— Да, мэм, — ответил Трей.

Каменные ступеньки, калитка, задний двор — все было таким же, как сохранилось в его памяти. Бетонный столик для пикника и загон для барашка, который сейчас выглядел опустевшим, по-прежнему стояли на своих местах. Когда Бетти Харбисон спустилась по ступенькам с заднего крыльца и сунула ему в руки плетеную корзинку, закрытая сеткой задняя дверь хлопнула за ней точно так же, как в тот злополучный день. В руках у Бетти был еще и нож.

— Иди за мной. Дверь в курятник вот здесь. — Она указала ножом в сторону сарая.

Трей заставил себя войти внутрь.

— Мы построили загон для кур рядом с сараем, с входом изнутри, чтобы разные бродяги не могли воровать нашу птицу и яйца снаружи, — пояснила Бетти, обратив внимание на его мученическое выражение лица. — По такой жаре запах тут действительно сильный, но тебе просто придется с этим смириться. — Она вручила ему нож. — Тебе еще нужно будет помочь мне собрать помидоры и срезать несколько пучков розмарина, который я сушу здесь.

Она кивнула на балку, на которой они с Джоном повесили ее сына. На дальней стене по-прежнему виднелось прибитое распятие.

— Да, мэм, — сказал Трей, сглотнув подступившую к горлу рвоту.

Когда все необходимое было собрано, она сказала:

— Ты должен пройти со мной в кухню, чтобы помочь мне упаковать все, что я хочу послать твоей тете.

Трей был в ужасе. Он рассчитывал просто отдать чек, подписанный тетей, и подождать на улице, пока миссис Харбисон вернется из дома с яйцами и овощами. Под ее взглядом он чувствовал себя загнанным в угол и не знал, куда ему деться, но ее тон не терпел никаких возражений. Она, вероятно, была строга с Донни, как медведица, которая, не раздумывая, может дать затрещину своему детенышу, но в то же время всегда готова поддержать и защитить его. Сейчас в ней отсутствовало что-то, что было до того ноябрьского дня.

— Да, мэм, — сказал он.

Держа в руках корзинку, Трей проследовал за ней через заднее крыльцо в кухню и аккуратно закрыл за собой сетчатую дверь, словно боялся разбудить призрак Донни. Комната была большая и просторная, в ней приятно пахло, но атмосфера здесь напоминала ему пустую аудиторию, из которой все вышли. На большом круглом столе лежали два комплекта серебряных столовых приборов, обернутых в салфетки. На полке, заставленной кулинарными книжками, стояла фотография, на которой криво улыбался Донни, и ваза с цветами. Трей неловко стоял, проглотив язык, пока миссис Харбисон не забрала корзинку из его рук.

— Тебе нужно смыть грязь, — сказала она. — Воспользуйся этой раковиной. А я пока найду пакет для всего этого. — Она отмотала с рулона бумажное полотенце и протянула ему. — И еще… — Ее тон внезапно стал застенчивым, и она, не поднимая на него глаз, продолжила: — Я надеюсь, что ты не откажешься от орехового пирога. Садись за стол, я отрежу тебе кусочек.

Есть за ее столом? Там, где сидел Донни?

— О нет, мэм, я не могу этого сделать, — сказал Трей, чувствуя нарастающую в душе панику, от которой голос его начал срываться. Он вытащил из кармана чек. — Я только заплачу и поеду.

Она напряженно замерла, и губы ее вытянулись в тонкую линию. Ему хотелось застрелиться. Бедная женщина всего лишь хотела угостить мальчика кусочком пирога, а его отказ ударил как раз в то больное место, которое будет у нее болеть всегда. И это было ясно, как день, хотя она никогда в этом не признается.

— Пойду за пакетом, — вяло произнесла миссис Бетти и направилась в кладовую.

Может, нужно было сказать ей, что ему жаль ее сына? Если бы он это сделал, то мог бы проговориться. Он загладит этот момент потом. Когда она вернулась и начала складывать продукты в пакет уже без его помощи, Трей пролепетал:

— Миссис Харбисон, я…

— Вот. — Она вручила ему пакет. Потом выхватила чек из его пальцев. — Передавай своей тете спасибо от меня. Провожать не буду, дорогу ты знаешь.

— Да, мэм, — сказал он.

«Мустанг» Трея тронулся с того самого места, где он припарковал его в тот злосчастный день; из-под колес эхом разносился стук гравия, который ему никогда не забыть. Откуда-то снизу в грудь, к горлу, в голову поднималась волна жуткой тоски, и, отъехав немного от дома, он остановил машину, распахнул дверь и выскочил наружу, чтобы отдышаться. В ушах звенело жужжание летних насекомых — целый водопад осуждающих звуков. Прерия качалась и расплывалась перед глазами.

— Кэтрин Энн… — всхлипывал он, — Кэтрин Энн… Кэтрин Энн…

Когда она, открыв дверь дома ее бабушки, предстала перед ним, он посмотрел на нее покрасневшими от слез глазами и с трудом произнес слова, которые твердил по дороге сюда:

— Кэтрин Энн, я… мне очень жаль, прости меня. Я… я не знаю, что на меня нашло. Я — самое ужасное ничтожество на всем белом свете. Я так люблю тебя. Прошу тебя, пожалуйста, прости меня.

Ее смена в клинике закончилась. Эмма была в библиотеке. Кэти взяла его за руку и затащила в дом, где было прохладно благодаря работающему кондиционеру. Она позвонила в конюшню, чтобы отменить заказ на лошадь, проинструктировала Руфуса: «Ты, мой мальчик, остаешься здесь», — и повела Трея в свою спальню.

Глава 23




Трей находился в спортивном лагере университета Майами, когда купленный в аптеке тест на беременность подтвердил ее опасения. Словно бомба взорвалась у нее в голове. О нет! О Господи, нет! Когда облако пыли после взрыва этой бомбы улеглось, масштаб разрушений показался ей не таким уж катастрофическим. Она даже испытывала сдержанную радость. Беременность — это еще не конец света. Просто они с Треем поженятся раньше, чем планировали. Беременность обещала быть непростой, но и это не самое неприятное. Она лишится своих стипендий, поскольку они предназначены только для неженатых студентов. Учеба ее будет прервана, но есть много грантов и стипендий, на которые она может претендовать, и через год они будут очень кстати. Тем временем стипендии Трея хватит им на жизнь, да и тетя Мейбл не откажется помочь. У Трея сначала будут смешанные чувства. Такая ранняя женитьба и ребенок — это не то, о чем они с ним думали, но в конце концов он свыкнется с этой мыслью, возможно, даже будет в восторге от нее. Трей никогда не говорил с ней о детях, но она знала, как высоко он ценил семью, как трепетно дорожил отношением людей, которые его любят. А кто мог дать ему больше любви, чем его маленький сын или дочка? Ее бабушка и тетя Мейбл будут вне себя от радости. Джон будет просто счастлив стать дядей! Все это сплотит их, и они с Треем сделают это.

Он вернулся из Корал-Гейблс на следующей неделе, и Кэти в гостиной тети Мейбл дала ему возможность рассказать все об этой поездке — как ветеран-квотербек взял его под свое крыло, как ему понравился тренер Мюллер, как хорошо они с Джоном зарекомендовали себя в качестве новобранцев. После этого она тихо произнесла:

— Трей, я должна тебе что-то сообщить…

— Но прежде, чем ты это сделаешь, я сам кое-что тебе скажу, — перебил ее он, взяв за руку. — Я кое-что скрыл от тебя, Кэтрин Энн, нечто такое, за что ты можешь меня никогда не простить.

Она остановила Трея, прижав палец к его губам.

— Слишком поздно для твоих признаний, — с улыбкой произнесла Кэти. — Они уже ничего не изменят.

Неужели Трей не понимает, что она знала, почему он предложил сделать перерыв и отдохнуть друг от друга после своего прошлого возвращения из Майами? Впрочем, на этот раз Трей звонил ей каждый вечер, чтобы сказать, как любит ее, как скучает по ней и как он безумно рад, что они будут жить в Майами вместе и ему не придется страдать из-за того, что им нельзя видеться каждый день.

— То, что я должен тебе сказать, ужасно важно, Кэтрин Энн. — В его голосе звучала явная тревога.

— У меня тоже очень важно.

— Хорошо. Тогда ты первая.

Уютно прижавшись к его накачанной тренировками груди, она, волнуясь, произнесла:

— Я беременна. — И объяснила, что это, вероятно, должно было случиться и, собственно, случилось — в тот день, когда он пришел к ней после перерыва в их встречах и застал ее в момент, когда она не предохранялась. Тогда у нее мелькнула мысль, что это не имеет значения, что она по-прежнему находится в безопасном периоде.

В следующее мгновение Кэти почувствовала, как он весь напрягся, все его тело словно окаменело. Руки упали вниз.

— Ты… что? — переспросил он.

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него. Глаза его, казалось, остекленели. Голос звучал бесстрастно, бледные, как у мумии, губы едва двигались.

— Я… беременна, Трей, — повторила Кэти, чувствуя, как по телу пробежала нервная дрожь и дошла до поясницы, которая у нее всегда болела, когда она волновалась или чего-то пугалась. — У нас будет ребенок.

— Ты уверена?

Улыбка ее померкла.

— Да. Разве… разве это не замечательно? Я понимаю, что это так неожиданно, настоящий шок…

— Ты не можешь быть беременна. Ты ошибаешься.

— Никакой ошибки нет, Трей. Чтобы удостовериться в этом, я ездила в Амарилло на прием к гинекологу.

Он оттолкнул ее, как будто она внезапно стала заразной.

— Я не верю этому.

Во рту у нее пересохло, язык стал шершавым, как наждачная бумага. Она нервно облизала губы.

— Не веришь чему? Что я беременна? Что это могло с нами случиться? — Она натужно усмехнулась. — Ну, если вспомнить тот день, когда ты пришел ко мне домой, это не должно было бы удивлять тебя…

— Я верил тебе, Кэти. Верил даже больше, чем Джону. — Он умолк, в глазах горел огонь обиды за предательство — она только так могла себе это объяснить. Он резко вскочил с дивана.

— Ты верил, что я пью таблетки? — растерянно спросила она. — Но, Трей, милый, зачем мне было продолжать их пить? Ты порвал со мной…

— Убирайся, — сказал он так тихо и медленно, что она сначала даже не расслышала его из-за гудевшего в ушах рева все нарастающего ужаса. — Уходи. Прямо сейчас.

— Что?

— Ты прекрасно все слышала. Убирайся! — Трей дико огляделся по сторонам, и только тут она поняла, что он ищет ее сумочку. Затем швырнул ее Кэти, которая, потеряв дар речи, ошеломленно смотрела на него, и крикнул: — Между нами все кончено. Поднимайся!

— Трей… Что ты говоришь?..

— Я говорю… — Голос его превратился в заунывный стон. — Как ты могла так с нами поступить?

— Ну, я сделала это не сама, — ответила она, начиная злиться. — Мне тут, знаешь ли, немного помогли. Такие вещи случаются. Ребенок — это еще не конец света.

— Для меня — конец. Убирайся!

— Неужели ты не шутишь?

— Не шучу, черт побери, можешь не сомневаться.

Он схватил ее за руку и, протянув до входной двери, грубо вытолкал на крыльцо. Словно парализованная, не понимая, что же все-таки произошло, она стояла с открытым от удивления ртом, когда он захлопнул дверь перед ее носом и запер изнутри на засов.

Проснувшись на следующее утро, Мейбл обнаружила, что его нет, на застеленной кровати аккуратно сложено постельное белье, а на подушке лежит записка: «Я люблю вас, тетя Мейбл. Я возвращаюсь в Майами. Спасибо за все. Трей».

Кэти полетела к Джону. Трей не попрощался даже с ним.

— Объясни мне что-нибудь, Джон, — умоляющим тоном попросила она. — Почему иметь ребенка настолько ужасно для него?

Джон был так же ошеломлен и сбит с толку, как и она. На этот раз в Майами Трей даже не смотрел на других девушек. Его переполняла любовь к Кэти, и он корил себя за то, что мог подумать, будто в состоянии прожить без нее. Джон решил, что теперь уже ничто не сможет их разлучить. Трей был сделан из сложной смеси разных выкрутасов, которые Джону порой трудно было понять, но, тем не менее, он никогда не шокировал его. Для Трея было нормально взорваться вспышкой внезапного раздражения, если он злился на людей, которых любил — на Джона, на свою тетю, на тренера Тернера, — но когда его ярость проходила, он обезоруживающе извинялся и возвращался в прежнее свое состояние, как это и было с Кэти после их первого и единственного серьезного расставания.

Но теперь у Джона было ужасное предчувствие, что на этот раз все по-другому.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Подожду. Он еще передумает. Я уверена, обязательно передумает.

— А что… если нет?

— Он передумает, Джон. Я его знаю.

Джон взял ее за плечи.

— Если он не передумает, подумай о том, чтобы выйти замуж за меня, Кэти. Я уверен, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Я люблю тебя. И всегда любил. Я буду любить твоего ребенка, как своего собственного. Мы с тобой сможем хорошо жить.