Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

— Я ведь рассказывал тебе о Сэмюэле Пейтоне, не так ли? — спрашивал Клетон Фрейзер. — И времена, и люди не очень-то изменились с тех пор. Ты когда-нибудь замечал, что больше всего ненавидят люди, которые хотят что-то иметь или что-то сделать?

— Я не знаю, о чем конкретно вы говорите, — отвечал Делани.

— Ну, я знаю, о чем я говорю, — запальчиво сказал Клейтон. — Ничего не могу поделать, если не могу сказать об этом красиво. Я не работаю в криминальной газете.

Делани рассмеялся.

— Скажите мне некрасиво, что вы имеете в виду.

— Ты когда-нибудь замечал, какая женщина больше других осуждает девчонку, которая гуляет и весло проводит время? Это та женщина, которая слишком стара, слишком страшная и толстая, чтобы самой заниматься этим. Всегда больше других осуждает тот, кто сам бы хотел это сделать. Когда-то здесь жил парень, ему до смерти надоела его жена, долги и работа. Он сбежал, вот что он сделал. И дольше всех и громче всех кричал об этом Лесли Харрингтон. А еще когда-то жила в наших местах вдова, у нее был дом возле железной дороги. Симпатичная женщина. Она заставляла каждого мужчину в городе держать руки в карманах. Она не была проститутка, как когда-то Джинни Стернс. У нее был класс, да. Когда-то я читал книжку об этих французских куртизанках. Так вот она такой и была. Куртизанка. Дорогая, гордая и красивая. Никому из женщин не нравилось ее соседство. Но больше других кричала и наконец вынудила беднягу Маккракена выдворить вдову из города Марион Пертридж. Жена старины Чарли.

— Я слишком долго проработал в криминальной газете, — сказал Делани, — ваши притчи выше моего понимания. Что вы хотите мне сказать?

Клейтон Фрейзер сплюнул.

— А то, что, если Селену признают невиновной, найдется тот, кто будет недоволен. Интересно, кто будет кричать громче и дольше всех?

«Чарльз все прекрасно знает, — думала Марион Пертридж. — Честь твоих отца и матери. Это же так просто, тут не о чем спорить. Если он считает, что есть причина, оправдывающая убийство отца, пусть даже отчима, он, наверное, спятил под старость лет или думает, что спятили все остальные».

Марион призналась себе, что ей было бы легче, если бы у Чарльза текли слюни и он мочился бы в постель, чем если бы он страстно увлекся Селеной. Люди жалеют женщину, у которой болен муж, но женщина, чей муж бегает за молоденькими девицами, автоматически становится предметом насмешек.

— Нет причин освобождать зал суда, — сказал Чарльз, и Марион зло посмотрела на него. — Селена здесь среди друзей и соседей.

И если ее друзья и соседи не услышат каждое слово новых показаний, подумал Сет Басвелл, сидящий в первом ряду, в их умах навсегда останется тень сомнения, действительно ли невиновна Селена. Умница Чарльз. Черт возьми, хотел бы я знать, о чем он говорит. Когда я вчера разговаривал с Дрейком, дела для него обстояли из рук вон плохо.

Эллисон Маккензи, которая сидела с Констанс и с Майком в средних рядах зала суда, услышав произнесенное Пертриджем слово «друзья», приложила пальцы к губам.

«Друзья! — потрясенно подумала она и немедленно начала пытаться послать Селене предупреждение. — Не давай им себя одурачить, Селена, — сконцентрировавшись, как могла, думала она. — Не верь их красивым словам. У тебя нет друзей в этом зале. Быстрее! Встань и скажи им это. Я знаю. Однажды они то же самое говорили и мне в этом самом зале. Но я не поверила. Я встала и сказала правду, а те, кого я считала своими друзьями, смеялись и сказали, что я лгу. Даже те, кто не знал меня, сказали, что лгу, когда они ограбили Кэти, чтобы спасти Харрингтона.

Взгляни на него теперь, Селена. Он среди присяжных, и он будет распоряжаться твоей жизнью. Он тебе не друг, даже если ты думаешь, что он изменился. Он сказал мне, что я лгу, сказал в этом зале, и я знаю его всю мою жизнь. Не доверяй Чарльзу Пертриджу. Он говорил, что я лгу, и так же поступит с тобой. Встань, Селена! Скажи им, что ты была бы рада, если бы тебя в Пейтон-Плейс судили враги, а не друзья».

— Вызывается Мэтью Свейн, — объявили в зале суда, и Эллисон поняла, что уже слишком поздно. Селена доверилась друзьям, как когда-то Эллисон, — тогда друзья отвернулись от нее и обвинили ее во лжи. Мэтью Свейн клялся на Библии. Эллисон почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, как это часто бывало после возвращения в Пейтон-Плейс, и Майк накрыл ее руку ладонью.

Мэтью Свейн говорил знакомым каждому в Пейтон-Плейс голосом и не пытался ради суда улучшать свой английский.

— Лукас Кросс был сумасшедшим, — начал он. — Он был сумасшедшим в худшем смысле этого слова. Все в этом зале, кроме некоторых приезжих, знают, как жил Лукас. Он был пьяницей, бил жену и измывался над детьми. Теперь, когда я говорю — измывался над детьми, это значит, что он измывался в худшем смысле этого слова. Лукас Кросс начал издеваться над Селеной сексуально, когда ей было четырнадцать лет, он грозил, что убьет ее и ее младшего брата, если она обратится в полицию. Селена не пошла к Баку Маккракену. Когда стало слишком поздно и она забеременела, Селена пошла ко мне. Я сделал для нее все, что мог. Я сделал так, что она не родила ребенка Лукаса.

Зал суда загудел. Вирджиния Вурхес заскрипела ручкой в блокноте.

— Аборт! — прошептала она Томасу Делани. — Этот доктор уничтожил себя!

Но какой великолепный джентльмен, подумал Делани, игнорируя свою коллегу. Белый костюм, седые волосы, ярко-голубые глаза. Какой джентльмен!

— Теперь, я уверен, возникнут вопросы по поводу того, откуда я знаю, что Селена была беременна от Лукаса, — сказал Док, и зал суда погрузился в тишину, будто все вымерли. — Я знаю это, потому что Лукас сам признался мне в этом. Я думаю, здесь все помнят, когда Лукас исчез из города. Он уехал, потому что я сказал ему, что он должен уехать. Я сказал ему, что мужчины этого города линчуют его, если он останется. В общем, я напугал его до смерти, и он бежал. Понятно, что я должен бы пойти к Баку Маккракену, когда узнал о Лукасе. Если бы я это сделал, меня бы сегодня не было в этом зале. Я должен был пойти. Если бы я сделал то, что должен был сделать, Лукас Кросс был бы сегодня жив. Он был бы жив и сидел бы в тюрьме. У него не было бы возможности вернуться в город и снова издеваться над детьми. Когда же он вернулся и снова попытался сделать с Селеной то, что он уже с ней делал, она убила его. Лукаса Кросса надо было убить. — Доктор слегка приподнял голову. — Если мои слова требуют подтверждения, оно у меня есть, — он достал из внутреннего кармана сложенный пополам лист бумаги и передал его Чарльзу Пертриджу. — Это бумага — подписанное признание, — сказал Док. — Я написал его в ту ночь, когда ко мне обратилась Селена, и Лукас подписал его. Это все, что я хотел сказать суду.

Мэтью Свейн освободил место свидетеля, и зал снова ожил. На последнем ряду мисс Элси Тронтон одной рукой в черной перчатке закрыла глаза, а другой прижала к себе Джо Кросса.

В первом ряду Сет Басвелл наклонил голову, пытаясь спрятать стыд. «О, Мэт, — думал он, — у меня бы никогда не хватило смелости».

Во втором ряду Марион Пертридж дрожала от злости. «Я должна была знать, — думала она. — Сам преступник и убийца, а все слушают его как самого Господа Бога. Он заплатит за это, он заплатит за то, что лишил Чарли шанса. Он и девчонка вместе сделали из Чарли дурака».

Основная причина, почему Вирджиния Вурхес сказала, что слушание по делу Селены Кросс «потерпело фиаско», заключалась в том, что суд после выступления Мэтью Свейна не стал искать дальнейших оправданий для Селены Кросс. Признание, которое, как показал д-р Свейн, он получил от отчима Селены, было признано доказательством. Его передали присяжным для проверки, но Вирджиния заметила, что ни один из двенадцати присяжных не взглянул на признание Лукаса, передавая его из рук в руки. Судья обратился к присяжным со словами, которые Вирджиния никогда раньше не слышала в зале суда.

— Все вы знаете Мэтью Свейна, — сказал судья. — Я знаю его всю мою жизнь так же, как и вы, и я говорю, что Мэтью Свейн не лжец. Выйдем в другую комнату и примем решение.

Меньше, чем через десять минут, присяжные вернулись на свои места.

— Невиновна, — объявил Лесли Харрингтон, как старшина присяжных, и на этом слушание закончилось.

— Может, оно и началось с сильного удара, — сказала Вирджиния Томасу Делани, — но закончилось со звуком, больше напоминающим треск сырых поленьев в огне!

Томас Делани смотрел в спину уходящему из зала суда д-ру Свейну. Через несколько минут репортер заметил, что доктор вышел из здания в сопровождении пятерых мужчин. С одной стороны от него шел Сет Басвелл, с другой — Чарльз Пертридж, чуть позади — Джаред Кларк и Декстер Хамфри, а Лесли Харрингтон прошел вперед, открыть дверцу машины доктора. Шестеро мужчин сели в машину и уехали, Делани повернулся к стоящему рядом Клейтону Фрейзеру.

— Отличная банда старых негодяев, да? — с любовью сказал Клейтон, и Делани понял, что это самый большой комплимент, который можно было услышать от старика.

— Да, — сказал он и пошел через толпу к Питеру Дрейку.

— Поздравляю, — сказал он адвокату Селены.

— С чем? — спросил Дрейк.

— Как? Вы выиграли это дело, — сказал Делани.

— Послушайте, — резко сказал Дрейк, — я не знаю, откуда вы приехали, но, если вы не понимаете, что это дело Чарльза Пертриджа от начала и до конца, вам еще много предстоит узнать о Пейтон-Плейс.

— Что теперь будет с доктором? — спросил Делани.

Дрейк пожал плечами:

— Ничего особенного.

— Я понимаю, что еще многого не знаю о Пейтон-Плейс, — саркастически сказал Делани, — но мне кажется, я знаю достаточно об этом штате, чтобы понять, что аборт — это противозаконно.

— А кто собирается подавать на Мэтью Свейна в суд? — спросил Дрейк. — Вы?

— Никто и не должен. С той минуты, как об этом стало известно, его должны лишить лицензии.

Дрейк снова пожал плечами.

— Приезжайте через год, — сказал он, — увидите, что Мэт по-прежнему занят своим делом. Спорю на золотой ключ от Пейтон-Плейс, он все так же будет жить на Каштановой улице и выезжать на ночные вызовы.

— А как же девушка? — спросил Делани, кивая на окруженную толпой горожан Селену. — У нее есть какие-нибудь планы? Куда она поедет?

— Послушайте, — устало сказал Дрейк, — почему бы вам самому ее не спросить? Я еду домой.

Для Эллисон Маккензи лето тянулось очень долго. Большую часть времени она сидела в своей комнате или в одиночестве гуляла по улицам Пейтон-Плейс. Она ложилась рано, а вставала поздно. Иногда она заходила к Кэти Уэллес, но, когда это случалось, она не чувствовала себя уютно. Как будто стена выросла между двумя подругами, и, хотя Эллисон понимала, что это не стена враждебности или непонимания, а стена счастья, это не уменьшало у Эллисон ощущения потери.

Стена счастья, думала Эллисон, какое счастье жить за такой стеной.

Кэти левой рукой придерживала ребенка, который сидел у нее на коленях. Пустой рукав хлопчатобумажного платья был аккуратно подколот булавкой. Эллисон задумалась, как Кэти одевается сама каждое утро.

— Счастье, — сказала Кэти, — в том, чтобы найти место, где тебя любят, и остаться там. Вот почему я никогда особенно не жалела, что не получила много денег после того несчастного случая. Если бы у нас с Луи появились деньги, возможно, нам бы захотелось попутешествовать, но мы бы никогда не нашли такого места, как это.

— Ты всегда была увлечена Пейтон-Плейс, — сказала Эллисон. — Не знаю почему. Это один из самых худших примеров маленького городка, — так я думаю.

Кэти улыбнулась:

— Нет. Неправда.

— Разговоры. Разговоры. Разговоры, — раздраженно сказала Эллисон. — Пейтон-Плейс знаменит своими разговорами. Говорят о каждом.

— Туфта, — не очень вежливо сказала Кэти. — Во всем мире все говорят обо всех. Даже в твоем замечательном Нью-Йорке. Уолтер Уинчел самый большой старый сплетник из всех. Он хуже Клейтона Фрейзера, «девочек Пейджа» и Роберты Картер вместе взятых.

Эллисон рассмеялась.

— Уинчел — это другое дело, — сказала она, — он платит за сплетни.

— Плевать, — сказала Кэти. — Если я когда-нибудь видела скупщика краденного, я видела его в колонках Уинчела. Мы, по крайней мере, не выставляем свое грязное белье напоказ в газете.

Эллисон пожала плечами.

— Газеты ограничивают себя известными личностями, — сказала она. — В Пейтон-Плейс интересуются каждым.

— Здесь сейчас все чествуют Селену, если так можно сказать. Селена и Пейтон-Плейс — это тебя беспокоит? — спросила Кэти.

— Да, — признала Эллисон. — Я думаю, Селена поступает глупо, оставаясь здесь. Ей следовало бы взять Джо и уехать в Лос-Анджелес к Глэдис, там ее никто не знает. Она ведет себя как страус, будто ничего не произошло. Правильно или нет, а это случилось, и теперь люди начнут говорить. Это только вопрос времени. Все эти замечательные друзья, которые так не хотели, чтобы ее повесили, повесят ее сами своими злыми разговорами.