Сабина Рейн - Пепел над океаном

Мне не нужно повторять дважды. Выкинув наши сигареты, выпускаю дым на улицу и тянусь к пуговице на ее джинсах, расправившись с ней, запускаю руку под толстый пояс. Громкий вдох Амелии заставляет меня вздрогнуть. Приложив ладонь к ее рту, шепчу ей в шею:

– Мои родители находятся прямо за стеной, будь тихой девочкой, или я не доведу дело до конца, – после этих слов я припадаю к ее шее, вместо ответа она стонет мне в ладонь.

Пожалуй, чувствовать жар ее нежной кожи – самое лучшее, что может быть в этом гребаном мире. Звуки, которые Амелия издает, когда я притрагиваюсь к ней пальцами, проникаю ими внутрь, сводят меня с ума. Я готов биться в исступлении. Нет никакого желания отрываться от нее, наоборот, я жажду стать к ней еще ближе, слиться телом и душой в одно целое. Сейчас я безумно хочу Амелию. Хочу так сильно, что становится больно.

Без доли нежности беру ее за подбородок и неистово целую, проникая языком так глубоко, как только могу – она должна почувствовать всю мою страсть, – а затем отрываюсь и снова прижимаю к ее рту ладонь. Она должна ощутить, что творит со мной, когда позволяет ласкать себя. Мне хочется еще, и еще, и еще. Амелия – мой ангел. Замечая, как она начинает извиваться в моих объятиях, как ее стоны становятся громче, эхом разносясь по комнате благодаря влетевшему внутрь ветру, понимаю, что оторваться от нее невозможно. Мне становится страшно от одной мысли, что я буду желать ее всегда.

Мое имя, слетевшее с ее губ, растворяется в ладони, в которую она крепко вцепилась. Грудь Амелии поднимается и опадает так сильно, что мне кажется, будто ее сердце вырвется наружу. Убрав руку, прижимаю девушку спиной к своей груди еще сильнее.

– Давай, Амали, успокаивайся, – шепчу я ей на ухо, нежно поглаживая ее кожу чуть ниже пупка.

– Спасибо, – хрипло произносит она. – Мм, не знала, что способна на такое.

Ее голос сонный, прилив удовольствия все еще бушует в венах. Мне хочется улыбаться от гордости, но чем именно я должен гордиться, не могу понять.

– Ты слишком горячая, – в итоге говорю я.

– Я могу что-то сделать для тебя? Ты второй раз даришь мне то, что я хочу, но сам ничего не получаешь.

Меня удивляют ее слова, и, если честно, мне не хочется брать что-то взамен или просить о какой-либо услуге. Мне нравится, как Амалия бьется, извивается в моих руках. И это единственное, что я хочу от нее, большего не надо.

– Мне нравится, что ты позволяешь прикасаться к себе.

– Но ведь этого недостаточно?

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю, – отмахивается она. – Мне кажется, что любой другой бы на твоем месте попросил бы что-то или припомнил о том, что дал.

– Я не «любой другой».

– Ты почти хороший человек.

– Почти хороший?

– Да. И не отрицай.

– Ладно, – выдыхаю я и, положив голову на ее плечо, смотрю на луну.

Луна творит с людьми невообразимое.

Луна заставляет совершать необдуманные поступки.

Луна – это камень. Камень, у которого нет души. Холодный и безжалостный камень…

Луна порочна. Она видит, что происходит под покровом ночи, и уносит это с собой в темноту.

Почему я не могу быть луной?

Отвернувшись от Амалии, пытаюсь собраться с мыслями. После нашей маленькой игры я тоже ошеломлен и пытаюсь восстановить дыхание, делая это не так заметно, как она. Поглаживая ее по ноге, поднимаюсь все выше и выше, пока не дохожу до пуговицы на джинсах. Она все еще расстегнута, но я исправляю это.

– Поехали к океану? – предлагаю я. Мне хочется выбраться из этих стен. В какой-то момент они начинают давить на меня.

– Но ведь уже поздно! – громче, чем надо, возмущается она и поворачивается, вновь вставая на колени лицом ко мне.

– Плевать на время, – отвечаю я, крепче сжав ее талию.

– Но там холодно.

– Возьмем теплую одежду. Поехали, я не хочу оставаться здесь, мне нужен свежий воздух. – В доказательство я обвожу комнату взглядом с полным отвращением. Такие заскоки для меня не в новинку, а вот для Амелии, кажется, наоборот.

– Что случилось, только что же было все хорошо? – нахмурившись, спрашивает она, обхватив теплыми ладонями мое лицо и не давая мне отвернуться от ее пронзительных глаз, которые блестят при свете луны.

– Просто иногда у меня что-то переключается внутри, и появляется неуемное желание убежать куда-нибудь. Свое спасение я нахожу только на пляже. – Когда она хочет задать очевидный вопрос, я ее прерываю, продолжая: – У такого состояния нет причины, оно накатывает, и все.

– Но это ведь ненормально.

– Поехали.

– Раз тебе это так нужно, – неуверенно произносит Амелия. – А как же твои родные?

– Им не привыкать.

Когда мы направляемся в сторону пляжа, я крепко сжимаю руку Амелии. Возможно, это неправильно и неуместно в такой ситуации, но мне это нужно. Что-то переключилось во мне, когда я довел Амелию до пика. В этот раз неведомые мне ранее чувства вспыхнули слишком ярко. Это не симпатия или влюбленность, это что-то грязное, пошлое и инфернальное. Вдруг становится страшно, а внутри нарастает паника.

Да что со мной такое? Что нажало на переключатель внутри меня? Всего лишь выкрик Амелии? Мое имя, слетевшее с ее губ во время полнейшего экстаза?

По виску медленно сползает капелька пота. Я вздыхаю, и мне становится легче. Кажется, просто перевозбудился. Эта девчонка, сидящая на пассажирском сиденье, полностью завладела моими мыслями. Нежность ее кожи все еще щекочет мои пальцы, и даже тот факт, что я помыл руки с мылом три раза, чтобы избавиться от этого ощущения, ничего мне не дал.

Я повернул за угол, вижу вдалеке пляж и чувствую долгожданный запах свободы. Здесь я могу оставить все свои мысли и секреты, зная, что ветру можно доверять. Ветер не предаст, он унесет мои тревоги с собой и никому их не отдаст, они будут странствовать по земле вместе с ним вечно.

Въехав на парковку, мы выходим с Амелией из автомобиля. Подойдя к задней дверце, я распахиваю ее и достаю оттуда два больших пледа, виски, пакетик наркотиков, который Амелия не замечает, а затем блокирую замки и возвращаюсь к ней. Она стоит, съежившись, и смотрит на волнующуюся поверхность воды.

По дороге к океану мы не разговариваем. Ночной пляж – это место, где живет тишина. Ни мне, ни ей совершенно не хочется нарушать спокойствие.

Мы расстилаем один плед и присаживаемся, прижимаемся друг к другу и укрываемся вторым сверху, очутившись в импровизированном домике. Я кладу стаканы и бутылку виски и тянусь к карману, из которого достаю пакетик. Глаза Амелии расширяются.

– Ник…

Но я ее перебиваю:

– Не начинай, ладно?

– Но…

– Амали! – Я по-прежнему весь взвинчен, поэтому, когда замечаю, как она скуксилась от моей грубости, хочу ударить себя, да посильнее. – Извини. Просто… отдайся своим желаниям, ладно? Я не настаиваю на том, чтобы ты принимала это, но мне бы не хотелось остаться в одиночестве в такой момент.

Сотня разных эмоций накрывает ее с головой. Сначала я вижу гнев, потом разочарование, затем обиду и в конце искушение. Амелия не против разделить со мной этот порошок, но боится.

Откупорив бутылку, разливаю виски по стаканам и протягиваю один Амелии. Его она принимает с охотой, что неудивительно. Кажется, она слегка побаивается меня, видя в таком состоянии, поэтому несколько глотков для успокоения ей не помешают.

Мы пьем дорогой алкоголь и смотрим вдаль, туда, куда тянется океан. Это место – словно мой запасной дом. Я на одной волне с толщей соленой воды, ночным небом, луной и ветром. Одеяло не слишком спасает от холода, но виски разливается по телу, заставляя кожу становиться горячее, пока мы полностью не согреваемся.

Сделав две дорожки из «сладкого» порошка, смотрю на Амелию. В ней столько неуверенности, и я все понимаю, ведь на ее месте я бы тоже, наверное, сомневался в правильности происходящего.

– Ты не превращаешься в Нелли, – шепчу я Амелии на ухо. Она смотрит на меня, ее лицо искажено от грусти, которая ей совсем не идет.

– Это неправильно.

– Мы – это неправильно. А вот это, – я указываю на наркотик, не сводя с нее глаз, – наше спасение.

– Спасение от чего? – ее голос такой тонкий, слабый, кажется, еще чуть-чуть – и он вовсе пропадет.

– От того, что с нами происходит, от окружающего мира.

Амелия ломается и сдается. Мы одновременно вбираем в себя яд, который считаем лекарством. Я чувствую сильную боль, беспощадно сдавливающую грудь, потому что понимаю: то, что я делаю с Амелией, медленно ее уничтожает. Так чем же я лучше Джордана? Разве я не превращаю ее в худшую версию Нелли?

Амелия станет моей первой жертвой.

Амелия

Я снова делаю это. Снова позволяю себе принять эту дрянь. Почему я не могу отказать Нику, когда он убеждает меня в правильности наших поступков? Почему я вообще позволяю ему прикасаться ко мне, целовать мои губы? Неужто я теряю контроль рядом с ним? Он дурно на меня влияет, но благодаря Нику я словно становлюсь самой собой, словно наполняюсь жизнью до краев.

Даже сейчас я разрешаю ему обнимать себя, поглаживать. Мне нравится его ласка, грубая, но в то же время нежная, осторожная. Это полнейшее безумие, но мне нравится словно утопать в нем. С каждым прикосновением я начинаю хотеть Ника все сильнее и сильнее. В последнее время мы много целуемся, но я готова делать это постоянно.

– Я бы с легкостью мог взять тебя прямо на этом покрывале и на этом пляже, – шепчет Ник, нежно проводя рукой по моему бедру. Он много выпил и, кажется, машину придется вести мне, что может вызвать немало проблем.

Я игнорирую его лепет, так как пугаюсь, что он поймет, какую дрожь вызывают эти слова. Пляж пустой и выглядит вполне привлекательно, но рисковать я не собираюсь, потому что не хочу отпускать Ника после того, как мы отдадимся друг другу. Мне хочется побыть рядом с ним еще немного.

– Почему ты молчишь, Амелия? – продолжает шептать он.

Повернув голову, я вглядываюсь в черты его лица. Он только что назвал меня нормальным именем? Боже, как сладко оно прозвучало. Я закусываю губу, борясь с желанием вновь поцеловать его. Кажется, Ник замечает, какую реакцию вызывает мое имя. Он опускает голову, улыбается, а затем снова смотрит на меня. Перекатившись, Ник нависает надо мной.

– Амелия… Амелия… Амелия… – тихо говорит он. – И почему я раньше не догадывался, как прекрасно твое имя. Интересно, насколько круто оно будет звучать, когда мы запутаемся в простынях обнаженные и вспотевшие?

– Ник, хватит, – строго прерываю я, положив руки ему на грудь и отвернувшись. Но он не позволяет мне смотреть куда-либо еще. Схватив меня за подбородок, Ник поворачивает мое лицо в свою сторону и наклоняется еще ниже. Я чувствую его дыхание, которое щекочет мои губы.

– Насколько сладким оно станет, когда я подойду к финалу и выкрикну его, Амелия?.. – Ник ухмыляется и встает на колени, обхватывая бедрами мои ноги.

Когда он снимает верхнюю одежду, мои глаза расширяются. Что он творит? Откинув ее, он берет плед и накрывает им нас. Расставив руки по обе стороны от моей головы, Ник наклоняется к моим губам. Я чувствую предвкушение, но в последний миг он снова отстраняется, заставляя меня разочарованно всхлипнуть.

– Еще рано, Амали. Припасем твое полное имя на лучшие времена. Давай поучим тебя русскому?

Что? Он серьезно? Ник всегда действует по системе «заведи девушку – обломай девушку».

– За каждое правильное произношение ты будешь получать поцелуй, договорились? – Я охотно киваю, это уже интереснее. – Скажи слово «доска».

– Помедленней, – рявкаю я, на что он хмыкает.

– «Доска», Амали…

Я пытаюсь сказать это слово, не зная, что оно вообще значит, но у меня не получается выговорить его так же прекрасно, как выходит у Ника. Психуя, после третьего раза я закрываю ладонями лицо и, вздохнув, пробую еще раз.

– Хм, ужасно, – мямлит Ник. – Давай дальше, скажи «я люблю тебя, Ник».

Я уже открыла рот, но быстро захлопнула его и от злости ударила Ника по бедру.

– Я знаю эту фразу. Да кто ее не слышал? Не буду этого говорить, – сложив руки на груди, противлюсь я.

Раскатистый смех Ника пролетает над пляжем, охватывая все пространство. Отвернувшись, я по-прежнему хмурюсь. Неожиданно Ник наклоняется, продолжая смеяться, и оставляет поцелуй на моей щеке.

– Хорошо, сделаю вид, будто ты просто не хочешь признаваться в этом. Поехали дальше. – Несколько секунд мы проводим в тишине. Я с интересом наблюдаю за задумчивым выражением лица Ника. – Перечисли мне все ругательства, которые знаешь.