— А как он попал в подвал?

— Он и не попадал, Кенни дал ему деньги через окно и так же забрал продукты.

— Малыш видел что-нибудь?

— Ничего. Он сказал, там висят темные занавески и Кенни только чуть-чуть приоткрыл их, чтобы передать деньги и взять продукты. Так что никто не может заглянуть внутрь.

— Как ты думаешь, что их заставило забраться в подвал и торчать там так долго?

— Не знаю. Говорят, Кенни как-то пообещал, что в следующий раз, когда он узнает, что Джинни опять вертится по пивным, он будет пить так, как никто до него не пил. Думаю, в этом все дело.

— Наверное, так. Эти ребята сидят в подвале уже шестую неделю.

— Интересно, когда у них кончится выпивка? Двенадцать бочонков сидра нельзя пить вечно, тем более всемером.

— Не знаю. Говорят, как-то поздно вечером в Уайт-Ривер видели Лукаса. У него уже длинная борода. Был пьян, как свинья. Так что, может, он выскользнул ночью из подвала и отправился за выпивкой.

— Шесть недель. Бог ты мой! Готов поспорить, у них и пива-то не осталось, я уж не говорю о том, что покрепче.

— Не могу понять, почему Бак Маккракен еще не прекратил это.

— Думаю, шерифу просто стыдно. Ведь в подвале Кенни вместе с другими его собственный брат.

— Хотел бы я побыть мухой, которая сидит там на стене. Наверное, от того, что там происходит, кровь стынет в жилах.

— Может, холод выгонит их оттуда.

— Не, Джинни сказала мне, что у Кенни там есть печка, а дрова он туда давно натаскал. Она говорит, что ей придется переехать, потому что она не может спуститься вниз за дровами и в доме теперь страшный холод.

Старики рассмеялись.

— Не думаю, что Джинни нужны дрова, чтобы согреться.

— Интересно, чем она занимается холодными ночами, ведь все ее приятели в подвале. Ей, наверное, очень одиноко.

— Только не Джинни Стернс, — сказал Клейтон Фрейзер. — Только не ей.

Это замечание Клейтона развеселило стариков.

— Откуда ты знаешь, Клейтон? Ты что, воспользовался случаем, пока другие отсутствовали?

Фрейзер не успел ответить, в магазин вбежали школьники, и мужчины прекратили разговор. Ребята окружили прилавок с дешевыми сладостями, мужчины возле печки молча курили и ждали. Когда дети потратили все свои пенни и один мальчик купил буханку хлеба, разговор продолжился.

— Это мальчишка Пейджа? Тот, что купил хлеб?

— Да. Никогда не видел пацана с таким несчастным лицом. Даже не представляю, почему это так. Он одевается лучше большинства других детей, его мать прекрасно устроилась. И все-таки у этого пацана вид голодающего сироты.

— Это возраст, — сказал Клейтон Фрейзер. — Мальчишка растет.

— Может быть. За последний год он здорово вымахал. Может, от этого он такой бледный.

— Нет, — не согласился Клейтон. — Не из-за этого. У него просто такая кожа, как и у его мамаши. Да и его отец никогда не был румяным.

— Бедный старина Окли Пейдж. Думаю, хорошо, что он в могиле и не видит, как эти женщины все время из-за него грызутся.

— Да, — согласились старики, — это не жизнь для мужчины.

— О, я не знаю, — сказал Клейтон Фрейзер. — Мне так кажется, Окли Пейдж сам напросился.

— Никто не просит для себя трудности.

— Окли просил, — сказал Клейтон.

Спор начался. Окли Пейдж был забыт, его имя просто послужило началом дискуссии. У печки Татла начали перебирать фамилии людей Пейтон-Плейс, которые напросились на трудности или не заслуживали их, но все равно получили. Старые глаза Клейтона Фрейзера засияли. Его несогласие спровоцировало оживленный спор — то, ради чего он жил. Старик откинулся на спинку стула и раскачивался на двух задних ножках. Он заново прикурил трубку и пожалел о том, что у доктора Свейна нет времени посидеть у Татла. Затеять спор с Доком не составляло особого труда, а вот чтобы раскачать тех, кто собирался у Татла, требовались и время, и усилия.

— Все, что вы говорите, ничего не меняет, — сказал Клейтон Фрейзер. — Они просто вымаливали свои трудности, как и Окли.


ГЛАВА XV


Маленький Норман Пейдж быстро прошел по улице Вязов и свернул на Железнодорожную. Проходя мимо углового дома, он не отрывал глаз от земли. В этом доме жили его сестры по отцу: Каролина и Шарлотта Пейдж, а мама Нормана всегда говорила ему, что они злые и их надо избегать, как бешеных собак. Нормана всегда поражало то, что эти две старые леди — его сестры, пусть даже наполовину. Они были действительно старые, такие же старые, как его мама.

«Девочкам Пейджа», как их звали в городе, было уже хорошо за сорок, обе они были крупные, толстокожие, бледные, седые и незамужние. Когда Норман проходил мимо их дома, занавеска в окне дрогнула, но никто так и не показался.

— Вон идет мальчишка Эвелин, — сказала сестре Каролина Пейдж.

Шарлотта подошла к окну и увидела спешащего Нормана.

— Маленький недоносок, — зло сказала она.

— Нет, — вздохнула Каролина. — К сожалению, это не так.

— Для меня он всегда был недоноском, — сказала Шарлотта. — Недоношенный сын шлюхи.

Слова с треском, резко срывались с губ сестер Пейдж, будто они жевали сельдерей. А тот факт, что эти слова наверняка в печати подверглись бы цензуре и вызвали крайнее недовольство служителей церкви, их совсем не волновал, они считали, что их негодование было праведным.

Норман исчез из виду, и Каролина отпустила занавеску.

— А ты думала, что Эвелин благородно уедет из города, после того как отец ушел от нее?

— Хм. Покажи мне хоть одну проститутку, которая знает, что такое благородство, — сказала Шарлотта.

Маленький Норман Пейдж не замедлил шаги и не вздохнул с облегчением, когда прошел мимо дома своих сестер. Ему еще предстояло пройти мимо дома Эстер Гудэйл, и только после этого он мог ступить на безопасную территорию своего двора, а мисс Эстер он боялся точно так же, как «девочек Пейджа». Когда бы Норман ни встречал своих сестер на улице, они всегда делали вид, что его не существует, но черные, как уголь, глаза мисс Эстер сверлили его насквозь, заглядывали прямо в душу и, казалось, видели все спрятанные там грехи. Норман очень спешил, потому что это была пятница и было уже почти четыре часа дня, а именно по пятницам в четыре часа мисс Эстер выходила из дома и направлялась в город. И хотя маленький Норман шел по стороне, противоположной той, которой ходила мисс Эстер, он все равно боялся. Норман был уверен, что глаза мисс Эстер видят все на расстоянии мили вокруг и даже то, что за углом от нее. Она и с противоположной стороны улицы сможет заглянуть в него так же, как если бы стояла напротив. Норман обязательно побежал бы, но он знал, что, если он появится дома раскрасневшийся и запыхавшийся, мама подумает, что он опять заболел, сразу уложит его в постель и, может, даже поставит ему клизму, после чего Норман всегда с удовольствием оставался в постели. Но в этот день Норман решил, что клизма не стоит тех часов приятного лежания в одиночестве, которые обычно следуют за ней, и заставил себя идти. Неожиданно впереди себя он увидел девочку; узнав в ней Эллисон Маккензи, он закричал:

— Эллисон! Эй, Эллисон. Подожди меня!

Эллисон оглянулась и остановилась.

— Привет, Норман, — сказала она, когда он с ней поравнялся. — Ты домой?

— Да, — сказал он. — Но что ты здесь делаешь? Ты ведь не здесь живешь.

— Просто гуляю, — сказала Эллисон.

— Ну, можно тогда я пойду с тобой? — сказал Норман. — Ненавижу ходить один.

— Почему? — спросила Эллисон. — Здесь нечего бояться, — она внимательно посмотрела па мальчика. — Ты всегда чего-то боишься, Норман, — насмешливо сказала Эллисон.

Норман был хрупким, тонким мальчиком. У него были прекрасно очерченные губы, которые легко начинали дрожать, и огромные, карие глаза, которые чаще были в слезах, чем нет. Совсем как девочка, подумала Эллисон, глядя на его длинные ресницы и голубые венки, которые просвечивали под кожей у него на висках. Норман очень симпатичный, подумала Эллисон, но это не то, что люди называют мужской красотой. Мальчишки в школе звали его «неженкой», но он ни с кем не ссорился из-за своего прозвища. Норман был робкий и признавал это, его можно было легко напугать, и он часто плакал без причины и никогда не сдерживался и не останавливал себя.

— Готов поспорить, он все еще писается в кровать, — сказал как-то Родни Харрингтон. — Если у него есть чем это делать.

— Здесь хватает того, чего надо бояться, — сказал Норман Эллисон. — Здесь живет мисс Эстер Гудэйл.

— Мисс Эстер ничего тебе не сможет сделать, — рассмеялась Эллисон.

— Нет, сможет, — возразил Норман. — Она сумасшедшая. Я слышал, многие так говорят. А от сумасшедших никогда не знаешь, чего ожидать.

Они стояли как раз напротив дома Гудэйл.

— А у него действительно зловещий вид, — сказала Эллисон, давая волю своему воображению.

Норман, которого никогда не пугал дом Гудэйл, при словах Эллисон почувствовал приближение страха. Перед ним уже был не старый, неухоженный коттедж, это был таинственный дом, его окна смотрели на Нормана как полузакрытые глаза. Маленький Пейдж начал дрожать.

— Да, — повторила Эллисон. — У него определенно зловещий вид.

— Побежали, — предложил Норман, забыв о маме, о клизме, обо всем на свете. Ему казалось, что дом вот-вот протянет к ним длинные руки и затянет внутрь через парадную дверь.

Эллисон притворилась, будто не слышит его.

— Интересно, чем она там занимается целый день, совсем одна?

— Откуда мне знать, — сказал Норман. — Убирается в доме, готовит, заботится о своем коте, наверное. Побежали, Эллисон.

— Если она сумасшедшая — нет, — сказала Эллисон. — Она не занимается такими обыкновенными вещами, если она сумасшедшая. Может, она стоит у плиты, режет на куски змей и лягушек и кидает их в большой черный чайник.

— Зачем? — спросил Норман дрожащим голосом.

— Делает напиток ведьм, глупый, — резко сказала Эллисон. — Напиток ведьм, — повторила она таинственным голосом, — чтобы заколдовывать людей и насылать на них проклятия.

— Глупости, — сказал Норман, стараясь контролировать себя.

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросила Эллисон. — Ты что, когда-нибудь кого-нибудь спрашивал?

— Конечно, нет. Нашла что спрашивать!

— А разве ты не бывал у мистера и миссис Кард, которые живут по соседству с мисс Эстер? Кажется, ты говорил, что миссис Кард обещала тебе, что, когда у их кошки появятся котята, одного она даст тебе.

— Да, я был у них и она обещала, — сказал Норман. — Но я, конечно, никогда не спрашивал миссис Кард, чем занимается мисс Гудэйл. Миссис Кард не такая любопытная, как некоторые. И потом, как она может что-нибудь увидеть? Никто не может подсматривать за домом мисс Эстер через такую большую изгородь.

— Может, она что-нибудь слышит, — шепотом сказала Эллисон. — Ведьмы всегда что-то поют, когда готовят свой напиток. Пойдем к миссис Кард и спросим ее, не слышала ли она каких-нибудь завываний из дома Гудэйл.

— Она идет! — воскликнул Норман и попытался спрятаться за Эллисон.

Мисс Эстер Гудэйл тщательно проверила, закрылась ли за ней дверь, и пошла к воротам. Она была одета в черное пальто и шляпку, которые были в моде лет пятьдесят назад, и вела на поводке огромного кота. Кот шел степенно, не вертелся и не предпринимал никаких попыток избавиться от поводка, один конец которого был у него на шее, а другой несколько раз обмотан вокруг руки мисс Гудэйл.

— Что с тобой, Норман? — спросила Эллисон, когда мисс Эстер исчезла из виду. — Она — совершенно безобидная старушка.

— А вот и нет, она сумасшедшая. Я слышал, даже Джаред Кларк так считает. Он сам говорил моей маме.

— Фу-у-у, — презрительно фыркнула Эллисон. — Если бы я жила на твоей улице, я бы обязательно узнала, что делает мисс Эстер, когда остается одна, из кожи бы вон вывернулась, а узнала. Это единственный способ узнать, действительно кто-нибудь сумасшедший, или колдун, или ведьма, или что-нибудь еще в этом роде.

— Я бы испугался, — не раздумывая, признался Норман. — Для меня это сделать страшнее, чем пойти в замок Сэмюэля Пейтона.

— А я бы не испугалась. Мисс Гудэйл совсем не страшная, а в замке полно привидений.

— Зато там нет сумасшедших.

— Больше нет, — сказала Эллисон.

К этому времени они уже дошли до коттеджа Пейджа и, болтая, стояли напротив него. Дверь открылась, и появилась Эвелин Пейдж.

— Ради Бога, Норман, — крикнула миссис Пейдж, — не стой там на холоде. Ты что, хочешь заболеть? О, здравствуй, Эллисон, дорогая. Хочешь зайти? Попьешь горячий шоколад с Норманом.