— Вы сказали «частично». Значит, есть еще причина? — напомнил ей Джон.

— Это имеет отношение к Кэти. Она как-то увидела, что Бенни дает еду Оделлу через заднюю дверь своего заведения, и взяла этот труд на себя, готовя для него его порцию и отдельно добавляя еще объедки для его собаки. Он о Кэти очень высокого мнения, и у меня такое ощущение, что, если бы кто-то вздумал обидеть мою внучку, ему пришлось бы иметь дело с кнутом Оделла.

— А как Кэти себя чувствует?

— Растолстела, говорит, а в остальном вполне хорошо. Она будет рада увидеть тебя, Джон. Ей нужно с тобой кое-что обсудить, и, полагаю, ты будешь рад услышать это.

Джон уловил в голосе Эммы нотки сдерживаемого возбуждения.

— Намекните хотя бы, о чем речь.

— Нет, я и так сказала слишком много, но это тебя точно очень обрадует.

— Жду не дождусь.

Джон положил трубку на место, чувствуя, как в нем, словно рассеявшийся уже было призрак, вновь восстает подавленное состояние. Что это за прекрасная вещь, которую Кэти хочет с ним обсудить и которая сделает его счастливым? Может быть, кто-то из богатых людей — например, жена тренера Тернера — предложил направить Кэти в медицинскую школу? Может быть, в ее жизни появился новый мужчина. Он не мог себе представить, что она могла в кого-то влюбиться так быстро, но предполагал, что такое вполне вероятно. Или же — слава Богу! — это, может быть, как-то связано с Треем. Наверное, Трей говорил с ней о том, чтобы снова быть вместе…

Мысль об этом последнем «может быть», выгодно отличавшемся от всех других, подняла настроение, и под душем он даже начал напевать. Только когда Джон уже выключил воду, надежда его растаяла. Если бы насчет Кэти и Трея все было правдой, почему тогда ТД не приехал домой на День благодарения?

Глава 31




Кэти перевернула табличку с надписью «ЗАКРЫТО» наружу и заперла замок на «Беннис бургерс». Закрыв глаза, она обхватила свой большой живот руками и устало прислонилась спиной к двери, чтобы унять боль в пояснице. Ей казалось, что посетители никогда не закончатся, а ей еще нужно помыть посуду и вытереть столы, прежде чем можно будет позвонить бабушке, чтобы та забрала ее домой, и отметить наконец День благодарения.

— Я слышу, как ты вздыхаешь, девочка, — мягко произнес Бенни.

Кэти встрепенулась и открыла глаза. Из кухни вышел Бенни, неся впереди свой животик, спрятанный под фартуком.

— Просто делаю дыхательные упражнения, — сказала она.

— Я хочу, чтобы ты сделала нечто большее. Я хочу, чтобы ты на сегодня закончила. Иди домой, ляг и подними ноги повыше. Я тут сам управлюсь.

Милый Бенни. В кухне царил полный беспорядок. Несколько дней назад он уволил посудомойку, укравшую недельный запас булочек для гамбургеров, а теперь еще и проблемы со вторым официантом Ромеро, который сегодня утром вообще не вышел на работу. На витрине снова появилось объявление «Требуются помощники», и, хотя исчезновение Ромеро, в смысле экономии, было хорошо для Бенни, Кэти чувствовала, как ее тело бессильно обмякает от одной мысли, что теперь они сами — вдвоем! — будут обслуживать всю эту толпу с восьми утра до девяти вечера.

Кэти сдерживалась, чтобы не прижать руки к спине, но, Господи, как же она устала — ее сынишка был особенно буйным сегодня, и ноги, в которых больно пульсировала кровь, казалось, горели огнем.

— Если я не помогу тебе, ты пропустишь игру «Техас»—«Аграрии» по телевизору.

— Мне незачем смотреть игру по телевизору. У меня же есть радио, разве не так? Иди и звони своей бабушке.

— Я еще успею протереть столы, пока она доберется сюда, — сказала Кэти, очень благодарная ему за возможность наконец присесть, чтобы далее дискутировать по этому вопросу.

Даже уйдя отсюда, она будет скучать по Бенни и переживать за него, как он поведет свой бизнес без ее помощи. Он уже сейчас работал на износ и был настолько втянут в ежедневную жестокую борьбу, пытаясь держать свой бизнес на плаву, что у него не было ни времени, ни сил, ни денег, чтобы рассматривать какие-то улучшения, которые могли бы увеличить его доходы.

Но она не могла ставить трудности Бенни выше необходимости обеспечить лучшую жизнь собственному сыну. Благополучие ее ребенка было сейчас самой важной — и единственной — ее заботой. Ей придется отодвинуть в сторону личные желания. В годы своего формирования дети нуждаются в том, чтобы у них были оба родителя. Трей сам был этому лучшим примером. Сыновья нуждаются в отцах, которые бы любили их, воспитывали и учили всему так, как это могут сделать только мужчины, и кто мог быть для этого более подходящим человеком, чем Джон Колдуэлл? Джон любит ее, и у нее не было ни малейшего сомнения в том, что со временем она тоже полюбит его так, как он того заслуживает. Его просто невозможно не полюбить. Она только переживала по поводу своих способностей быть женой служителя Церкви, потому что, хотя женитьба и не позволит Джону стать священником, он, безусловно, захочет строить свою карьеру на службе у Церкви. Когда они с бабушкой обсуждали этот вопрос, Эмма спросила ее:

— А что, если Джон не захочет отказаться от принятия духовного сана, чтобы жениться на тебе?

Кэти бросила на нее снисходительный взгляд знающего человека, который смотрит на того, кто не в курсе.

— Бабушка, Джон стал строить планы насчет вступления в сан только после того, как я отказалась выйти за него.

Кэти не только не поделилась с Джоном содержанием той статьи, которая объясняла поведение Трея, но и не собиралась этого делать.

— Я что-то не понимаю, — сказала Эмма, когда Кэти сообщила ей, что хочет сохранить эту информацию при себе. — Что мешает тебе показать эту статью Джону сейчас, когда ты уже решила выйти за него замуж? — Для большего эффекта она сопроводила этот вопрос одним из своих пронизывающих взглядов.

— Я не хочу, чтобы он считал это причиной моего решения выйти за него замуж, — заявила Кэти.

— А разве это не так?

— Я сама не знаю. Знаю только, что Джон — хороший человек, который будет моему сыну хорошим отцом.

Разумеется, они не смогут утаить от ребенка всю правду об отцовстве, когда тот достаточно подрастет, чтобы все понять. Наверняка этот факт откроется случайно, и мальчик узнает, что его отец бросил маму, когда он еще был в ее утробе. Но Джон обязательно уладит эту ситуацию с присущей ему мудростью и тактом. А как Трей будет объяснять свою версию происшедшего, если все это дойдет до прессы, пусть уже думает кто-то другой.

Кэти решила, что удобнее всего сделать Джону это предложение сегодня вечером после ужина. У нее не будет времени увидеть его до того, как они с Эммой отправятся к тете Мейбл. Завтра ей нужно на работу, а вечером Джон пойдет на мессу. Она дождется момента, когда они останутся вдвоем, и обговорит с ним этот вопрос на диване-качелях на веранде дома ее бабушки.

Вытирая последний стол, расставляя по местам соль, перец и бутылочку с кетчупом, вынимая из меню вставку со специальным предложением ко Дню благодарения, через большое окно передней витрины она увидела, как подъехал «форд». Она должна была бы испытывать чувство облегчения, что скоро Джон заберет ее отсюда, но сердце все же не могло переключиться на радостное настроение. Насколько же по-другому складывается ее жизнь по сравнению со всеми ее планами! Лаура Райнлендер, которая сейчас уже совсем освоилась в Южнокалифорнийском университете, писала ей о своей учебе на подготовительном медицинском отделении и сочувствовала Кэти, которой так не повезло. В то же время подруга испытывала явное удовлетворение, потому что у нее самой все складывается именно так, как она мечтала. Конечно, оставался шанс вернуться на этот путь позже, но Кэти уже очень сомневалась в этом. На первое место выйдет работа Джона — одному Богу известно, где это будет происходить, — со скромным достатком и мизерной возможностью получить диплом врача.


Пока Мейбл разливала кофе, Эмма резала тыквенный пирог. Никогда прежде у нее не было такого невеселого Дня благодарения, а внутренний голос подсказывал, что к концу дня будет еще хуже.

— Ты думаешь, все захотят, чтобы на пироге были выложены взбитые сливки? — безразличным, каким-то пустым голосом спросила Мейбл.

— А что, это имеет какое-то значение?

— Абсолютно не имеет. Выкладывай.

Они были такими добрыми подругами, что в уединении кухни Мейбл ни одна из них не могла представить в роли своей напарницы кого-то другого. Их маски слетали, только когда женщин одолевала усталость, и в свои семьдесят три после долгого напряженного дня Мейбл как раз достигла предела, за которым заканчивалась ее сердечность. В этом году из соображений экономии она готовилась к Дню благодарения сама, без помощницы, которую всегда приглашала на такие случаи. К усталым морщинам на ее лице добавлялась и эмоциональная боль. Эмма знала, что Мейбл очень переживает из-за того, что Трей не приехал домой на День благодарения. Как он мог так по-свински обойтись с женщиной, которая столько для него сделала? Впрочем, они, конечно, все понимали. У Трея Дона Холла просто кишка тонка, чтобы смотреть в глаза Кэти и Джону, а также ей, Эмме Бенсон, — так что черт с ней, с тетей Мейбл.

— Я останусь после ухода гостей и помогу вымыть посуду и собрать еду, Оладушек, — сказала Эмма, вспомнив старинное прозвище, которое дала подруге еще в детстве. — Ты и так уже предостаточно потрудилась, чтобы организовать этот большой ужин по поводу Дня благодарения.

— Ты сама прекрасно все понимаешь, Эмма Бенсон, но, тем не менее, врешь, как будто специально нанялась. Этот ужин обернется бедой.

Эмма вынуждена была согласиться. Отступление в меню (Мейбл готовила ужасно) было полностью виной Эммы, и все в основном из-за списка приглашенных. Им нужно было просто приготовить еще один прибор для Оделла Вулфа. Они хотели, чтобы Вулф чувствовал себя здесь желанным гостем, но в галстуке и плохо сидящем на нем костюме, который не годился даже для распродажи подержанных вещей, он испытывал одну лишь неловкость. С момента приезда в этот дом несчастный Вулф сидел в постоянном страхе, чтобы неуклюжим движением не сломать одну из безделушек хозяйки или чтобы случайно «не выпустить газ», как язвительно называла это Мейбл.

Приглашение отца Ричарда было еще одной ошибкой. Женщины были шокированы, когда узнали, что Берт Колдуэлл покинул Керси, даже не попрощавшись с сыном и друзьями. Вместо Берта Эмма предложила пригласить отца Ричарда, и, к их удивлению, он с готовностью согласился. Эмма подозревала, что у него были свои планы, но он их поменял, когда узнал, что за столом у Мейбл будет присутствовать его новообращенный. Женщины их прихода никогда не позволяли своему священнику обедать в одиночку на День благодарения.

Она пожалела о своем предложении в тот же миг, как только отец Ричард появился в дверях. Он приехал последним. Все собравшиеся уже поздоровались и пообщались; Джон, как всегда, был очень мил, стараясь сделать так, чтобы Оделл чувствовал себя одним из них, и при этом выглядел таким высоким и пронзительно красивым, что Мейбл сказала:

— Джон, я официально заявляю, что, когда ты станешь священником, я буду называть тебя Отец Какая Жалость. — Но когда они с Кэти обнялись, внутри у нее похолодело.

— Привет, Кэти, — произнес Джон ностальгическим тоном человека, который встретился со своей давней утраченной любовью, но сердце которого теперь занято. Эмма надеялась, что это ей только показалось, но нет, юноша действительно смотрел на ее внучку иначе по сравнению с тем, как это было четыре месяца назад, до отъезда в университет Лойола. Он искупался в крови священного агнца. Вокруг него витала почти видимая духовная аура, ставшая еще более заметной, когда в своем клерикальном костюме со стоячим воротничком пришел отец Ричард и монополизировал Джона на всю часть вечера, пока гости ели артишоки, макая их в клюквенный соус. Эти двое довольно пожимали друг другу руки и хлопали один другого по плечу, словно конспираторы, совершившие успешный государственный переворот.

Эмма обратила внимание на то, что и Кэти тоже заметила эту перемену в Джоне. Когда же он с большим энтузиазмом объявил, что в январе принимает послушничество, Эмма увидела, как надежда на светлое будущее увяла в глазах ее внучки, словно подснежники в конце весны. С этого момента Кэти почти все время молчала. Время от времени, когда Джон в ходе обмена энергичными репликами с отцом Ричардом бросал на нее извиняющиеся взгляды, как бы прося простить его за все эти разговоры, она понимающе улыбалась ему. Святой отец и Джон вежливо пытались втянуть в беседу и остальных, но Эмма чувствовала, что по сравнению с этими членами привилегированного клуба все они — люди посторонние.