— Что?

— Ты меня прекрасно слышал.

Трей открутил крышечку флакона с лекарством и вытряхнул на ладонь две таблетки. Забросив их в рот, он запил пивом. На его красивом похудевшем лице теперь была заметна печать болезни.

— Из-за этой опухоли, Трей, ты просто сошел с ума. Я надеюсь, что все только что сказанное тобой не выйдет за пределы этой комнаты и что ты не станешь распространять эти нелепые вымыслы по всему городу.

— Это не вымыслы, Тигр, можешь мне поверить.

— Зачем ты такое говоришь? Мальчик — вылитая твоя копия.

— И сейчас тоже?

— То же телосложение, волосы, глаза.

— Нет, падре, все это у него от тебя. Просто все ожидали, что он будет похож на меня, потому что знали, что я спал с Кэти. Они искали то, что хотели найти, и, конечно, находили это, но они ошибались. Ты сам внимательнее посмотри на меня и на себя, точнее, на то, какими мы были тогда. — Трей кивнул в сторону снимков «Рысей» на стене, где они с Треем сидели в центре на первом ряду. — Ты сам поймешь, что мы выглядели почти как братья. В следующий раз, когда встретишься с Уиллом, вглядись в его лицо, не сопоставляя его с моим, и, я думаю, ты узнаешь себя самого. — Трей снова поднес банку к губам. — И, разумеется, — добавил он, — всегда можно взять образец моей ДНК, чтобы убедиться, что я говорю правду.

Джон перевел свой взгляд на старые фотографии и принялся внимательно всматриваться в них. В детстве им часто приходилось слышать, что они вполне могли бы сойти за братьев, но Трей, утверждая сейчас, что он не отец Уилла, явно страдал от какого-то бредового расстройства, вызванного его болезнью. Мальчик мог быть только его сыном! Неужели Трей забыл, как он приполз обратно к Кэти, умоляя ее простить его? И они после этого примирения целую неделю не выходили из дома.

— Почему ты думаешь, что мальчик — не твой сын? — спросил Джон.

— Потому что я стерилен, — почти прошептал Трей. — И это у меня с шестнадцати лет. Если бы я вдруг стал отцом ребенка, то занял бы место рядом с твоей Пресвятой Девой Марией и ее непорочным зачатием.

У Джона медленно отвисла челюсть. Он вспомнил, как Трей потерял сознание во время весенней тренировки на втором году учебы в старших классах, вспомнил его воспаленное опухшее горло под челюстью и широко открытые испуганные глаза тети Мейбл, когда она мерила ему температуру. Он вспомнил также, что, когда Трей вернулся в школу после двух недель болезни, его самоуверенное чванство как рукой сняло.

— Все правильно, — сказал Трей. — Я вижу, ты все помнишь. Эта свинка нанесла мне удар по обоим яичкам. К тому времени, когда тетя Мейбл отвезла меня к доктору Томасу, они распухли до размера хороших лимонов, и потом их пришлось несколько дней охлаждать льдом. Когда мне исполнилось восемнадцать, я сдал анализ спермы. Подвижных сперматозоидов не было тогда, не появились они и потом. Так что, как видишь, я в принципе не могу быть отцом Уилла Бенсона.

— Но как же тогда… презервативы, противозачаточные таблетки, которые принимала Кэти?..

— Все это были меры предосторожности до тех пор, пока я не набрался храбрости, чтобы пройти тест. Я собирался сказать Кэти о результатах анализа в тот день, когда мы вернулись со сборов в летнем лагере, но, прежде чем успел открыть рот, она ошарашила меня новостью о своей беременности… Признаться, я воспринял это как взрыв бомбы. А после подумал, что это мог быть только ты.

На какое-то безумное мгновение Джона охватило чувство отчужденности, которое приходило к нему во время исповедей. Узорчатая решетка между ним и исповедующимся в своих грехах позволяла избегать личной вовлеченности в чужую жизнь, предоставляя свободу, чтобы дать мудрый совет. Сейчас он слушал Трея так, будто его откровения касались кого-то постороннего. Это невозможно! Не может быть, чтобы Кэти была беременна от него! Он тогда едва коснулся ее…

Матерь Божья…

— Я понимаю, каким это должно быть ударом для тебя, Джон, но, думаю, примерно таким же, каким стало для меня известие, что мой лучший друг, которого я любил как брата — да что там говорить, черт, даже больше, чем себя самого, — так вот, этот человек трахнул мою девушку у меня за спиной. Меня всегда очень удивляло, что вы с Кэти никогда даже не предполагали, что ребенок мог быть от тебя. Я сообразил, что это произошло в то время, когда я порвал с ней, сразу после того, как мы с тобой вернулись после нашего первого визита в Майами. Ты будешь это отрицать?

Кровь стучала в висках так, что Джон почти ничего не видел перед собой. Он не мог совладать со своим дыханием.

— Я признаю, что мы с Кэти… однажды вплотную подошли к тому, в чем ты меня обвиняешь, — сказал Джон; лицо Трея расплывалось у него в глазах. — Она была опустошена, когда ты бросил ее, и ничего не понимала. В отчаянии она пришла ко мне, чтобы я успокоил ее. Мы выпили, выпили прилично, но… ничего не было. Кэти мгновенно отключилась. Она просто ничего не помнит…

— Не помнит — чего?

— Не помнит, что я почти воспользовался ситуацией. Но я этого не делал, ТД… точнее, я… ну, в общем… я не входил в нее.

— А презерватив у тебя был?

— Нет… все произошло так стремительно…

— Ее трусики были сняты?

Джон густо покраснел.

— Да.

— Тогда почему ты не довел дело до конца?

— Потому что… — Он запнулся. Ему никогда не забыть то сонное удовлетворенное бормотание Кэти. — Потому что она произнесла твое имя, ТД. Она думала, что я — это ты. И я мгновенно отступил, поэтому и не понимаю, каким образом Кэти могла забеременеть от меня.

Трей взялся за подлокотники и сел в кресле повыше, взглянув на Джона так, будто взгляд его был устремлен в рай, — или в ад.

— Что? Она назвала мое имя? Подумала, что ты — это я?

— Да. Совершенно отчетливо. Она ничего не понимала, поскольку была совершенно пьяна. Она любила тебя, ТД, и только тебя одного. Кэти никогда бы сознательно не стала спать с кем-то, кроме тебя. Как ты вообще мог в такое поверить?

Трей откинулся на спинку кресла, и на его лице смешались боль от этого ужасного открытия и боль от страшной опухоли.

— Кэтрин Энн, Кэтрин Энн… — простонал он, закрыв глаза. — Господи, Джон, если бы я только знал…

— Ты бы узнал, если бы не бросил ее.

— Я не смог… я ходил вокруг, Тигр. Но не смог. — Он поднял голову; глаза его лихорадочно блестели в потемневших глазницах. — А тебя никогда не удивляло, почему я… как с цепи сорвался в том «заповеднике», как ты выразился про Майами, во время нашего первого визита туда и почему так обошелся с Кэти?

— Но я же точно знаю, что это было!

— Я узнал о результатах своих анализов за день до нашего отъезда. Я не мог рассказать об этом Кэти, просто не мог. Она бы, невзирая ни на что, просто разбила бы палатку, чтобы только быть рядом со мной, и я подумал, что наступил прекрасный момент, чтобы нам расстаться. Было бы лучше уйти от нее, убедив, что я не могу хранить верность, а не что я не в состоянии быть отцом ее детей… Я думал, что так она легче переживет разрыв…

Джон сокрушенно покачал головой.

— Боже мой, ТД…

Приглушенный голос Трея едва доносился до него, как будто тот разговаривал через стекло. Он… отец Уилла? Как бы он хотел, чтобы это было правдой, но этого не может быть. Это просто невозможно.

— Ты сам знаешь, Тигр, что я никогда не мог действовать по шаблону, никогда не играл по правилам, действуя напрямую.

— Что ж, ты и на этот раз ошибся, ТД. Я не мог быть отцом Уилла. Я едва прикоснулся к Кэти.

— И все же ты оплодотворил ее, Тигр. Вы с Бебе могли заниматься всеми этими вещами, но в свои восемнадцать ты фактически был невинным ребенком. Ты даже не знал, что тебе необязательно входить в нее, чтобы она забеременела. Кэти тогда перестала принимать таблетки, и твоей сперме было достаточно только коснуться ее кожи…

— Но спермы не было!

Голос Трея обрел силу и стал громче.

— Этого и не нужно было. Уже одна только твоя жидкость могла сделать эту работу. Большинство парней не могут контролировать ее и вообще не чувствуют, когда она вытекает. Вот почему метод прерванного полового акта, который вы, католики, проповедуете как способ контроля рождаемости, срабатывает не всегда. Поэтому-то, думаю, в свое время когда-нибудь ты и сам увидишь, что этот парень может быть только твоим сыном.

— Откуда ты столько знаешь об этом предмете? — поинтересовался Джон.

Губы Трея скривились в печальной ухмылке.

— Можешь не сомневаться, я изучил все, что известно о сперме на сегодняшний день. — Он взглянул в глаза потрясенному другу. — Так что отец Уилла ты, Джон.

Перед мысленным взором Джона возник образ Уилла Бенсона, и в нем неожиданно стали проявляться некоторые черты, на которые они с Кэти не обращали внимания: косой наклон его правой брови, несколько более пологое левое плечо, легкое раскачивание при ходьбе, особенный звук его смеха… Все это было присуще ему, Джону Колдуэллу. Как они с Кэти могли не заметить этого раньше? Они искали только схожесть мальчика с Треем.

Джон услышал в голосе Трея нотки раскаяния.

— Прости меня, Джон. Я понимаю, что вам с Кэти от этого не легче и вы никогда не сможете простить мне, что я не рассказал вам все это сразу же. Я и не жду от вас прощения, но Бог свидетель, я действительно рассчитывал, что вы с ней поженитесь и оба приедете учиться в колледж. Я понятия не имел, что ты думаешь стать священником.

Ошеломленный, все еще пытаясь осознать реальность невозможного, Джон крикнул:

— Но потом, Трей? Почему ты не сказал нам правду потом? Почему ты допустил, чтобы мальчик рос, думая, что его отец отказался от него? Ты же по себе знаешь, каково это. Кэти и Уилл… Ты хотя бы представляешь, какой позор, какие трудности им пришлось пережить?

Эти вопросы застали Трея врасплох, словно неудобный мяч, брошенный слишком сильно на уровне пояса. Он обхватил себя руками, как будто хотел закрыться от них в своем убежище.

— Потому что я думал, что вы предали меня! — ответил он, и в глазах его неожиданно блеснули искры злости и неизлечимой болезни. — Вы были моей семьей, всем, что было у меня в этом мире. Всем, что имело для меня значение. А ты представляешь себе, каково это — считать, что друг, за которого я готов был отдать свою жизнь, трахнул любовь всей моей жизни — мое сердце! — да еще и сделал ей сына, которого я не в состоянии подарить ей! В тот момент я готов был послать вас ко всем чертям — мне было наплевать на все! Я хотел причинить тебе такую же боль, какую ты причинил мне. А потом, когда прошли годы… — голос его ослаб, глаза погасли, — было уже слишком поздно. У мальчика были мать и бабушка… и ты. Вы с Уиллом были так близки, как могут быть близки только отец с сыном. Ты шел по пути праведности, а Кэти… она устроилась как-то. Произошел бы скандал, в который были бы вовлечены все вы. Неужели было бы лучше, если бы мальчик, вместо того чтобы просто считать своего отца мерзавцем, узнал, что мать зачала его за спиной у воображаемого отца с его лучшим другом?

«Вот в этом он по-прежнему так же хорош», — подумал Джон. Трей мог найти россыпь стекляшек и продавать их как золотую жилу — и Джон бы это купил.

Все еще держась за свой живот, словно прижимая футбольный мяч, Трей поднял на него наполненные мукой глаза.

— Когда стало уже слишком поздно что-то менять, я поступил так, как считал лучшим для всех, — сказал он. — С моей стороны это было мерзко, но… я просто не знал, что еще можно сделать.

— Я иду! — сообщила Бетти, открывая дверь, и Джон, благодарный ей за эту паузу, поднялся, чтобы взять у нее поднос и поставить его на заранее накрытый для ленча стол. Когда он почувствовал запах еды, желудок его готов был вывернуться наизнанку. По изумленным глазам Бетти он догадался, что, видимо, лицо его стало белым, как скатерть на столе. Бросив быстрый недовольный взгляд на Трея, она нахмурилась и принялась молча выкладывать с подноса приготовленный ленч.

— Спасибо, Бетти. Все выглядит очень аппетитно, — сказал Джон. — Дальше мы сами разберемся, а когда закончим, я отнесу посуду в кухню.

— Хорошо, отче. — Она кивнула и перед уходом бросила на Трея еще один предостерегающий взгляд, которого тот не заметил.

Когда дверь за ней закрылась, Джон спросил:

— Когда ты планируешь рассказать обо всем этом Лу и Бетти?

Трей выпрямился.

— Это ты скажи мне, когда будет подходящий момент. Я вылетаю из Амарилло завтра в полдень, так что уезжать буду рано утром. Я не хочу, чтобы ты присутствовал при разговоре с ними. Начнешь переживать, будешь выглядеть виноватым, и этой проницательной старушке миссис Харбисон достаточно будет одного взгляда на тебя, чтобы догадаться, что ты тоже был замешан.