«Тебе бы самому стать кем-то», — подумал Джон, но вслух ничего не сказал. Он все равно должен быть благодарен человеку, говорившему ему «мой сын», и ценить то, что он исправился. И не важно, что руководили им при этом надуманные причины и ошибочные представления и что слова его не имели ни малейшего значения для Джона, когда он принимал решения, касающиеся его будущего.

— Отец Ричард сказал, что не посылал мне ничего, — глухо произнес Джон.

На следующий день проспект исчез.

В мае, через день после окончания школы, Трей с Джоном воспользовались приглашением тренера Мюллера посетить кампус университета Майами, которое было отложено с декабря прошлого года из-за матчей плей-офф. Визит этот был нужен не для того, чтобы убедиться, что Майами — это как раз то место, куда они хотят поступать. Это они знали и так. Кэти осталась дома. Расходы Трея и Джона были оплачены, а Кэти пришлось бы за все платить самой, ибо Эмма отказалась принять финансовую помощь от Мейбл.

— Я все равно стесняла бы вас, — мягко улыбнувшись, сказала Кэти Трею. — Это будет чисто мальчишеское путешествие, и я бы с ума сошла от скуки, расхаживая по спортивным сооружениям. Я дождусь своей очереди, когда зарегистрируюсь на учебу осенью.

За две недели до отъезда Трей прошел тест, который доктор Томас рекомендовал сделать еще год назад, но тогда он от него отказался. Трей много читал о тех осложнениях, которые могут быть у мальчиков, переболевших свинкой в шестнадцать лет.

— Я готов все выяснить, док, — сказал Трей. — Не хочу больше жить в неведении.

— Процедура удивительно простая, — заверил его доктор Томас и вручил небольшой пластиковый стаканчик.

Результат анализа доктор Томас огласил за день до того, как мальчики должны были уезжать. Мейбл при этом не присутствовала. Доктор Томас хотел пригласить ее, но Трею уже исполнилось восемнадцать, он был совершеннолетним и изъявил желание прийти без нее. Доктор с его разрешения поделится результатами обследования с тетей Мейбл позднее.

— Есть новости наполовину хорошие и наполовину плохие, Трей, — начал доктор Томас, показывая ему рисунок мужских гениталий. — Давай начнем с первого. — Ручкой он показал участки яичек, которые у Трея сильно пострадали при воспалении от вируса свинки в результате задержки с лечением этого заболевания. — Ты перенес состояние, которое называется орхит, — сказал он. — Из школьного курса биологии ты знаешь, что клетка спермы похожа на головастика, размахивающего своим хвостом. Клетки спермы без своих жгутиков остаются неподвижны и не могут плавать.

— Что вы хотите этим сказать, док?

— Анализ твоей спермы показал, что у тебя клетки спермы имеют ненормальную форму и не могут плавать.

— Что это означает?

— Это означает, что в настоящее время ты стерилен. Другими словами, твои сперматозоиды после эякуляции не могут двигаться вперед из вагины к матке, но твое сегодняшнее состояние не является приговором на всю жизнь. У тридцати шести процентов молодых людей через три года после выздоровления от свинки может сохраняться неправильная форма клеток спермы. — Доктор Томас отложил рисунок в сторону и, сцепив пальцы в замок, с сочувствующим видом посмотрел на Трея. — Если бы ты обратился ко мне при первых симптомах болезни…

Он шел сюда, готовясь услышать самое худшее, но все-таки это был Трей Дон Холл, заколдованный чудо-мальчик. Он всегда избегал негативных последствий своих поступков.

— Вы говорите так, будто я попадаю как раз в оставшиеся шестьдесят четыре процента, — сказал он.

— Я не стану тебя обманывать, Трей. Ткани в твоих яичках очень серьезно пострадали. Ты прожил с этим уже два года, и… какое-то улучшение представляется мне крайне маловероятным.

— А в чем же тогда состоит наполовину хорошая новость?

— У тебя яички не атрофируются, но… — он с извиняющимся видом развел руками, — нельзя с уверенностью сказать, что это и дальше будет так.

— Какое это имеет значение в уже сложившейся ситуации?

— У одной трети мальчиков, у которых был орхит, вызванный свинкой после наступления половой зрелости, наблюдается сжатие одного или даже двух яичек. Ты молод и силен. Ты ведешь здоровый образ жизни. Живешь в семье с хорошим уходом. Возможно, что тебя минует хотя бы эта опасность.

Каждый третий. Теперь по утрам до конца жизни он будет проверять свои яйца. Суровая реальность пахнула на него леденящим холодом, и он оцепенел. У него никогда не будет сына… или дочери. Ему никогда не стать отцом. Кэтрин Энн никогда не будет матерью — у нее не будет детей от него. А эта девушка, будучи сиротой, наверняка мечтает о детях. Она точно хотела бы иметь семью.

— Скольких людей необходимо известить об этом? — спросил Трей.

— Никого, если ты сам не дашь на это своего согласия. Это конфиденциальная информация, которая остается только между врачом и пациентом.

— Хорошо. Я хочу, чтобы об этом никто не знал. — Трей поднялся на негнущихся ногах, читая в полном сочувствия взгляде доктора Томаса немой вопрос, касается ли это и Кэти.

К поездке они обзавелись новой одеждой. Мейбл настояла на том, чтобы купить ему легкую спортивную куртку и брюки, которые он наденет в самолет, а Берт удивил Джона дорогим темно-синим блейзером от «Хики-Фриман» и широкими брюками. «Чтобы они там у себя во Флориде знали, что мой мальчик — не какая-нибудь деревенщина», — заявил Берт. Глядя на них в аэропорту, таких высоких, крепких и красивых, Кэти поражалась тому, как щедро их одарила природа. Казалось, ни один Божий дар не минул их. И все же под внешним восхищением ими обоими в душе у нее таилось странное дурное предчувствие. Что-то изменилось в Трее за последние двадцать четыре часа, не считая приступов дурного настроения, которые на него иногда накатывали. Вчера вечером он отпросился, чтобы не встречаться с ней, сославшись на то, что ему нужно собирать вещи в дорогу. Обычно за него это делала Мейбл. Заметив восхищенные взгляды, которые бросали на них другие пассажиры, она поймала себя на мысли, которая, словно холодная как лед пуля, пронзила ее мозг: «Возвращайся ко мне, Трей».

Перед тем как идти с Джоном на посадку, Трей отошел с ней в сторону, чтобы попрощаться наедине. Она с трепетом ждала, что он повторит вслух их обычное прощание, но на этот раз Трей этого не сделал.

— Я буду по тебе скучать, — произнес он вместо этого и поцеловал ее между глаз, впервые за все случаи их расставаний.

И теперь уже она сказала:

— Не забывай меня, пока тебя здесь не будет.

— Как бы я смог? — ответил Трей и добавил: — Я оставляю тебе свое сердце.

В тот год весна еще толком не началась, а температура уже так скакнула вверх, что побила все многолетние рекорды жары. Полевые цветы гибли, так и не успев расцвести, а нежная зелень трав прерий быстро поблекла под знойными ветрами, иссушившими землю. Установившаяся жара, как и отрицательная температура зимой, загнала взрослых по домам. Это был такой промежуток времени, в котором только молодые могли находить удовольствие.

— Эмма, ты не чувствуешь, как что-то новое висит в воздухе этой весной? — спросила подругу Мейбл.

— Конечно, Мейбл. Температура-то под сорок градусов.

— Нет, я имею в виду не только эту беспрецедентную жару. Есть что-то еще.

— Печаль. Наши дети уезжают от нас.

— Да, это тоже… но есть и что-то еще…

У Мейбл наступил один из моментов, когда проявлялся ее дар ясновидения, но Эмма тоже разделяла ее ощущение, ибо, как и подруга, чувствовала, как нечто новое, пока еще невидимое, вошло в их мир. Возможно, это было одиночество, которое, словно большая черная птица, следившая за ними с высокой ветки, только и ждала момента, когда Кэти, Трей и Джон уедут, чтобы тут же броситься на них. Даже Руфус чувствовал это. Пес часто скулил без всякой причины и постоянно следовал за Кэти, наступая ей на пятки, куда бы она ни шла. Когда к ней приходили ребята, он клал голову сначала на колени Трею, потом — Джону, а его выразительные глаза были такими грустными, как будто внутренний голос предупреждал его об их скором отъезде.

Трея с Джоном не было уже пять дней. Мейбл приятно удивила их, выделив им деньги для того, чтобы они взяли напрокат машину и посмотрели Майами, когда их двухдневный ознакомительный визит в университетский кампус будет закончен. Они планировали снять номер в мотеле и немного побыть туристами. И только в конце своего пребывания здесь юноши хотели осмотреть город. Им нужно было очень многое увидеть и сделать в кампусе.

В аэропорту Майами, ожидая, когда их пригласят на посадку в самолет, чтобы лететь домой, Трей сидел, отрешенно закрыв лицо руками, словно человек, который только что услышал самую ужасную новость в своей жизни. Сидевший рядом с ним Джон относился к его переживаниям холодно и без всякого сочувствия. Трей заговорил, не убирая ладоней от лица.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Тигр.

— Откуда ты можешь это знать, ТД?

— Думаю, ты считаешь меня жалким куском дерьма.

Выразительное молчание Джона подтверждало его догадки.

— Но есть вещи, которых ты не знаешь, — продолжил Трей.

Джон провел рукой по волосам.

— Тогда расскажи мне, Трей. Что за дьявол вселился в тебя? Ты слетаешь с катушек, ни с того ни с сего начинаешь беситься. Ты хоть раз подумал о Кэти, которая осталась дома?

Трей опустил руки и повернулся к нему; в глазах его застыло страдание.

— Конечно, думал! В противном случае я не чувствовал бы себя таким несчастным. Я… мне стыдно, но… но я уже не знаю, что мне делать…

— Что ты имеешь в виду? Что значит «не знаю, что мне делать»?

— Джон, эти несколько последних дней навели меня на мысль…

— Не перегибай палку.

— …что… что, возможно, нам с Кэти нужно бы немного поостыть на какое-то время, пока я сам не пойму, что смогу оставаться верным ей. Любовь на расстоянии загорается с новой силой… так, кажется, говорят? Я должен дать себе время — и пространство, — чтобы понять, как я мог… слететь с катушек, как ты выразился, всего за пять дней разлуки с ней.

Джон с отвращением слушал его, но не особенно удивлялся этим словам. С первого момента, едва парни шагнули на территорию кампуса, они попали в окружение невообразимо шикарных крошек команды «Ураганов», официальных принимающих хозяек школы, задачей которых было показать новобранцам их учебное заведение и всю территорию, что-то вроде бобетт, только намного круче. Джон ловил блуждающие взгляды Трея, отмечал его восторженные отзывы о девушках с «ногами от ушей», слушал его рассуждения о том, что для разнообразия неплохо было бы покрутиться среди девчонок, которые интересуются футболом. Были там и другие студентки, которые буквально бросались на них обоих: десятки сексуальных, стильных, утонченных красоток, похожих на розы, которые только и ждут, когда их срежут. Эти девушки отличались от симпатичных, но провинциальных — за исключением Кэти — девчонок у них дома, как земля и небо. Пораженный привлекательностью и готовностью девушек из кампуса, Трей скакал там, словно жеребец, которого выпустили на лужайку с клевером.

— Я должен выяснить, действительно ли я являюсь таким ничтожеством, каким считаю себя, Джон, — и это ради Кэтрин Энн, в первую очередь. Она заслуживает самого лучшего, а что, если я не такой? Как узнать это, если… если у тебя нет свободы все попробовать? Я все-таки не такой мерзавец, чтобы дурачить Кэти и продолжать с ней встречаться.

— Как можно всего за пять дней разлуки, — изумленно спросил Джон, — так изменить свое отношение к девушке, которую ты любил с одиннадцати лет, к девушке, которой ты на словах отдал свою душу и сердце, всю свою жизнь?

Трей густо покраснел.

— Поверь, Тигр, это было шоком и для меня самого. Но в сердце моем ничего не поменялось. Я люблю Кэти. В этом-то все и дело. Я хочу жениться на Кэти, но разве это справедливо по отношению к ней, если… Короче, я не такой, как ты, Джон. Я подвержен соблазнам. — Он попытался усмехнуться, но из этого ничего не вышло, и лицо его вытянулось. — Я собираюсь признаться Кэти, что изменил ей.

Джону показалось, что на грудь ему опустилась бетонная плита. Такое признание Трея убьет Кэти.

— Я… я расскажу ей, что со мной происходит, расскажу, как все будет дальше, пока я не буду уверен, что стал мужчиной, которого она заслуживает, — продолжал Трей. — Я совершенно убежден, что она поймет меня и даст мне эту паузу. Мы ведь оба будем в Майами — порознь, но вместе. На виду друг у друга, но… достаточно далеко, чтобы у нас была какая-то свобода.