У них с Жаном было так много общего. В иные моменты Кэтлин чувствовала, будто знает его всю жизнь, а в иные — что не знает совсем, особенно когда он молча молил ее стать частью его жизни. Он никогда словом, ни жестом не пытался оказать на нее жим, ноона всегда чувствовала его желание, на что он и рассчитывал.

Кэтлин держала его на определенном расстоянии, но где-то в глубине души не раз задавалась вопросом, каков он как любовник. Она упрекала себя за эти мысли, постоянно напоминала себе, как сильно они с Ридом любили друг друга, сколь многое их связывало. Со стыдом она говорила себе, что недавно овдовевшей женщине не пристало думать о таких вещах и испытывать подобные чувства к другому мужчине. Слишком скоро. Слишком откровенно. Господи, все это было так запутанно и так соблазнительно, так предосудительно — и противиться этому с каждым днем становилось все труднее.

ГЛАВА 14

Всеми силами противясь влечению, которое она не могла более скрывать от себя, и в то же время мечтая оказаться в объятиях обожавшего ее человека, Кэтлин испытывала попеременно отчаяние, стыд и неудержимое страстное желание, и нервы ее были напряжены до предела.

Внутренняя борьба, которую она постоянно вела с собой, побуждала ее, когда они наконец вновь вышли в море, действовать еще более решительно и дерзко, чем прежде. Она словно бросала вызов судьбе, приглашая духов тьмы померяться с нею силами. Казалось, она смеется над всеми опасностями и панибратски заигрывает со смертью — столь безрассудна была ее смелость.

Жан, видя как она рискует, постоянно беспокоился. Нередко она преднамеренно открывалась в бою противнику, лишь в самую последнюю секунду отражая направленный в грудь удар. В ее громком презрительном смехе более не слышно было звона колокольчиков, и когда он раздавался над волнами, у многих по спине пробегали мурашки. Рапира ее разила как молния, изумрудные глаза лихорадочно блестели, рука была твердой, удары меткими и быстрыми. Ни одно движение не было лишним, ни один противник не уходил от возмездия.

Вскоре в портах и на островах Мексиканского залива и Карибского моря люди вновь заговорили об отважной и дерзкой зеленоглазой пиратке, которая никого не щадила. Остальные члены берегового братства откровенно восхищались ею, хотя у многих из них ее мастерство вызывало зависть, а беспощадность — благоговейный ужас. Все боялись ее, даже те, кто осмеливался высказывать вслух сомнение в правдивости историй, связанных с ее именем. Никто не желал свести более близкое знакомство со смертоносным клинком, вызвав гнев этой посланницы смерти и ангела мщения, как ее все называли.

Даже Пьер, при всей своей ненависти к Кэтлин, не мог не восхищаться ее отвагой и мастерством. Исключительная смелость молодой женщины вызывала у ее заклятого врага невольное уважение, хотя он тщательно скрывал свои чувства, боясь, как бы она не восприняла это как слабость и не стала над ним насмехаться.

Слава Жана и Кэтлин росла, и вскоре они стали самыми известными и внушавшими наибольший ужас морскими разбойниками в этом районе. И дело здесь было не только в том, что никто не мог сравниться с ними в искусстве вести морское сражение, но и в разнообразных и необычных способах, к которым они прибегали, чтобы захватить вражеское судно. К тому же они никогда подолгу не действовали в каком-нибудь одном месте, сводя тем самым до минимума вероятность того, что их самих захватят.

Шли дни, и Кэтлин, опьяненная той легкостью, с какой доставались им победы, становилась все более и более дерзкой. Доминик с Жаном пришли в ужас, когда она решила, укрыв где-нибудь поблизости оба фрегата, выйти одной в море в маленькой шлюпке, изображая единственную спасшуюся жертву кораблекрушения. Кэтлин с блеском сыграла свою роль, хотя шлюпку отнесло от фрегатов намного дальше, чем она рассчитывала, и «спасший» ее британский корвет едва не уплыл вместе с ней на борту.

Вскоре они с Изабел задумали еще одну, не менее рискованную операцию. На этот раз приманкой предстояло стать испанке. Высаженная на каком-нибудь пустынном острове, она в грязном, рваном платье должна была стоять на берегу, изображая жертву пиратов. Одинокую женщину, но не два укрывшихся неподалеку фрегата, вне всякого сомнения, тут же заметят с какого-нибудь судна, и когда оно, чтобы спасти ее, бросит якорь, «Прайд» и «Волшебница» ринутся на него из засады и легко захватят, без всякого риска при этом для Изабел. Операция прошла столь успешно, что они еще несколько раз после этого прибегали к подобной уловке. Недовольна была одна только Изабел, которая жаловалась, что ее лишают возможности участвовать в сражении. Но Доминика это вполне устраивало. Хотя он и понимал, что Изабел сражается лучше многих мужчин и вполне может сама за себя постоять, у него душа уходила в пятки всякий раз, когда он видел перед ней вооруженного противника. При одной только мысли о том, что ее могут ранить, его пробирал мороз. Однако он скрывал от Изабел свои страхи и во время сражений неизменно стоял у нее за спиной, бросая, как огромный сторожевой пес, молчаливый вызов каждому, кто осмелился бы причинить вред женщине, которую он любил.

С каждым днем Изабел держалась с Домиником все менее сурово. Постепенно она привыкла к нему, и когда его не было рядом, что случалось довольно редко, она ощущала вокруг себя какую-то пустоту. Он был неизменно кроток с Кэтлин и с ней самой, и мало-помалу она перестала замечать обезображивавшие его шрамы, видя за устрашающей внешностью одну только нежную душу. Не смущал ее более и его грубоватый юмор, скрывавший ум и доброе сердце настоящего мужчины. Еще не готовая сдаться окончательно, Изабел тем не менее начинала невольно восхищаться этим кротким гигантом, который так откровенно отдал ей свое сердце и свою дружбу.

Они все еще находились в море, когда наступил день святого Валентина. Кэтлин совершенно забыла о празднике, и только проснувшись однажды утром и обнаружив на подушке послание и небольшой подарок, сообразила, какой сегодня день. Подарок представлял собой двадцатидолларовую золотую монету на золотой же цепочке, а послание — старательно сочиненную Жаном поэму, хотя и не слишком складную, но ясно выражавшую его чувства к ней. Стихи растрогали Кэтлин, но и привели в смятение. Долго сидела она над ответным посланием, тщательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть Жана, но и не дать ему повода к дальнейшим ухаживаниям.

Не забыл святой Валентин и Изабел, которая получила в подарок от Доминика сборник сонетов. На титульном листе книги его крупным почерком было просто написано: «Моей дорогой Изабел — всегда твой Доминик. 14 февраля 1814 года ».

Не все, однако, встречи с противником приносили им победу. Несколько раз они чудом избежали гибели едва не угодив в устроенную англичанами ловушку Перед каждой такой встречей, которая грозила им бедой, у Кэтлин, да и у многих других членов команды, всегда было как-то тревожно на душе. Но лучше всех, как оказалось, предчувствовал надвигавшуюся опасность Пег-Лег. Ни с того, ни с сего он вдруг спрыгивал с жердочки и начинал возбужденно скакал по клетке, громко крича и хлопая крыльями. Как только Кэтлин заметила странную связь между этими двумя событиями, она во всем положилась на попугая, уверенная, что он всегда предупреждает их о нависшей над ними опасности. И не ошиблась. Пег-Лег со своими ужимками сослужили ей и ее людям отличную службу, не раз спасая им жизнь. Никто уже больше не жаловался, что птица всем только мешает. Скорее, попугай стал для них чем-то вроде талисмана.

Вскоре, во время ожесточенного сражения с испанской бригантиной, произошло событие, круто изменившее отношения Кэтлин с Пьером. Испанцы, полные решимости спасти себя и свой груз, бились не на жизнь, а на смерть. Кэтлин только что нанесла смертельный удар своему противнику, как вдруг выбитая из чьей-то руки шпага пролетела над палубой и приземлилась со звоном прямо у ее ног. Победный крик испанца, прозвучавший вслед за этим, предупредил Кэтлин, что один из ее людей находится в опасности. Вздрогнув, она вскинула голову и в нескольких шагах от себя увидела обезоруженного Пьера. Взгляды их встретились, но уже в следующий момент Пьер отвел глаза, вынужденный полностью сосредоточиться на своем противнике. Испанец сделал выпад, и Пьер, который, несмотря на свою внешнюю расхлябанность, был весьма ловок и проворен, быстро скользнул в сторону, оказавшись вне досягаемости смертоносного лезвия. Однако долго так не могло продолжаться.

Кэтлин колебалась всего несколько секунд. Судьба, казалось, давала ей шанс раз и навсегда избавиться от ненавидевшего ее Пьера. Ей лишь не надо было вмешиваться, позволив испанцу самому разобраться с этим делом, и никто впоследствии не смог бы ее ни в чем упрекнуть. Но не успела она об этом подумать, как тут же устыдилась своих мыслей. Ей стало ясно, что, позволив сейчас Пьеру умереть, она уже никогда не сможет посмотреть в глаза Жану и Доминику. Какими бы ни были недостатки Пьера, он был их братом и они его любили.

Рывком она наклонилась и, схватив лежавшую у ее ног шпагу, стала выжидать удобного момента. Наконец он ей представился, и горько крикнув: «Пьер!» — она бросила оружие человеку, который больше всего на свете желал бы видеть ее мертвой. Ловко поймав шпагу, Пьер ринулся в бой, и несколько минут спустя его противник бездыханным рухнул на палубу.

Вскоре сражение закончилось. Кэтлин стояла, мысленно прикидывая, во что обошлась им победа, когда к ней подошел Пьер и грубовато произнес:

— Ты спасла мне жизнь. Почему?

— И это все, что ты можешь сказать? — холодно спросила Кэтлин, глядя ему прямо в глаза.

— Ну я благодарен тебе, но мне также хотелось бы знать, почему ты это сделала. Вот уж никогда бы не подумал, что ты можешь прийти мне на выручку.

— Если этим ты хочешь сказать, что не заслуживал того, чтобы я тебя спасала, то я согласна с тобой, — резко бросила она.

Пьер улыбнулся:

— Touche[8] мадам морская разбойница. Но факт остается фактом. Ты спасла мне жизнь, несмотря на наши с тобой разногласия все эти последние годы. Сказать по правде, не думаю, что я сделал бы для тебя то же самое.

Кэтлин зло рассмеялась:

— Вероятно, я еще не раз об этом пожалею!

— Нет-нет! — поспешил возразить Пьер. — Отныне я твой вечный должник.

— Я тебя не понимаю.

— Тебе не нужно меня больше бояться. Мой гнев на тебя иссяк.

Кэтлин опять рассмеялась:

— Даже рискуя его вновь вызвать, должна сказать, что я никогда тебя не боялась, Пьер.

Пьер пожал плечами.

— Как скажешь. И все же я думаю, нам с тобой пора стать друзьями.

Кэтлин окинула его скептическим взглядом.

— И что ты понимаешь под словом «друзья»? Я помню то время, когда твое желание стать «друзьями» едва не кончилось изнасилованием и привело к дуэли с Ридом, в которой он чуть не погиб.

Пьер пренебрежительно махнул рукой.

— Все это в прошлом. — Он ухмыльнулся. — Возможно, я был тогда слишком настойчив. Но если бы я попытался сделать такое теперь, мои братья оторвали бы мне голову, особенно Жан. И потом, я отношусь сейчас к тебе совсем не так, как раньше, когда я судил о тебе по тем женщинам, которых знал на острове. После того как ты едва не лишила меня руки, я рассвирепел и только думал о том, как бы заставить тебя заплатить сполна за мои муки.

— Ты сам навлек это на себя, попытавшись нанести удар Риду в спину, — напомнила Кэтлин.

— Тогда я так не считал.

— А сейчас?

Он вновь пожал плечами.

— Сейчас довольно поздно разбираться в том, прав я был или нет. Все это в прошлом. Сегодня я предлагаю тебе свою дружбу — ни больше ни меньше. Мне хотелось бы забыть о нашей вражде и бороться вместе, как союзники, против общего врага.

— Прости меня, Пьер, — заметила сухо Кэтлин, — но мне трудно поверить твоим словам.

— Я докажу, что ты можешь мне доверять. — Пьер продолжал настаивать. — Я обязан тебе жизнью, и это не такой долг, чтобы я мог о нем забыть. С этого дня я буду сражаться подле тебя и вместе с братьями следить, чтобы с тобой ничего не случилось. — Он протянул Кэтлин руку. — Друзья и союзники?

Несколько мгновений она молчала, уставясь на его протянутую руку. Затем заглянула ему в глаза. В них не было сейчас ни ненависти, ни вожделения. Взгляд его выражал лишь искреннюю, откровенную благодарность. Медленно она протянула ему свою руку, и он моментально стиснул ее в своей ладони.

— Друзья и союзники, — повторила она его слова и поспешила добавить: — Смотри, чтобы я не пожалела об этом, Пьер Лафит. Обмани меня и можешь забыть о мести своих братьев. Им мало что останется, когда я с тобой закончу.

— Запомню. — Он широко улыбнулся и тут же посерьезнел. — Но тебе не о чем тревожиться, Кэтлин. Когда Пьер дает слово, он его держит.

Позднее Доминик припер ее к стенке.

— О чем это ты беседовала днем с Пьером, Кэтлин? Надеюсь, он не взялся за старое?