Кэтрин Харт - Пепел и экстаз

— Если нас будут допрашивать, мы ничего не знаем, — повторила Кэтлин. — Если они придут с обыском, мы где-нибудь ее спрячем.

— А что если она и в самом деле убила своего мужа?

Кэтлин пожала плечами.

— Ну, тогда я предположу, что он это заслужил, — уверенно заявила она. — Я знаю Изабел. Она очень хороший, мягкий человек. Если уж она пошла на убийство, значит, у нее были на то веские причины.

Рид вздохнул:

— Хорошо, Кэт. Как ты говоришь, ты знаешь Изабел. Мы оставим ее на корабле, спрячем, если будет необходимо. Ну, а когда она будет в состоянии говорить, послушаем ее версию всей истории.

Напряжение Кэтлин спало. Она расслабилась и благодарно улыбнулась мужу:

— Спасибо, Рид. Считай меня своей должницей. Он греховно улыбнулся, голубые глаза заблестели:

— Я возьму с тебя долг с процентами, любовь моя.

1 Горгулья — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры.

2 Хорошо (исп.)

3 Каперство — захват (с ведома правительства) судами, принадлежащими частным лицам (каперам), неприятельских судов или судов нейтральных стран, занимающихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны. Было запрещено в 1856 году.

Вечером, под покровом темноты, они отчалили от пристани и направились в Севилью. Простояв там два дня, продолжили свой путь и скоро уже плыли по океану на север к Британским островам. Многие мили отделяли их от берегов Испании, когда лихорадка наконец отпустила Изабел, и она пришла в сознание. Слабая, как только что родившийся котенок, она с трудом могла проглотить несколько ложек питательного бульона, который Кэтлин и Делла вливали в нее. Потрескавшимися губами ей удалось прошептать слова благодарности Кэтлин и Риду, но все объяснения пришлось отложить до того времени, когда она окончательно окрепнет.

Изабел помногу спала, просыпаясь только тогда, когда Кэтлин с Деллой приходили ее кормить. Постепенно силы возвращались к ней. Скоро она уже смогла сидеть в кровати, обложенная подушками. Бульоны сменила более разнообразная, хотя по-прежнему легкая пища, и у Изабелл улучшился цвет лица.

До Ирландии оставался один день пути, когда Рид решил, что пришло время для разговора с Изабел.

— Изабел, — начал он, — после того как ты пришла к нам на корабль, до нас дошли слухи, что тебя разыскивают испанские власти в связи со смертью твоего мужа. Ты обратилась к нам за помощью, и мы помогли тебе. Теперь мы хотели бы услышать твои объяснения, если можно.

Рид говорил мягко, без осуждения. Тем не менее на лице Изабел появилось затравленное выражение, и она обратила испуганный взгляд черных глаз на Кэтлин, ища у нее поддержки.

— Все в порядке, Изабел, — успокоила ее Кэтлин. — Мой муж порядочный и справедливый человек. Господи, да у тебя такой вид, будто ты боишься, что мы выбросим тебя за борт. Дорогая, с нами ты в безопасности. Кроме того, я сказала Риду, что наверное произошла какая-то ошибка. Я не верю, что ты убила мужа.

Глаза Изабел наполнились слезами, губы задрожали, и она тихо проговорила:

— Но я это сделала, Кэтлин. Я заколола его и смотрела, как он умирает. Но об этом я не жалею, прости меня Господи.

От удивления Кэтлин лишилась дара речи.

— Но почему? — спросил Рид.

По щекам Изабел текли слезы, но она этого не замечала. Глядя на Кэтлин и Рида беспомощными, полными боли глазами, она печально рассказывала:

— Как мне объяснить, чтобы вы поняли, что значит жить с таким человеком день за днем, год за годом? Даже мой собственный отец не сумел разглядеть, каким чудовищем был мой муж, но, возможно, причина заключалась в том, что именно папа устроил этот брак. На людях Карлос вел себя очень сдержанно и вежливо. И только в собственном доме, без свидетелей, он проявлял свою истинную натуру. Слуги могли бы порассказать вам, каким страшным человеком он был.

Голос ее задрожал от волнения, но она все же продолжала:

— Все началось в нашу первую брачную ночь. Очаровательный мужчина, ухаживавший за мной, внезапно превратился совсем в другого человека — грубого, нетерпеливого, раздраженного моей стеснительностью. Я была испугана, плохо представляя, что меня ожидает, а Карлос повел себя со мной в ту ночь… не слишком нежно. Я прониклась отвращением к физической близости с ним, и все ночи, когда он приходил ко мне в спальню, стали мне ненавистны. Я жила в страхе перед ним и перед болью.

Оглядываясь сейчас назад, могу сказать, что хотя первый год нашей совместной жизни был достаточно плох, потом стало хуже, гораздо хуже. Карлос хотел сына, и когда, спустя год, я так и не забеременела, он рассвирепел. В любой момент — днем ли, ночью ли — он мог внезапно впасть в ярость и поволочь меня в спальню. Потом он стал приносить в дом разные странные порошки и отвары, которые давала ему какая-то знахарка, и заставлял меня принимать эти отвратительные снадобья. Он проявлял такое рвение, что я всерьез стала опасаться, как бы он не отравил меня.

Изабел закрыла лицо руками, словно желая спрятаться от стыда.

— Я не могу сказать вам, какие гнусные надругательства он совершал над моим телом и все ради того, чтобы я зачала. Вдобавок, он регулярно избивал меня и я вечно была покрыта синяками. Часто они были настолько заметны, что я не могла выйти из дома. Я стала его узницей, главным объектом его гнева.

— О Изабел! — вскричала Кэтлин. — Но почему же никто не остановил его?

— Ведь твой отец, — поддержал ее Рид, — наверняка не стал бы мириться с подобным отношением к дочери.

Изабел рассмеялась горьким, безжизненным смехом:

— Мой отец, заметив синяки, сказал, что если бы я была хорошей женой Карлосу, он не обращался бы со мной так. Он посоветовал мне научиться угождать мужу. — Смех оборвался, будто кто-то внезапно схватил Изабел за горло. — Только моя мать и моя дуэнья понимали, что мне приходится выносить, но они были бессильны мне помочь. Как жена Карлоса я была его собственностью, и он мог делать со мной все, что ему заблагорассудится. В Испании мужья убивали жен, и власти никак их за это не наказывали. Но для жены убить мужа — это величайшее преступление.

— Что же случилось в ту ночь, когда ты убила его? — спросила Кэтлин. — Наверняка у тебя и раньше много раз возникала подобная мысль.

— О! Я не могу сказать тебе этого, — простонала Изабел. — После этого ты никогда не захочешь меня видеть. Ты будешь испытывать ко мне омерзение, и я потеряю единственного друга.

Кэтлин поняла, что Изабел находится на грани истерики. Она нежно обняла плачущую девушку и стала гладить ее волосы.

— Изабел, послушай меня. Возможно, ты скажешь и вправду что-то ужасное, что-то, что потрясет и шокирует меня, но я всегда буду тебе другом. Ты пришла ко мне в трудную минуту, доверилась мне. Доверься мне и сейчас.

— Но Кэтлин! Как мне сделать так, чтобы ты поняла? Ты любишь своего мужа, это сразу видно, и он любит тебя. Вы с вашими детьми, должно быть, ведете спокойную, безоблачную жизнь.

На секунду у Кэтлин возникло сумасшедшее желание рассмеяться; поймав взгляд мужа, она увидела, что и он вот-вот расхохочется.

— Нет, Изабел, — серьезно сказала она, — вначале все было совсем не спокойно.

У Рида дрогнули уголки рта.

— Эмералд могла бы уверить тебя в обратном, — насмешливо проговорил он.

Изабел недоуменно нахмурила брови.

— Кто это Эмералд? Кэтлин покачала головой.

— В другой раз, дорогая. Расскажи нам про ту ночь, когда ты убила Карлоса.

Не протестуя более, Изабел с усталым вздохом опустила голову. Волосы закрыли ей лицо. Тихим, дрожащим голосом, больше похожим на шепот, она начала свой рассказ:

— В ту ночь в гостях у Карлоса были двое его друзей. Раньше я их ни разу не встречала. Он пригласил их к обеду, сказав, что это его деловые партнеры, и велев мне соответствующе одеться, тоже спуститься к столу.

После обеда я удалилась к себе в комнату, как только позволила вежливость. Я думала, что мужчины будут пить бренди и обсуждать дела. Но едва я приготовилась лечь, как дверь моей спальни распахнулась и вошел Карлос со своими двумя друзьями. Ты не представляешь, как я была потрясена. Но это было только началом того кошмара, который будет преследовать меня до конца жизни. Если бы хоть на один день я могла забыть, что случилось той ночью. Меня словно бросили в ад, а Карлос был дьяволом со своими двумя демонами.

Долгий стон, прозвучавший как воплощение муки, вырвался у Изабел, и она замолчала, пытаясь справиться с собой. Кэтлин все так же обнимала подругу, надеясь, что это поможет той унять ужасную дрожь, сотрясавшую все ее тело.

— Что же было дальше? — спросила она, хотя и сама уже догадалась, что сейчас услышит.

— Карлос сказал, что разрешил своим друзьям овладеть мною. Я не верила своим ушам. Он сошел с ума! Он сказал, что как жена я ниже всякой критики, что я нарочно выталкиваю из себя его семя. Раз уж от меня нет никакого прока как от жены, заявил он, то пусть я хотя бы буду его шлюхой. Он даже высказал предположение, что я, возможно, забеременею от одного из его друзей и таким образом восстановлю до некоторой степени свое женское достоинство. В своем безумии он дошел до того, что соглашался в этом случае признать ребенка своим наследником.

Изабел захлебнулась слезами, и Кэтлин еще крепче прижала ее к себе. Жалость и гнев породили в ней желание самой расправиться с обидчиками Изабел.

— Они изнасиловали тебя, — тихо сказала она, закрывая глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. — Какой ужас!

Изабел кивнула:

— Да, и тот, и другой. Все они. Я пыталась сопротивляться, но у меня не хватило сил. Я испытывала невыносимые боль и унижение. В какой-то момент я наверное потеряла сознание, хотя помню, что все время слышала демонический смех Карлоса. Его я запомнила лучше всего, мне казалось, что этот смех доносится из самого ада. Я до сих пор слышу его в своих снах.

Когда я очнулась, они уже ушли, и в доме было тихо. Я сползла с кровати и кое-как умылась. Я с трудом узнала в зеркале собственное отражение. Губы и глаза опухли, щека уже начала багроветь. Я, помню, подумала, что нужно взять на кухне сырое мясо и приложить к лицу, поэтому накинула халат и спустилась по лестнице.

В коридор, ведущий к кухне, выходила дверь личной гостиной Карлоса, и эта дверь была открыта. Карлос сидел в кресле у камина и курил сигару. Я бы, скорее всего, прошла мимо, если бы в тот самый момент он не поднял голову и не увидел меня. Он не смог удержаться от того, чтобы лишний раз не поиздеваться надо мной. «Ну, как тебе понравился вечер, Изабел? — сказал он. — „Надеюсь, ты довольна? Мои друзья и я очень довольны. Мы собираемся проделывать это почаще, пока ты не забеременеешь“. И он засмеялся этим отвратительным безумным смехом, который так хорошо мне запомнился.

Закрыв глаза, Изабел горестно вздохнула:

— Сама толком не знаю, как это случилось, но я вошла в комнату, сняла со стены две шпаги и протянула одну Карлосу. Я вдруг совершенно успокоилась и даже испытала удовольствие, увидев изумление, появившееся в глазах Карлоса, когда сказала, что собираюсь убить его.

Карлос был неплохим фехтовальщиком, и я, помню, подумала, что, возможно, этой ночью убитой окажусь я сама. Но в тот момент мне было все равно. Смерть стала бы желанным освобождением от жизни с этим безумцем.

Карлоса, казалось, начала забавлять эта новая «игра». Он предупредил меня, что если мне не удастся убить его, жизнь моя станет еще более невыносимой, потому что он не намерен меня убивать. Он поклялся, что сумеет придумать для меня более изощренные пытки.

Мы стояли не более чем в четырех футах друг от друга, но я не испытывала страха. Возможно, его слова привели меня в состояние временного помешательства. Он поднял шпагу и рассек мой халат, поцарапав бедро. Но я гораздо позже осознала, что он ранил меня. Видимо, откуда-то из глубин памяти всплыло то, чему научил меня твой учитель фехтования, Кэтлин, хотя в тот момент я была как в тумане и ничего не соображала. Карлос расхохотался мне в лицо; ему и в голову не приходило, что у меня хватит мужества поднять шпагу и направить ее против него.

Этот смех стал последней каплей. Внутри меня словно лопнула какая-то струна. Я нашла в себе силы и мужество вступить в поединок. Воспользовавшись его самоуверенностью и невнимательностью, я подняла шпагу и вонзила ее прямо ему в сердце.

Смерть настигла его прежде, чем он коснулся пола, но все же он успел осознать, что я сделала. Навсегда я сохраню в памяти выражение величайшего изумления, которое увидела на его лице, когда вытаскивала шпагу из его груди.

Не знаю, сколько времени я простояла над его телом, упиваясь своей победой, не помню, как вышла из дома. Должно быть, инстинкт привел меня к дому родителей, потому что, придя в себя, я обнаружила, что сижу в каретном сарае рядом с их домом. На мне все еще был халат. Вспомнив, что я сделала, я стала раздумывать, стоит ли входить в дом, и тут увидела, как прибыли представители власти.