— Ты это видел? — спросил тренер, бросив злополучный номер таблоида Трею через стол.

Трей с озадаченным видом взял его, и сердце его замерло, когда он узнал на фотографии Кэти; он видел ее впервые с тех пор, как полтора года назад вытолкал девушку из дома своей тети.

— Вот блин! — вырвалось у него, когда он читал статью, сопровождаемую фотографиями его и Кэти в самые их счастливые дни в последнем классе школы. Снимки были пересняты из их выпускного альбома.

— Насколько правдива вся эта история? — спросил Фрэнк.

— Кэти Бенсон действительно была моей девушкой, но этот ребенок не от меня.

Фрэнк смотрел на него как судья, услышавший автоматическое «Я ни в чем не виноват!» от обвиняемого, пойманного за руку на горячем.

— Я позвал тебя сюда, Трей, не для того, чтобы влезать в твои личные дела или читать лекцию. Я позвал тебя сюда, чтобы посоветовать: закрой рот на замок и держи язык за зубами по поводу всего этого. Не говори ничего репортерам, которые попытаются вытащить из тебя какие-то подробности. Твой ответ должен быть предельно прост: «Без комментариев». Ты должен продолжать делать свое дело, а их просто игнорируй. Это понятно?

— Я все понял, тренер.

Фрэнк постучал рукой по скандальной газете.

— Такие вещи отбрасывают длинную тень, Трей, и могут тянуться за игроком всю его карьеру. Репортеры обожают на время забывать о них, а затем в подходящий момент вытаскивать их на свет божий, особенно когда в это дело вовлечен ребенок. С этого момента будь готов к тому, что тебе будут задавать вопросы, касающиеся данной ситуации, и что девушка может создать тебе проблемы, когда ты станешь богат и знаменит.

— С ее стороны не будет никаких проблем.

— Она не станет у тебя за спиной проводить тест на отцовство, чтобы поддержать своего ребенка?

— Не будет.

— Как ты можешь быть в этом так уверен?

— Потому что я хорошо ее знаю.

Фрэнк удивленно поднял брови. Два года он искал подсказку, которая могла бы объяснить, что произошло за те несколько дней, которые Трей после летних лагерей провел дома, и что так радикально изменило этого общительного и даже сардонического парня, а его лучшего друга заставило принять решение стать священником. Фрэнк помнил, как Трей говорил, что в этом замешана девушка, а теперь он был готов побиться об заклад на любимого шнауцера своей тещи, что эта красотка из таблоида была составной частью любовного треугольника с участием Трея и Джона Колдуэлла.

— Когда станешь на ноги, ты планируешь… что-то сделать для этого ребенка? — спросил Фрэнк.

Как бывало всегда, когда Фрэнк заходил на запретную частную территорию, Трей промолчал; бесстрастное выражение его лица и устремленный куда-то вперед взгляд ясно давали понять, что его планы никоим образом не касаются тренера.

Фрэнк тяжело вздохнул.

— Газетчики сделают из тебя негодяя.

— Пускай. Если бы я был согласен с этим, я бы сказал, что я его отец, а это не так.

Фрэнк швырнул таблоид в корзину для бумаг.

— Что ж, тогда мой последний совет тебе: пусть твоим проводником будет совесть. И помни, что я тебе говорил про длинные тени.

Трей вышел из кабинета тренера, последние слова которого все еще звучали у него в ушах. «Пусть твоим проводником будет совесть». Тренер Медфорд не поверил ему, когда он сказал, что это не его ребенок. Никто не поверил бы, но что из того? Он же знал, что эта история все равно всплывет, он обдумывал этот вопрос и так, и эдак и решил, что если его в любом случае будут считать негодяем, то пусть лучше за то, что он не выполнил свой долг по отношению к незаконнорожденному ребенку, а не за чужие грехи. Прошлой осенью он решил сказать Кэти и Джону, что он стерилен. Но при определенных условиях: во-первых, если Джон передумает принимать духовный сан, и, во-вторых, если Кэти по-прежнему любит его. Первое из них не сбылось. Джон был уже на втором году своего послушничества, довольный, как поросенок в луже, как выразилась тетя Мейбл, а Кэти… Кэти двинулась дальше. Она превратила «Беннис бургерс» в какое-то кулинарное чудо, а Трей для нее, предположительно, больше не существовал. Что произойдет, если Трей внезапно расскажет им всю правду и вновь поломает все планы? Джон должен будет бросить послушничество и вернуться, чтобы жениться на Кэти, а Кэти — если Трей еще ничего не забыл о Кэтрин Энн Бенсон — будет всегда терзаться чувством вины, что оторвала его от выбранного им призвания.

Если пресса столько внимания уделила такому заурядному прегрешению ТД Холла, то как они раздуют его обман по отношению к лучшему другу и девушке, которой он клялся в вечной любви? Общественность — и комитет по присуждению приза Хайсмана[15] — могут простить его за то, что он не признал ребенка, особенно учитывая утверждение, что это не его ребенок, но только не в том случае, когда узнают, что он умышленно скрывал важные сведения, и поймут все последствия, к которым это привело. Он отошел в сторону и позволил своему лучшему другу стать священником, который так и не узнал, что это его ребенок, и не дал своей подруге, тоже не знавшей правды, выйти замуж за настоящего отца своего сына.

А еще хуже то — причем намного хуже! — что он позволит ребенку вырасти в убежденности, что его отец — Трей Дон Холл.

Когда газетчики разнюхают об этом, а они обязательно разнюхают, они его просто с дерьмом смешают. Его карьера на этом закончится, может быть, не в качестве игрока, но в той ее части, которую он так любил: уважение тренеров и фанов, дружба и преданность товарищей по команде. И еще все эти разговоры о длинной тени! Да она будет следовать за ним всю его жизнь!

На мгновение, глядя на фотографию Кэти и такого симпатичного ребенка, Трей почувствовал угрызения совести. Он пытался забыть ее лицо и фигуру, но снимок напомнил ему любимые черты. Она была сфотографирована в каком-то кафе, где в углу стоял музыкальный автомат, а должна была быть где-нибудь в лаборатории, в белом халате, должна была учиться, чтобы стать врачом. Он никогда не заходил в медицинский кампус университета с его обновленной мемориальной больницей Джексона, но все равно хорошо помнил, как она мечтала ходить сюда на лекции. Иногда он физически испытывал болезненную злость на Кэти, которая сама лишила себя карьеры. Трей до сих пор не понимал, почему они с Джоном не догадались, что этот ребенок не от него, что он мог быть только от Джона. Неужели они оба не задумались над его необъяснимым поведением? К тому же они ведь как-то легли вместе в постель, разве не так?

Этот вкус желчи во рту никуда не уходил, и именно он постоянно загонял совесть Трея обратно в ее темницу. Кэти с Джоном разрушили все, что он любил. Футбол стал единственной отдушиной в его жизни, которая была настоящей и надежной. Это было все, о чем ему надлежало заботиться, и он ни за что на свете не пожертвует этим ради кого-то или чего-то. За ним уже тянулась одна темная тень, от которой он мог легко ускользнуть, если только новообращенный послушник Джон Колдуэлл не прислушается к доводам своей совести.

Глава 36




Приглашение пришло в мае, когда в «Ручке сковородки» последний холодный фронт сменился первым умеренно теплым днем запоздавшей весны. Из почтового отделения Эмма сразу поехала к Бенни, чтобы Кэти могла побыстрее прочитать его, и, пока ее внучка распечатывала толстый конверт, невольно произнесла:

— Как же быстро пролетело время!

И действительно, куда оно ушло? Как незаметно миновали дни!

Кэти внимательно рассматривала богатое тиснение логотипа ордена иезуитов на обложке приглашения и думала, что вопрос на самом деле состоит не в том, куда ушло время, а что оно после себя оставило. Для Джона это было осуществлением его мечты.


С великой радостью и благодарностью Господу нашему иезуиты провинции Новый Орлеан приглашают Вас на торжественный молебен и празднование по случаю посвящения в духовный сан католической церкви Джона Роберта Колдуэлла, которые состоятся в субботу 5 июня 1999 года в 10.00 утра в католической церкви Святейшего имени Иисуса по адресу: 6363 авеню Святого Чарльза, Новый Орлеан, Луизиана.


Для Кэти эти тринадцать лет, прошедшие с того мая, когда они с Джоном и Треем окончили школу, принесли свои благословенные плоды, но не те, которыми она планировала наслаждаться за девять весен до своего сорокалетия.

Однако это приглашение никоим образом не касалось всяких срывов в ее жизни, а только имело отношение к человеку, который упорно шел к цели, несмотря на все сложности, сопровождавшие его путь. Стоя перед окном своего кабинета, она прониклась гордостью за успех Джона. Она подняла лицо навстречу весенним лучам и мысленно обратилась к небесам, словно выпустила птицу, которая донесет ее поздравления до его ушей: «Я так горжусь тобой, Джон».

— Я пойду, — сказала Эмма и поднялась со стула, тяжело опираясь на свою палочку. — Я знала, что ты захочешь прочитать это приглашение, как только оно придет. Представляю, как обрадовались Мейбл, Рон Тернер и, конечно же, отец Ричард, когда получили такие же. Что скажешь, если мы устроим небольшую вечеринку, чтобы отметить это событие и обсудить возможность вместе добраться до Амарилло на автомобилях, а оттуда уже лететь в Новый Орлеан? Чтобы поместился весь багаж, нам понадобятся две машины.

— Скажу, что это замечательная идея.

— Мы все можем остановиться в Сент-Чарльзе. Это место, где мы с твоим дедушкой провели свой медовый месяц.

— Звучит замечательно.

— Я обзвоню всех, когда доберусь домой, и посмотрим, что они скажут насчет этой идеи.

— Чудесно.

— Кэтрин Энн Бенсон, я читаю твои мысли как открытую книгу с большим отчетливым шрифтом. Сейчас ты думаешь о том, было ли послано такое же приглашение Трею Дону Холлу.

Робкая улыбка Кэти подтвердила догадки ее бабушки.

— И Берту Колдуэллу тоже, — добавила она.

— Я уверена, что у Джона нет координат Берта, но я знаю, что Джон спрашивал у Мейбл адрес Трея. Что будешь делать, если он там появится?

Кэти искоса взглянула на бабушку.

— У тебя есть какие-то конкретные предложения?

— О да, есть, конечно, только я не хочу, чтобы мать моего двенадцатилетнего внука арестовали за нападение на человека.

— Думаю, на этот счет можно не волноваться. Трей там не появится.

Кэти была убеждена в этом. Оставшись в кабинете одна, она по-прежнему стояла у окна и смотрела, как бабушка садится в машину на стоянке для персонала. Эмма, которой исполнилось уже восемьдесят два, была главной причиной, по которой Кэти навсегда оставила свою мечту стать врачом. Шесть лет назад у нее появилась такая возможность, когда Бенни, принимая свою послеобеденную дозу кофеина и болтая о кассовых чеках за сегодняшний день, внезапно уронил чашку с кофе на пол и схватился за грудь. Несмотря на все усилия, предпринятые ею, Оделлом и Бебе, чтобы привести его в себя, он умер от инфаркта в течение считаных минут. Кэти была шокирована, что в своем завещании все принадлежащее ему имущество, за исключением своего семейного дома, он завещал ей. Дом он отписал Оделлу.

К этому времени Эмма уже повесила свой фартук на крючок, а ее обязанности по кухне принял на себя местный выпускник кулинарной школы колледжа Каньон. Сыну Кэти было шесть лет — самое время поменять место жительства, прежде чем его школьные годы будут омрачены известностью его отца, которого хорошо помнили в этом городе. Она решила, что продаст «У Бенни» и переедет в Даллас, где поступит на подготовительные медицинские курсы при Южном методистском университете. Она могла рассматривать возможность получить диплом врача до своего сорокалетия.

Но через месяц после смерти Бенни у Эммы тоже обнаружилась болезнь сердца. Видя, что она теряет и этот шанс сделать карьеру врача, Кэти отчаялась. Она не могла уехать и оставить бабушку на попечение кого-нибудь из местных жителей, чья внимательность вызывала большие сомнения, а перевезти ее вместе с шестилетним сыном в маленькую квартирку в незнакомой обстановке и самой заняться учебой для получения медицинского диплома стало бы еще более губительным для слабого здоровья Эммы.

Как бы печально это ни было, но Кэти отозвала все объявления о продаже кафе из местных газет, испытывая странное чувство удовлетворения, оттого что заинтересованных покупателей на ее недвижимость все равно пока не появилось.

Эмма, зная привычку Кэти из окна следить за ее уходом, при выезде со стоянки помахала ей рукой. Сейчас Кэти не упускала ни одной возможности попрощаться при расставании. Молодая женщина вернулась за свой письменный стол, недовольная тем, что у нее, как и всегда, когда она определенным образом думала о Трее, участилось сердцебиение. В большинстве случаев он оставался в ее памяти пустой абстрактной фигурой. Она приучила себя лишать эту фигуру лица, голоса, тела, каких-то манер, даже когда смотрела на своего сына. С самого момента рождения Уилла она искала у него очевидное физическое сходство с мужчиной, с которым был зачат ее сын, с его характерными чертами и обнаружила множество таких соответствий. Но, к своему изумлению, она также выяснила, что во всех других отношениях Уилл был совершенно не похож на своего отца.