Кэти пошла работать официанткой в «Беннис бургерс». Это единственное место, которое ей удалось найти. Милтон Грейвс не взял ее обратно в свою клинику, потому что это не понравилось бы его ханжески настроенной жене. В городе были и другие вакансии, но за них нужно было платить, а окружной агент, Дуглас Фриман в банке и Энтони Уитмор в своем страховом агентстве отказались брать на работу незамужнюю девушку в интересном положении. Я уверена, ты можешь представить себе все то отчаяние, которое заставило Кэти искать работу в «Беннис», совершенно не соответствующую ее способностям, уму и чувству собственного достоинства, но она уже согласна на любую работу, лишь бы обеспечивать себя и своего ребенка.

Эмма говорит, что ей приходится выносить оскорбления и обидные замечания от самых высокопоставленных жителей города, а также непотребные советы от некоторых мужчин, посетителей «Беннис». Мистер Миллер, ваш учитель биологии, который раньше называл ее «Доктор Бенсон», теперь обращается к ней просто Кэти.

Я подумала, что тебе нужно это знать.

Руфус стареет. В январе ему исполняется восемь. Помнишь, как вы с Джоном стащили его у Оделла Вулфа для Кэти? Казалось, это было только вчера. Ты ведь не догадывался, что я тогда умышленно послала тебя в твою комнату, будучи уверена, что ты обязательно сбежишь через окно, чтобы «быть в первых рядах», когда Джон будет дарить щенка Кэти. Эмма сказала, что никогда не видела тебя таким возбужденным — или замерзшим! Этот славный пес был большим утешением для Кэти.


Трей скомкал письмо в кулаке, чувствуя, что готов взорваться, но, тем не менее, все равно не ответил ей, и в конце концов его тетя поняла, что, если она хочет, чтобы он с ней как-то общался, лучше не упирать на его вину и не выдавливать из него сочувствие. Они редко говорили по телефону, да и то испытывая какую-то неловкость; разговоры тети Мейбл были хорошо продуманы, дабы избежать подводных камней, которые могли положить конец звонкам и лишить ее редкой возможности слышать голос своего единственного родственника. После этого Трей всегда чувствовал себя скверно; ему казалось, что он больше не может быть тем любящим племянником, которого заслуживала Мейбл, да и ее неизменное молчаливое разочарование возводило между ними барьер, который он не в силах был преодолеть.

Приближался День благодарения, до него оставался месяц. Тетя Мейбл рассчитывала, что он приедет домой — «праздник в этом году будет спокойный, только мы с тобой», — но Трей даже теоретически не рассматривал возвращение в Керси, несмотря на свое желание увидеться с тетей и грусть от того, что причиняет ей боль. Чтобы сразу пресечь ее ожидания, он заранее написал, что уже принял приглашение своего приятеля провести День индюшки с его семьей в Мобиле, штат Алабама. Когда Трей писал это письмо, у него сжималось горло от осознания, что это только первое из многочисленных разочарований, которые доведется пережить тете Мейбл. Его прежняя жизнь стала достоянием прошлого, и, скорее всего, он уже больше никогда не проведет праздник в своем старом доме.

Глава 28




— Ты кого больше хотела бы, мальчика или девочку? — спросила у нее врач, намазывая выступающий живот Кэти гелем, чтобы делать УЗИ.

Кэти лежала на смотровом столе в акушерском офисе в Амарилло, спустив трусики до основания бедер и приготовившись к снятию трехмерной сонограммы, которая определит пол ребенка, а также выявит возможные дефекты дыхания и другие отклонения. После ее первого пренатального осмотра у доктора Томаса она предпочитала консультироваться у акушера за пределами их округа. Стояла середина ноября, и она была на двенадцатой неделе своей беременности.

Кэти вздрогнула. Гель был холодным.

— Это не имеет значения, но по всем признакам это будет девочка, — сказала она.

— Признакам?

Кэти усмехнулась, несмотря на нервозность и полный мочевой пузырь: врач посоветовала ей выпить побольше жидкости, чтобы компьютерная картинка плода была более четкой.

— Это все бабушкины сказки, — с улыбкой произнесла она. — В первые три месяца меня постоянно тошнило. И мне объяснили, что так обычно бывает, когда носишь девочку. К тому же лицо у меня полное и розовое — еще один знак.

Кэти не стала рассказывать врачу о том эксперименте, на проведении которого настояла тетя Мейбл. Она подвесила кольцо на нитке над животом Кэти и объявила, что, если оно будет раскачиваться взад-вперед, у нее будет мальчик, а если по кругу — то девочка. Кольцо закрутилось, словно юла.

Женщина выглядела изумленной.

— Я надеюсь, ты не веришь в то, что, если плод вверху живота, то это девочка. А если внизу — готовься к мальчику. Никто толком не помнит, кто получается в каком случае, но я тебе скажу так: если все эти байки — правда, у тебя будет довольно большая девочка, причем очень красивая, если будет похожа на свою маму. — Она включила находившееся у нее в руке считывающее устройство — прибор, который должен был передать изображение плода на стоящий у нее за спиной компьютер. — Готова? — спросила врач.

— Готова, — ответила Кэти, повернув голову к экрану компьютера, чтобы увидеть первое изображение ее еще не родившегося ребенка.

Врач начала медленно двигать датчиком по животу Кэти, и вскоре на мониторе появилась размытая картинка. Женщина указывала на отдельные участки изображения маленького тельца — камеры сердца, систему кровообращения, отдельные органы.

— Боже мой… — пораженно прошептала Кэти.

— Да уж. Похоже, все твои приметы не сработали, — сказала доктор. — Мои поздравления. У тебя будет мальчик.

Одеваясь, Кэти изумленно смотрела на снимки УЗИ с изображением крошечного человеческого существа, которого она носила в себе. Она рассчитывала, что ее девочка могла бы первые годы своей жизни расти в Керси, потому что по ней не сразу было бы заметно, что она — дочь Трея Дона Холла. Хотя… какая разница? Она со своим ребенком переедет в любой город Техаса, где есть университет и подготовительное медицинское обучение. Но мальчик… Будет ли у него нос ТД на этом маленьком профиле… его лоб… О Господи. Что, если ее сын будет безошибочно узнаваемой копией своего отца?

Теперь она уже была уверена, что Трей не вернется к ней. Их ребенок — сын — не соблазнит его. В ноябре, рассматривая в «Аффилиейтид фудс» журналы по уходу за детьми, на обложке издания «Психология сегодня» Кэти наткнулась на заголовок напечатанного там материала: «Почему отдельные мужчины отказываются от своих детей». Она тут же нашла нужную страницу и прочитала статью, написанную психологом, в которой тот давал объяснение странному отказу Трея от нее. Проведенное специалистами исследование показало, что определенные мужчины, осиротевшие в детстве, не могут вынести, что их партнер делит свою любовь между ними и их отпрыском. Появление ребенка в доме, где такой мужчина пользовался вниманием и признанием своей партнерши безраздельно, весьма вероятно приведет к тому, что он бросит человека, который, с его точки зрения, нарушил и предал доверие их союза.

Далее в статье говорилось, что мужчины с выявленным редким эмоциональным нарушением, которые были брошены родителями в годы своего формирования и которые нашли себе партнеров, любящих их так, как те нуждаются и хотят быть любимыми, особенно предрасположены к разрыву отношений. «Ощущение того, что их безвозвратно оставил человек, в обществе которого они продолжительное время чувствовали себя исключительными и в полной безопасности, напоминает им эмоции, пережитые во времена, когда к ним пришло осознание, что родители их бросили».

Кэти вспомнила, что она видела Трея в присутствии ребенка один-единственный раз, и произошло это в тот день, когда она остановилась у «Аффилиейтид фудс», где он тогда работал. Молодая мама с младенцем на руках подкатила свою тележку к кассе; Трей как раз пробивал чек, и Кэти предложила ей подержать малыша, пока та будет выкладывать покупки на ленту транспортера. Кэти приняла дитя — крошечную новорожденную девочку, запеленатую во все розовое, — так естественно, как будто это был ее ребенок, и улыбнулась Трею.

— Здорово, — сказала она тогда.

Трей никак не отреагировал на ее улыбку и смысл, вложенный в это слово, но она заметила, что он только сжал челюсти и еще сосредоточеннее продолжил свою работу. Она почувствовала себя немного отчужденно, но решила, что он подумал, будто ее внимание к чужому ребенку задерживает очередь. Это случилось в ноябре, и магазин был переполнен посетителями, делавшими покупки к Дню благодарения. Теперь она поняла, что его стиснутые челюсти были первым признаком его отношения к появлению в их жизни ребенка.

Она купила этот журнал и сразу понесла показать его Мейбл.

— Трей знал, что его бросили, когда он переехал жить к вам и вашему мужу? — спросила она.

— О да, моя дорогая, — ответила Мейбл. — Ему тогда исполнилось всего четыре годика, но он был уже достаточно большим, чтобы понять, что отца у него нет, а его мама не вернется за ним. Он был худой, как новорожденный ягненок, одежды практически никакой, у него не было даже зимней куртки, как не было игрушек, какими обычно играют дети. Мы с мужем подкормили его, купили ему отличный гардероб и кучу всяких игрушек, о которых он мог только мечтать. Трей чувствовал себя брошенным и, видимо, был обижен, но, тем не менее, стоял изо дня в день у окна в гостиной в ожидании, когда домой вернется его мама. Я старалась не вспоминать о тех ночах, когда я слышала, как он во сне плачет. Каждый год он надеялся, что мама приедет на Рождество и вспомнит о его дне рождения, но этого так никогда и не произошло. Слава Богу, что в его жизни появился такой друг, как Джон. Это был трудный период, но их дружба закалилась как никогда.

Глубоко задумавшись над материалами статьи, Кэти отнесла это иррациональное отвращение Трея к одной из форм нарциссизма. Это даже помогло ей объяснить его полное неприятие Джона. Делая друг другу уступки, они стали, по сути, братьями. Несмотря на различия в характерах и темпераменте, эти парни составляли единую взаимодополняющую пару, но поведение Трея в последнее время нарушило равновесие — по крайней мере, в его собственных глазах. Он не мог продолжать дружбу, в которой считал себя менее значительной личностью — мужчиной, — чем Джон.

Кэти страдала от переполнявшей ее грусти, но ее открытия дали ей ответы на вопросы, которые она так искала. Она представляла себе Трея в кампусе в Майами, одинокого и покинутого, ищущего пару рук, которые бы обняли его так, как умела делать только она, мечущегося от девушки к девушке в поисках света во тьме, который светил бы только для него, для него одного. Но она уже не была этим светом. Она вынуждена сейчас делать только то, что должна делать.

Когда Эмма, ожидавшая ее в приемной акушерского кабинета, увидела снимки сонограммы, глаза ее расширились от удивления.

— Ты только взгляни на это! — воскликнула она, имея в виду гениталии ребенка, и неприкрытая радость в ее голосе выдала тайное желание, о котором Кэти уже давно догадывалась: ее бабушка мечтала о том, чтобы это был мальчик. Молчание Кэти заставило ее оторваться от распечатанных снимков. — Дорогая моя, но ты ведь… не разочарована, верно?

— Нет, конечно нет. Я… просто удивлена, вот и все. Я в своих ожиданиях уже настроилась на девочку, и теперь приходится перестраиваться. Все, что я хочу на самом деле, — это чтобы мой ребенок родился здоровым, — сказала она и мысленно добавила: «И чтобы он ни в чем не походил на своего отца».

Она сразу же написала об этой новости Джону, и он быстро ответил. «Мальчик!» — так начиналось его письмо, а восклицательный знак ясно указывал, что он очень доволен. «Ты уже придумала ему имя? Можно, я буду для него дядей Джоном, потому что я готов любить его как родного… поскольку я по-прежнему люблю его отца и отношусь к нему как к брату. И я уверен, что в глубине своего сердца, Кэти, ты чувствуешь то же самое. Мы должны простить Трея. Его главный враг — это он сам. Он никогда не узнает, чего ему не хватает в жизни, пока у него не появится все остальное, хотя к этому времени, вероятно, будет уже слишком поздно».

Кэти аккуратно сложила письмо и засунула его в семейную Библию, между листами которой хранила все письма от Джона. Простить Трея? Она не знала, возможно ли это. Достаточно уже того, что она не испытывает к нему ненависти, да и как она может ненавидеть его, если любовь к нему по-прежнему горит в ее сердце, а воспоминания о них обоих до того последнего дня в гостиной тети Мейбл пылают, словно костер, который она не в силах загасить? Говорят, что время лечит любые раны, но Кэти не могла представить себе, как время способно уменьшить ее боль, — ведь не может уменьшить гору взмах крыльев орла, сколько бы он ни махал ими.