Сабина Рейн - Пепел над океаном

Я распахиваю входную дверь и прохожу внутрь. Каблуки стучат по начищенному кафелю. Звук эхом разносится по всему дому. Стоило надеть кроссовки. Почему я побоялась, что мама не оценит мой повседневный вид? Неужели я действительно принарядилась только из-за нее?

– Хорошо выглядишь, – раздается холодный голос Снежной Королевы.

Повернув голову, я вижу на лестнице мать, все такую же молодую и красивую. Кажется, она никогда не постареет.

– Ты тоже, – сглотнув, отвечаю я.

Спустившись, она подходит ко мне ближе, рассматривая мой наряд. На мне ее любимый кожаный топ с черными широкими бретельками и черные джинсы с небольшими дырками на коленях, куртку я держу в руках.

– Твои волосы неплохо отросли, – замечает она, обходя меня и дотрагиваясь до моего высокого хвоста. – Но накрасилась… Макияж как у девушек с панели.

– Это смоки айс, мам. Девушки с панели даже не знают о таком, – язвлю я.

– Дерзишь мне? – положив руку на сердце, мама отскакивает от меня на своих точеных ногах, как от огня.

– Где отец? – бесстрастным голосом спрашиваю я, игнорируя ее вопрос.

Ничего не сказав, она поворачивается ко мне спиной и направляется к лестнице, безмолвно прося следовать за ней. Пока она не видит, я делалаю глубокие вдохи. Самое главное – не поддаваться на ее провокации.

Поднявшись на второй этаж, мы проходим вдоль по коридору и останавливаемся у двери из красного дерева. Я ненавижу этот цвет. Мама это знает. В мое отсутствие они сделали ремонт, использовав цвета, которые я терпеть не могу.

– Пожалуйста, веди себя как послушная дочь и старайся не разочаровывать папу. Ему и без тебя плохо, – говорит она и, прежде чем я успеваю что-то ответить, распахивает дверь.

Амелия

Отец лежит на большой кровати, по пояс укрытый одеялом. По его лицу нельзя сказать, что болезнь серьезная. Он выглядит свежо, только под глазами залегли тени.

Я решаюсь сделать шаг в сторону постели. Мама тем временем беззаботно падает на большое кресло, кладя ногу на ногу, и берет в руки газету.

Внутри по-прежнему бурлит злость. Зачем меня оторвали от учебы (то, что я на больничном, родителям знать необязательно)? Чтобы показать свое безразличие? Поборов желание развернуться и уйти, я здороваюсь с папой. Его голос безэмоционален и невыразителен.

До конца своих дней я буду мечтать о том, чтобы меня хотя бы раз тепло встретили в этом доме. Чтобы обняли и сказали, как рады видеть. Мне жаль людей, которые оказались в подобной ситуации. Каждый человек заслуживает не просто появиться на свет, но и быть любимым родителями. Я не стану такой, как моя мать. Я буду любить своего ребенка сильнее всех на свете.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, медленно идя к кровати, и сжимаю кулаки за спиной. Однако ответа не получаю. – Пап?

– Он не хочет с тобой разговаривать, – довольно произносит мама. – Папа обижен на тебя.

Я бросаю на мать самый злобный взгляд и бубню, что мне надо выпить кофе. Стараясь выйти из комнаты как можно спокойнее, я пытаюсь скрыть дрожь от переизбытка ярости. Оказавшись за порогом родительской спальни, я как угорелая несусь вниз и, очутившись в кухне, закрываю дверь и опираюсь на нее ладонями и лбом. Это намного труднее, чем я представляла.

Дойдя до чайника на ватных ногах, ставлю его на плиту, затем достаю телефон и пишу Нелли, которая мне тут же отвечает. Я жалуюсь ей до тех пор, пока по кухне не разносится свист чайника. Она предлагает мне вернуться в общежитие завтра, и я начинаю рассматривать такой вариант.

Родители навряд ли станут удерживать меня. Судя по их поведению, они вызвали меня лишь для того, чтобы напомнить о моем проступке. Я обещаю себе, что это последний визит к ним.

Мать заходит в кухню как раз в тот момент, когда я наливаю кипяток в чашку. В воздухе тут же повисает напряжение. Я не спешу поворачиваться, мне не хочется видеть ее.

– И мне сделай, пожалуйста, – раздается ее голос позади меня.

Молча достав кружку, я готовлю кофе и, развернувшись, протягиваю его маме. Когда наши пальцы соприкасаются, я вздрагиваю. Руки матери ледяные. Чем не Снежная Королева?

– Как учеба? – с неподдельным интересом спрашивает она.

– Отлично, – коротко отвечаю я.

– Ни в чем не нуждаешься? – Мама смотрит на меня, приподняв идеальные брови. Ее вид переполнен самодовольством, и из-за этого я бешусь еще сильнее.

– Нет.

– Где берешь деньги?

– Тебе необязательно об этом знать.

– По твоему виду я могу сама догадаться, – спокойно говорит мама.

Я чуть ли не задыхаюсь от такого заявления. Это тонкий намек на то, что я шлюха? Моя мать назвала меня шлюхой? Взбесившись, я со всей силы бросаю кружку в раковину. Мама что-то отвечает, но, обернувшись, я кричу:

– Идите в задницу с таким отношением!

Схватив куртку со спинки кресла, я беру рюкзак и выхожу из дома, сильно хлопнув дверью. За мной никто не идет…

По щекам бегут слезы. Я чувствую себя брошенной, грязной. Сорвав резинку с волос, я позволяю им рассыпаться по плечам. Остановившись на дорожке, я снимаю туфли и кидаю их в садового гнома, которого так обожает мама. Он покачивается и падает.

Земля холодная, но мои пятки буквально горят оттого, что я слишком долго нахожусь на ногах. Идя босиком, но в куртке и с рюкзаком, я вытираю слезы, не заботясь о том, что могу размазать макияж. На улице уже темно, людей и машин нет, поэтому заботиться о внешнем виде необязательно.

Где-то вдали раздается гром, а через какое-то время начинается небольшой дождь. Но и это меня не волнует. Я не знаю, куда иду и что будет дальше, зато с уверенностью могу сказать: мне необходимо купить кроссовки.

Завернув за угол, я бреду по переулку и останавливаюсь около баков с мусором. Сев на мокрую землю, прислоняюсь спиной к не менее мокрой стене и достаю из рюкзака пачку сигарет и зажигалку. После первой затяжки дышать становится легче.

– Не холодно? – раздается прокуренный взрослый голос.

Подняв взгляд, я вижу перед собой бездомного грязного мужчину. Покачав головой, продолжаю курить. Наверное, нужно испугаться, подскочить и убежать. Но мне всегда казалось, что бомжи не тронут тебя, если ты первый их не заденешь.

Мужик присаживается рядом, и, как ни странно, от него ничем не пахнет. Я протягиваю ему сигарету и подношу к ней огонь зажигалки. Он кивает в знак благодарности и называет свое имя. Его зовут Кевин.

– Амелия. Давно вы здесь обитаете? – спрашиваю я.

Отличное завершение ужасного вечера. Я сижу промокшая и босая буквально посреди свалки на пару с бездомным.

– Два года, – отвечает он без малейшего намека на то, что ему плохо жить на улице. – А почему ты без обуви?

– Маминому садовому гному она нужнее.

– Гному?

– Садовому.

– Маминому садовому гному?

– Да, чувак, именно это я и сказала.

Откинув голову, я слегка ударяюсь о стену и неожиданно начинаю думать о Нике. Будь он сейчас рядом, сидела бы я задницей на сырой земле? Мне кажется, Ник бы такого не допустил. Эта мысль заставляет меня улыбнуться, а затем разреветься на весь переулок. Как же мне плохо без этого ублюдка!

Кевин засовывает руку в свою большую грязную куртку и достает достаточно дорогой алкоголь. Вытерев слезы, я вопросительно смотрю на мужчину.

– Стащил на ярмарке, – говорит он. – Пей.

Я откупориваю еще не начатую бутылку и делаю первый глоток. Кевин тем временем достает вторую и тоже начинает пить.

– У тебя там что, целый склад? – интересуюсь я, не обращая внимания на нелепость ситуации.

– Мне выдали самодельную медаль за воровство.

Кевин вытаскивает из кармана какую-то непонятную штуку под названием «медаль». Какой-то умник вырезал круг из пластмассовой бутылки и, сделав дырку, продел через отверстие нитку.

– На, возьми. Пусть будет у тебя на удачу, – рявкает он и кидает ее мне. Поймав подарок, я надеваю его на шею.

Продолжая сидеть на земле и распивать алкоголь, мы изредка смотрим в сторону дороги, по которой проезжают машины.

– Кевин, – зову я и, когда он смотрит на меня, спрашиваю: – Ты когда-нибудь влюблялся?

– Да, и теперь я бездомный. Любовь ничего хорошего не приносит. Эта сука забрала все мои деньги и слилась, – после этого он начинает рассказывать о том, как полюбил женщину, из-за чего обанкротился, а после и вовсе остался без гроша. Кредиты разорили его. – А кого ты любишь?

– Его зовут Ник, и я не люблю его. Просто… он мне нравится, до безумия. Возможно, я немного влюблена. Но факт в том, что он ушел три месяца назад и теперь у меня ломка, понимаешь?

– Сколько тебе лет?

– Скоро будет двадцать один.

– Знаешь, Амалия… – Кевин искажает мое имя. Я закатываю глаза, но перебивать его не решаюсь. – Ты молодая, и тебе нужна любовь. Почему ты не вернешь его?

– Зачем возвращать того, кто не хочет быть с тобой? – удивляюсь я.

– Парни, бывает, не понимают, что творят. Прошло три месяца, возможно, твой Ник страдает без тебя, но возвращаться не видит смысла. Сделай первый шаг, потому что его не всегда обязан делать парень.

Я задумываюсь, может, действительно нужно показать Нику, что без него я медленно гнию, как труп в могиле? Ну и сравнение, но это правда. Даже если это ничего не принесет, попробовать надо. Вдруг он скучает по мне так же сильно, как я по нему?

Достав телефон из рюкзака, я ставлю бутылку рядом с собой и делаю козырек из свободной ладони, чтобы мелкие, надоедливые капли не падали на экран. Найдя номер Деза, я пишу ему:

Ник что-то говорил обо мне за последние три месяца?

Ответа нет. Посмотрев на время, я тут же догадываюсь, что Дез сейчас с Нелли. Они либо кувыркаются в постели, либо смотрят фильм, сидя на полу.

– Ты написала своему Нику? – спрашивает Кевин. Бросив еще один взгляд на мобильник, я засовываю его в рюкзак.

– Во-первых, он не мой. Во-вторых, это был его друг.

– И что же ты написала? – протянув бутылку, интересуется мужчина.

Чокнувшись с ним, я делаю глоток, а только потом отвечаю:

– Хочу узнать, как поживает Ник и упоминал ли он меня хотя бы раз за последнее время.

– Хороший вопрос, – кивает Кевин.

Неожиданно мимо проходит человек. Парень бросает на нас безразличный взгляд и идет дальше, но вдруг резко останавливается и возвращается. Остановившись напротив меня и Кевина, он снимает капюшон. Увидев знакомое лицо, я давлюсь напитком и начинаю кашлять.

Это Трэвис. Трэвис, с которым я переспала на вечеринке в День благодарения.

– Ты?! – удивляется парень.

Подскочив на ноги, я хочу что-нибудь сказать, но вместо этого всего лишь открываю и закрываю рот. Мне на помощь приходит Кевин.

– Привет, я Кевин, – дружелюбно произносит он, протягивая руку Трэвису. Тот пожимает грязную ладонь, даже не сморщившись. – Ты знаком с Амалией?

– Амалией? – все с тем же удивлением произносит парень. Ведь Трэвис так и не узнал моего имени.

– Амелией, – выдыхаю я. – Привет, Трэвис.

– Что ты здесь делаешь? – нахмурившись, спрашивает он и начинает с любопытством изучать меня взглядом. – Почему ты босиком?

– Садовому гному мамаши Амалии обувь нужнее, – отвечает за меня Кевин.

Трэвис непонимающе смотрит на него, а затем на меня.

– Все верно, – опустив голову, бормочу я, сгорая от стыда.

– Ладно. И все же как ты тут оказалась?

– Поссорилась с родителями и теперь не знаю, как быть.

– Идем, – протягивает мне руку Трэвис.

Когда я спрашиваю, куда мы направимся, он отвечает, что приютит меня в своей квартире. Он живет один, поэтому может выделить мне гостевую комнату. Я не против такого расклада. Трэвис не причинит мне вреда, когда мы останемся наедине.

Попрощавшись с Кевином, я отдаю ему пачку сигарет, старый запасной телефон, с которого звоню родителям (мой новый номер им неизвестен), а также немного денег.

Квартира Трэвиса находится недалеко от переулка. Спустя десять минут мы уже оказываемся на месте, и Трэвис говорит, чтобы я срочно приняла теплый душ. Он выдает мне свои спортивные шорты и линялую футболку.

Зайдя в ванную, я смотрю в зеркало и чуть ли не плачу от своего внешнего вида. По всему лицу размазана косметика. Черт, неужели я предстала в таком виде перед парнем, с которым когда-то переспала?

Покачав головой от разочарования в себе, я открываю кран, чтобы хорошенько умыться. Но не успеваю я подставить руки под струю, как в рюкзаке, лежащем на стиральной машине, вибрирует телефон. Рванув к нему, достаю мобильник в мгновение ока.