Направляясь к забору с затейливой решеткой из кованого железа, они зашли за угол и чуть не столкнулись с Сергеем. Все трое остановились. Эта сцена, продлившаяся всего несколько мгновений, навсегда врезалась в память Нади: с одной стороны высокий темноволосый аристократ в безукоризненной военной форме, спокойный и уверенный в себе; с другой — с подозрением рассматривающий его Сергей, ниже ростом, тощий, в неказистом сером костюме; и между ними она, ни жива ни мертва от страха и стыда, переводит взгляд с одного на другого. Наконец к Наде вернулся дар речи.

— Граф, позвольте представить вам моего брата Сергея.

— Я счастлив снова встретить вашего брата, Надя. Однажды мы уже виделись. Много лет назад.

Вежливый поклон и приятная улыбка графа были встречены Сергеем с открытой враждебностью. Он натянуто поклонился и с явной неохотой пожал протянутую руку. Потом повернулся к сестре.

— Мама знает, что ты сегодня будешь поздно?

— Она никогда не ругала меня за опоздания. Думаю, и сегодня не станет.

Уже произнеся эти слова, Надя поняла, что выдала себя с головой.

Сергей пристально посмотрел на нее, потом взял ее за руку и коротко кивнул Алексею.

— Я провожу сестру домой. Уже поздно, и ей пора возвращаться.

— Меня ждет экипаж. Я с удовольствием подвезу вас.

У Сергея дернулась щека.

— Спасибо, но мы прекрасно дойдем пешком. Наш дом совсем недалеко… Что, я не сомневаюсь, вам уже известно.

Алексей поклонился и повернулся к Наде. От волнения она даже дышать перестала. «Пожалуйста, пожалуйста, только не выдавай меня еще больше!» — отчаянно думала Надя, но Алексей в самой изысканной манере пожал ей руку и произнес:

— Был рад встретить вас сегодня, Надя. Передавайте привет вашему батюшке.

Но вместо того, чтобы вести домой, брат затащил ее в укромный уголок сада и принялся распекать за то, что она не оправдала доверия семьи и предала их принципы. И чем больше он говорил, тем злее были его слова. Слушая его, Надя подумала, что, в сущности, не совершила ничего настолько ужасного, что могло бы вызвать у брата такую неистовую реакцию.

— Не вижу ничего зазорного в том, что встретилась с графом посреди белого дня, Сережа! А касательно его титула — он же не виноват, что родился в такой семье! И вообще, я не понимаю, из-за чего ты на меня взъелся. Я не считаю, что обманула доверие семьи. В конце концов, папа ведь — семейный врач графа. А сам граф, если хочешь знать, очень либерален в своих взглядах.

— Не будь наивной, Надя. Как аристократ — при всем том, что он имеет, — может быть либералом? Если ты считаешь, что нет ничего зазорного в том, что ты встречаешься с этим графом, почему ты скрываешь это от семьи?

Услышав вопрос, на который сама не находила ответа, Надя с вызовом вздернула подбородок.

— Потому что не хочу слышать подобных обвинений, вот почему! А насчет графа Алексея ты ошибаешься. Как раз сегодня он предложил мне сопровождать его на встречу прогрессивных поэтов.

— Знаю я этих интеллектуалов! — брезгливо бросил Сергей. — Они живут в своем утопическом мире и пишут стишки, которые никуда не ведут. Все это нужно только для тех, кто хочет убежать от действительности.

— Почему ты такой злой, Сергей? И что ты сделал для мира, чтобы так говорить о людях, которых почти не знаешь?

— Да знаю я их прекрасно. Все они — витающие в облаках глупцы! А я, к твоему сведению, занимаюсь делом поважнее. — Сергей резко замолчал, испугавшись, что раскрывает собственные тайны.

— Чем, например? — заинтересовалась Надя.

— Например, помогаю писать и печатать листовки для народа, знакомлю рабочих с трудами Маркса, хожу на подпольные собрания и нахожу людей для нашей работы. Я вхожу в группу деятелей, а не мечтателей.

Надя отпрянула от него, позабыв, что минуту назад сама находилась в роли обвиняемой, и впилась взглядом в его глаза.

— Надеюсь, папа не знает об этом. Ты заметил, каким мнительным он стал в последнее время? А вот мне это интересно. Но я надеюсь, что ты будешь осторожен, Сережа. Если власти что-то узнают, тебя могут арестовать.

— Не беспокойся. У нас прекрасная сеть агентов. Я надежно защищен. Нам пока приходится прятаться, но скоро, очень скоро социалисты возьмут верх, и тогда мы посмотрим, что запоет твой граф.

Он схватил ее за руку.

— Зачем он, по-твоему, встречается с тобой? Если ты боишься рассказать родителям об этих ваших тайных встречах, почему он не отведет тебя к себе и не представит своим? Ты думаешь, у него действительно серьезные намерения по отношению к тебе, девушке из простой семьи?

Много лет спустя Надя поняла, что именно тогда Сергей допустил главную ошибку. Но откуда ему было знать, что он затронул потаенные, невысказанные сомнения, уже давно терзавшие ее, и что, растеребив эти думы, вызвал у нее жгучее желание их развеять.

Той ночью, мечась в постели, Надя думала о предложении Алексея сходить в «Аркадию». Если раньше у нее и были сомнения, то теперь она твердо решила принять приглашение с единственной целью — доказать не только Сергею, но в первую очередь себе, что брат ошибался.

Назавтра с самого утра она написала Алексею записку, в которой говорилось, что она передумала и с радостью проведет с ним вечер в клубе.


Все последующие беспокойные годы Надю не оставляли воспоминания о том безграничном, искреннем счастье, которое она испытала в ту ночь.

Даже много лет спустя она качала головой, вспоминая, как просто оказалось незаметно выскользнуть из дома. Странно, до чего отчетливо сохранила ее память какие-то подробности той ночи, хотя другие, как она ни старалась воскресить их, упрямо ускользали от нее.

Например, Наде с трудом вспоминался ужин с родителями. Мать тогда выглядела бледнее обычного; отец же, как всегда, ворчал в ответ на любые ее слова. Надя выбрала день, когда Сергей должен был поздно вернуться домой из исследовательского института, где в то время проводил все больше и больше времени. К еде она почти не притронулась — знала, что в клубе ее ждет великолепный ужин. Вернувшись в свою комнату, она дождалась, пока родители, закончив уборку и почитав на ночь, легли спать, а потом тихонько вышла из дому. Единственное, о чем жалела девушка, так это то, что не решилась надеть подходящий случаю выходной наряд — белое батистовое платье с широким поясом, который выгодно подчеркивал ее талию. Зная свою честность, она боялась, что не смогла бы объяснить свой нарядный вид, если бы кто-нибудь заметил ее выходящей из дома.

Вместо этого она надела зеленое хлопковое платье с кружевным воротником, а роскошные волосы завязала в узел сзади. Результатом Надя осталась довольна, ибо ей удалось превратить гимназистку с косичками в очень даже привлекательную молодую женщину.

Встретиться с графом она должна была у решетчатого забора Летнего сада. Направляясь к условленному месту, Надя заметила, что этой славной белой ночью на улице она не одна. Тут и там неторопливо прогуливались пары, и до нее долетали их негромкие голоса. На углу она остановилась и в волнении ухватилась за железную решетку, боясь, что ее может узнать кто-нибудь из прохожих.

Нежный воздух летней ночи уже начал оказывать на Надю свое колдовское воздействие. Еще несколько мгновений — и вот уже они с Алексеем несутся в экипаже к клубу.

Ее капризная память не сохранила нескольких следующих минут. Быть может, эта мудрая плутовка захотела отделаться от ощущения неловкости, которое охватило Надю, когда они вошли в клуб. Ей сразу же показалось, будто она оделась совсем не так, как было нужно, и что на нее все смотрят, отчего ей захотелось как можно скорее попасть в отдельный номер, который обещал снять Алексей.

Оказавшись внутри просторного салона, Надя замерла с широко раскрытыми глазами. Приглушенный свет, красная бархатная мебель, прекрасно сочетающаяся с золотистыми парчовыми портьерами с кисточками и кружевными занавесками. Это была комната не просто для принятия пищи. Диваны с мягкими подушками и кресла уютно расположились у стены, убранной бордовым бархатом. Однако Алексей увлек ее в противоположную сторону комнаты, где стоял стол с роскошной скатертью, сервированный сверкающим фарфором и серебряными приборами на двоих.

Яства, которые подавали им на этом поистине эпикурейском ужине, настолько запомнились ей, что даже через много лет она чувствовала их вкус. Они ели белужью икру, намазанную на маленькие тонкие кусочки белого хлеба, и пили подчеркивающее ее вкус шампанское из тяжелых хрустальных бокалов. Пальцы Нади дрожали, когда она бралась за холодную граненую ножку. Она любила тонкий вкус красной лососевой икры, которую ела дома, намазывая на толстые куски ржаного хлеба с маслом, но эти крошечные жемчужины, растворяясь в шипучей сладости вина, давали ни с чем не сравнимое удовольствие. Копченый гусь с острыми пряностями и мороженое с заварным кремом на десерт также были для нее невиданными деликатесами, о которых Надя только читала в книгах да журналах.

Когда с едой покончили, Алексей расстегнул доломан и сыто откинулся на спинку кресла. Его шея открылась, он почему-то стал казаться очень ранимым, и Надя с трудом поборола охватившее ее желание нежно поцеловать ямку между его ключицами. По ее венам разлилось тепло. Воздух в комнате сделался шелковым, а где-то там, за толстыми стенами заплакала цыганская скрипка.

Надя прислушалась к музыке, не решаясь смотреть на Алексея. Она не могла поверить, что это действительно происходит с ней. Этот молодой мужчина показал ей мир, который без него она никогда не увидела бы, — чарующий мир красоты, который волновал чувства и уносил разум в другие измерения, где не существовало ничего обыденного и мещанского.

Когда надрывная цыганская песня сменилась венским вальсом, Алексей стремительно поднял ее за руки с кресла, крепко обнял и закружил по комнате. Хотя рост у нее был средний, она, казалось, идеально подходила под его высокую фигуру.

— Вы изумительно танцуете, Надя! — восторженно произнес Алексей. — Так легко следуете за мной. Интересно, кто вас научил?

Комплимент был Наде приятен, и она улыбнулась.

— Сергей. Я танцевала только с ним.

— Вы что же, никогда не танцевали ни с кем другим?

В голосе его слышалось неподдельное удивление, и Надя вспыхнула: ей не хотелось напоминать ему о своей юности или признаваться, что она до сих пор ни разу не была на балу.

— Сергей — лучший танцор из всех, кого я знала, — сказала она и торопливо прибавила: — То есть до того, как встретила вас.

Алексей прищурился и крепче взял девушку за талию.

— Вы о нем так часто говорите. Если бы он не был вашим братом, я начал бы ревновать.

Он кружил ее все быстрее и быстрее, и наконец Надя в изнеможении, еле держась на ногах, прижалась к его плечу и смущенно засмеялась.

— Никогда раньше так быстро не танцевала, — задыхаясь, промолвила она. Его теплые губы коснулись ее шеи, и в тот самый миг дыхание Нади замерло от огня, охватившего все ее тело.

И ночь превратилась в сплав музыки и слов, в поэму чувств, в бархатные прикосновения и трепет. Сомнение, продлившееся не больше доли мгновения, растаяло вместе с чувством стыда — оттого, что они приближались к тяжелому занавесу в конце комнаты, который скрывал то, что Надя поначалу приняла за окно. В действительности же это был альков с мягким диваном. Сброшенные одежды, темнота, мягкая перина — все это перестало иметь значение, расплылось, ушло куда-то в сторону, и она отдалась мягким, неспешным ласкам.

Его нежность и сдержанность, неторопливость в проявлении страсти успокоили ее страхи и одновременно разожгли в ней огонь. Время остановилось. Это был сон, но в то же время не сон, последовательное единение ощущений, которые текли спокойным ручьем, потом замирали и перед мигом наивысшего блаженства стремительно превратились в бушующий поток, захлестывающий с головой. И в тот миг эту центростремительную силу ничто на земле, никакая власть не смогла бы укротить.

Настолько мощным был рвущийся наружу порыв, настолько мучительным было томление, что боль, возникшая, когда освобождение наконец наступило, стала желанным избавлением от невыносимой тяжести.

И Надя, вырванная из серых будней повседневной жизни, брошенная в мир роскоши, обласканная вниманием и заботой, поднялась к самым вершинам мира фантазий, в котором любовь и покорность судьбе исключают сомнения и здравый смысл.

Перейдя рубикон, она могла лишь дивиться своему везению, ведь ее выбрал такой замечательный мужчина. И несмотря на события последующих лет, она никогда не жалела об этой их первой ночи.

Когда ее везли домой, Надя смотрела на проплывающие мимо пустынные улицы сквозь полуприкрытые веки. В объятиях Алексея, расслабленная после пережитого удовлетворения, она не говорила, боясь, что слова могут разрушить окружающий их хрупкий мир.