу поступать как Пётр. И оттого ещё больше злился на него и на себя. Но в целом, это был вполне добродушный молодой человек. Все его обиды, как правило, длились не более самой беседы, в которой он их высказывал.

Ольга Владимировна Азанчеева, прекрасно знала характер Олега. Она знала, что Олег недолюбливает своего брата Петра и всячески пыталась исправить. Это была мать, в самом полном и самом прекрасном смысле этого слова. Весь смысл её существования заключался в сыновьях, Олеге и Петре. Всё её мысли и поступки так или иначе были связаны с ними. Ольге Владимировне исполнилось сорок пять лет. Это была невысокая женщина с очень строгим взглядом. Ещё большей серьёзности ей добавляли очки на серебристой оправе. Она всегда зачёсывала волосы назад и носила платья с высоким воротником, плотно облегающим шею. При первом взгляде на неё создавалось впечатление, что она немедленно начнёт вас отчитывать. В обществе, Ольга Владимировна считалась женщиной строгих взглядов. Что вызывало немало слухов, в основном негативных. Но в действительности, этот образ предназначался, в большой степени для сыновей и в меньшей степени для слуг. Но и те, и другие давно поняли, что Ольга Владимировна добрейший души человек. Они это понимали, но делали вид, будто относятся к ней, так как она и показывает.

В то время, когда Анна Анчукова собиралась поехать в дом к Азанчеевым, Ольга Владимировна беседовала в гостиной со своим поверенным, Михаилом Акатьевым. Михаил Акатьев доводился родным отцом Андрею Акатьеву, другу Петра. Слушая его, Ольга Владимировна то и дело поддавалась вперёд и взволнованно прижимала руки к груди.

– Михаил Андреевич, что же будет? Что же будет? – с волнением спрашивала Ольга Владимировна.

– Не стоит беспокоиться, – раздался уверенный ответ, – дело разрешиться в ближайшие два – три дня. Граф Азанчеев уже принёс свои извинения и выразил готовность возместить ущерб, вызванный его действиями. Жандарм в целом не пострадал, если не считать небольшой вздутости на подбородке. Его подержат несколько дней для приличия, а затем без каких-либо обвинений выпустят на свободу.

– Несколько дней? – в ужасе вскричала Ольга Владимировна. – А где он будет спать? Что он будет есть?

– Граф Азанчеев просил передать, что чувствует себя прекрасно и ни в чём не нуждается!

Ольга Владимировна не сразу поверила, Ей казалось, что поверенный говорит всё это лишь для того чтобы успокоить её. Она сомневалась лишь до той поры, пока поверенный не рассмеялся. Правда он тут же принёс извинения и объяснил причину своего веселья.

– Ему даже нравится находиться за решёткой. Граф Азанчеев сравнивает своё положение со штормом. Если не считать раздражения, которое испытывают жандармы всякий раз, когда он «управляет кораблём», выглядит его пребывание в жандармерии вполне…весело. В целом, как и объяснил сам граф Азанчеев: «он попал в шторм и как капитан судна не имеет права допустить кораблекрушения. А для этого, первым делом необходимо выбросить всё лишнее за борт.

– В каком смысле «выбросить всё лишнее за борт»?

– Полагаю, речь шла о матрасе, одеяле и скромной еде, которую я попросил ему передать от вашего имени!

– Пусть только вернётся. Я ему покажу «кораблекрушение», – Ольга Владимировна не успела, как следует разгневаться, ибо в это мгновение в гостиной появилась взволнованная Анна. Она слышала последние слова. Как следствие, у неё на глазах появились слёзы:

– Всё плохо? – только и смогла вымолвить Анна.

Ольга Владимировна быстро распрощалась с поверенным, чтобы тут же подойти к Анне. Она обняла Анна и как могла мягко успокаивающе сказала:

– Что ты, милая моя? Что ты? Не надо плакать. В особенности из-за этого неблагодарного мальчишки. Пока мы здесь волнуемся, он развлекается в жандармерии. В шторм он попал…настоящий шторм начнётся, когда он вернётся домой. Пойдём, пойдём… – Ольга Владимировна усадила Анну на дивана и протянула ей платок. – Я только что разговаривала с господином Акатьевым. Он заверил меня, что все вопросы исчерпаны. Пётр вернётся домой через несколько дней.

– Я так испугалась, – Анна взяла платок и вытерла слёзы, – я думала, с ним случилась беда!

– Да что с ним может случиться? – в гостиной появился Олег. Он был навеселе. Он часто приходил навеселе. – Это же граф Азанчеев, собственной персоной. То, что дозволено ему, не дозволено другим смертным.

– Олег! Прекрати немедленно! – Ольга Владимировна со всей строгостью посмотрела на сына. Тот в ответ насмешливо заулыбался.

– Нижайше прошу прощения. Я совсем забыл, что в этом доме дозволяется лишь восхвалять графа Азанчеева. Напоминайте мне матушка, напоминайте почаще о сем факте, дабы вскорости мне будет должно осознать собственную ничтожность.

– Олег пьян. Не обращай на него внимания, – слова Ольги Владимировны были предназначены для Анны. – Он сейчас пойдёт спать, – Ольга Владимировна бросила выразительный взгляд на сына, получив в ответ шутовской поклон. – А утром принесёт свои извинения, как тому и положено…

– Непочтительному сыну, – закончил за неё Олег. – Я могу и сейчас принести свои извинения. Как вы пожелаете матушка. Так всегда было и так всегда будет.

На пороге появилась Лиза. Заметив её, Ольга Владимировна извинилась перед Анной, бросила ещё один выразительный взгляд в сторону Олега и только потом вышла из гостиной.

Едва Ольга Владимировна ушла, как Анна холодно произнесла, адресуя свои слова Олегу:

– Вы ведёте себя отвратительно. И это поведение оскорбляет меня и мои чувства по отношению к вашему брату. Я настоятельно требую прекратить нападки в адрес Петра. Он не заслуживает ни одного из ваших слов. В то же самое время как вы заслуживаете наихудшего порицания за столь недостойное поведение неуместное ни в одном приличном обществе.

– Сколько слов? – Олег послал Анне насмешливую улыбку. – Вы полагаете, меня волнует ваше мнение? Или мнение общества? Не путайте меня с вашей дражайшей матушкой. Да и вы, впрочем, недалеко от неё ушли. Хотите правду? При всей моей неприязни к Петру, я бы никогда не пожелал ему такой супруги как вы. Я по крайне мере могу, пусть и не самым приятным образом, признать, что Пётр много лучше меня самого. Ну а вы, сидите здесь и плачете с таким видом, будто для вас это обязанность. Обременительная обязанность. Вам ведь не Пётр нужен, а более высокое положение в обществе. Возможно, вы его и любите, но не так сильно как себя и то самое общество, в котором, по вашему мнению, мне нет места. И последнее, сударыня. Если говорить о недостойном поведение в обществе, то именно так выглядят ваши попытки вмешаться в дела нашей семьи. И более всего это касается моих с Петром отношений.

– После того как я стану графиней Азанчеевой, вы ни одного дня не останетесь в этом доме.

Олег расхохотался. На пороге возникла Ольга Владимировна. Она переводила взгляд с гневного облика Анна на смеющегося Олега, пытаясь понять, что же произошло в её отсутствие.

– Пожалуй, Анна Анчукова с Петром Азанчеевым составят чудесную пару, – смеясь, заметил Олег, – Вы даже не представляете матушка, насколько мне отрадно предвкушать столь значимое событие. Разумеется, – Олег внезапно стал серьёзным, – как только сие событие состоится, я незамедлительно отправлюсь в одно из наших имений и более не вернусь в этот дом.

Последние слова Олега были предназначены для Анны, и она приняла их с видимым удовлетворением, а Ольга Владимировна с откровенной растерянностью. Раскланявшись, Олег покинул гостиную.