Эрика Легранж - Перемены неизбежны

А теперь, стоя в комнате, и нежно обнимая малютку, она взглянула в будущее и в отчаянии прошептала:

— Боже милостивый, дай мне силы справиться с той миссией, что возложена на меня.

Эти слова были сказаны от всей души, они просто кричали в ней, рвались ввысь. И она плакала, она не знала, как воспитывать детей, но знала, что теперь ей пора взрослеть. Потом она села на кровать, поджав ноги, и уже не хотела думать, мысли бессвязно блуждали, а она бы и рада уснуть, но не могла.

Пробило шесть, тяжелые веки не повиновались ей, они не хотели открываться. Малыш лежал на руках и еще мирно спал, но пройдет какое-то время и он проснется и захочет есть и снова заплачет.

«Нужно что-то приготовить, прежде, чем кроха откроет глазки. Теперь не время раскисать, ты только что стала приемной матерью двух детей. Дороти! Нужно взглянуть, как малышка и готовиться к похоронам Сары», — эти мысли роились в голове.

Она положила малютку на свою кровать, и подошла к кувшину с водой. Умывшись, решила взглянуть на себя в зеркало. В прежние времена, она часто любила туда заглядывать и любоваться собой. Но, что же она увидела сегодня? Едва ли, за время пребывания в этом доме она когда-либо всматривалась долее двух минут, пока приводила себя в порядок. Эта особа, смотревшая на нее по ту сторону, разительно отличалась от той — прежней Пенелопы. Как изменилось ее лицо, какими безжизненными стали ее глаза. Где же тот задорный лукавый огонек, сквозивший в них? — Его нет, он погас!

Тяжелые условия, непривычные для девушки из высшего общества, сильно отразились на внешности. Мерзкий климат, бессонные ночи, тяжелые трудовые будни, постоянные переживания и потоки слез сделали свою работу. Обветренное, распухшее лицо, огрубевшие руки, поблекшие черты лица, потускневшие волосы и потухший взгляд — вот чем теперь могла похвастаться наша героиня. Будто бы на десять лет она постарела за эти полгода. Даже мелкие морщинки образовались на лбу и вокруг глаз, и тонкие, красные нити проступили на щеках. Губы потеряли свое идеальное очертание, стали шероховатыми и припухшими, и больше они не улыбались так лукаво. После непрекращающихся потоков слез образовались темные круги, распухшие веки и нос, а также налитые кровью глаза. Брови стали незаметны, а волосы, те прекрасные шелковистые волосы, утратили былой блеск, а еще хуже из-за недостатка времени их остригли в пол длины и теперь они быстро укладывались в тугой узелок. Сама же девушка очень похудела.

Она с болью в сердце взглянула на себя и отошла от зеркала. Теперь ее внешность должна и вовсе ее не заботить. Да, ей — двадцать шесть лет, ну и что? Она не замужем, ну и что? У нее нет денег, но есть дети и нужно устроить похороны Сары — а вот это теперь существенная проблема. А еще притащить мужа-пьяницу домой, заставить его по-человечески проводить свою жену в последний путь. И кроме всего, остается работа в клинике и тяжелый характер мистера Кроссела, который не уменьшит своих требований ни на йоту. Теперь ли ей роптать на судьбу, уж месяцы протекли, сколько можно еще ныть в подушку и ждать, что тебя снова захотят видеть в Фортенхолле?

Раздумывая над этим, Пенелопа готовила малышу вкусное варево из молока и кашки, над которой она колдовала вчера вечером. Потом она посетила комнату Дороти и, ощупав ее пульс, снова обеспокоилась. Девочка вся горела, как бы болезнь матери не перешла на ее и без того слабое тельце. Она наливала микстуру и заметила, что ее осталось чуть-чуть.

— Надо попросить доктора Кроссела снова приготовить лекарство, — про себя прошептала она. — Сейчас же пойду и попрошу! Но кто останется присматривать за Дороти и малышом?

А еще в кошельке всего два пенни оставшихся из семи фунтов, которые уплатил ей ее работодатель, чтобы она приобрела себе лучшую одежду и обувь для тех прогулок, которые приходится осуществлять почти каждый день. А теперь у нее нет ни денег, ни сапог, ни платья.

— Нужно написать матери, — прошептала она.

Ночью ведь Пенелопа во всем раскаялась, теперь она перенесет свои извинения на бумагу и попросит немного денег, вместо приданого. Такие мысли горестные и волнительные — по очередности сменялись, и буквально, через минут десять письмо уже написанное, лежало в кармане, и она готовилась отправиться в клинику и на почту.

Пенелопа еще раз перечитала письмо, оно было отражением состояния души. Каждая ее частичка теперь перерождалась от былой бесполезной жизни. А еще к горлу подступал комок, как только она вспоминала печальное событие прошлой ночи.

«Клиника доктора Кроссела,

Ноул-парк стрит 56,

Летмонд, Камберленд,

12 марта.

Здравствуй, милая мама! Спешу тебе сообщить, как проходит моя жизнь после того, как я покинула отчий дом. Работа моя — нелегкое испытание, закаляющее тело и образумливающее душу. Не скажу, что мне так уж плохо, но сейчас больно за друзей. Мне повезло, я встретила много прекрасных людей, которые относятся ко мне очень хорошо.

Прошлой ночью я поняла, какой жестокой эгоисткой была и изводила тебя, демонстрируя свою строптивость. Мое поведение непростительно, так мог лишь поступать капризный ребенок, но не взрослый человек. Я знаю, ты очень злишься на меня, и понимаю, как ты права. Но, все же, прошу оказать мне небольшую помощь: у меня нет денег, но наступил такой момент, когда в них возникла жизненная необходимость. Мне не к кому больше обратиться, кроме как к семье, я взываю к твоему материнскому любящему сердцу — помоги мне. Хотя бы десять-двадцать фунтов, чтобы я смогла решить важные проблемы, иначе мне придется пасть очень низко и просить милостыню где-нибудь в окрестностях Лондона.

Твоя раскаявшаяся дочь, Пенелопа Эсмондхэйл».

Последние слова были убедительным рычагом, который точно сработает. На самом деле, Пенелопа не хотела унижаться и попрошайничать, да и раскаивалась правдиво, просто если сердце матери не дрогнет от взывания о помощи, то уж точно дрогнет гордость и репутация, она уж, не допустит позора, чтобы о ней плохо судачили. Похоже, возвращается прежний характер — немного хитрый и стервозный, с которым она жила большую часть своей жизни в высшем обществе. Девушка немного поморщилась, даже улыбнулась своей лукавой улыбкой, с которой раньше не расставалась.

«Я еще не до конца сломалась», — подумала она, — «во мне еще живет бесенок».

Но, если мать и вышлет ей денег, то это случиться не раньше, чем через неделю, а дела не требуют отлагательства. Пенелопа сбегала к миссис Гронит, она сообщила ей ужасную новость. Жена лавочника согласилась помочь. Она быстренько собрала несколько крепких женщин и поспешила подготовить покойницу к омовению и переодеванию; мистеру Грониту жена велела найти Макдуола, любой ценой и привести в дом, чтобы он успел отрезвиться до похорон. Единственное, что осталось решить — это денежный вопрос и устройство детей. Миссис Гронит пообещала, что на первых порах присмотрит за детишками и согласилась найти надежную кормилицу. После почты Пенелопа отправилась в клинику, она впервые опоздала на работу с первого дня работы здесь.

Мистер Кроссел, вероятно, разгневанный такой дерзостью, уже поджидал ее в холле. Когда она вошла, он смерил ее грозным взглядом и намеревался сделать выговор. Она опередила его на секунду, подняла руку и промолвила:

— У меня есть серьезное оправдание — Сара умерла.

Милен тоже стояла в холле, как только она это услышала — обхватила руками голову.

— Бедная девочка, — молвила грустно она, — эдакий демон, таки свел ее в могилу.

Пенелопа подошла к ней, поведала о тяжелой ночи, и что Дороти тоже очень слаба.

— Я должна отправиться туда, — старушка вопросительно посмотрела на мистера Кроссела.

— Что, и бросить меня одного? — воскликнул в негодовании он. — Ну, давайте сейчас всем городом соберемся и отправимся хоронить покойницу, а кто о живых побеспокоиться?

— Мистер Кроссел, я готова следовать за вами, — молвила Пенелопа.

— Я не могу взять такую оборванку! — воскликнул он.

И действительно, Пенелопа взглянула на себя — страшная женщина смотрела на нее по ту сторону зеркала. Ее прическа представляла нечто спутанное, космы торчали в разные стороны, одежда измазана глиной, да и под ногтями была грязь. Она спешила в клинику и поскользнулась и упала в болотистую лужу, и шляпка куда-то запропастилась. А доктор был уж очень педантичен и любил соблюдать чистоту, ему было стыдно показаться с такой спутницей.

Мистер Кроссел очень злой, в одиночестве, отправился к своим пациентам. Тем временем, Пенелопа и Милен уже были подле тела Сары. Миссис Гронит сдержала свое слово, и она уже заканчивала с одеванием, когда они вошли. Скоро должен был прийти священник и лавочник. Мистер Гронит был мужчиной крепкого телосложения: высокий, немного полноват; с приятными, располагающими чертами лица. Он знал мужа Сары и потому взял с собой еще и кузнеца.

После того как стало известно о случившемся, все жильцы вышли из комнат и направились в комнату хозяйки. Старуха Скрин пришла посмотреть на покойницу, потом подошла к Милен:

— Таки завернулась твоя девчушка, — кинула она.

Пенелопе было неприятно даже смотреть на это ожесточенное, лишенное всяких человеческих чувств, лицо старухи. Казалось, что в ней нет сострадания и малейшей вежливости, ведь Сара взимала очень маленькую плату, насильно не требовала долги и не повышала платы по прихоти. Миссис Кофью сегодня же стала подыскивать новое жилье. Она высказалась, поскольку домоправительница померла, то и платить ей незачем. Хотя вот-вот подходил строк уплаты, и деньги нужны были для похорон.

Внизу послышался громкий шум и звучные мужские голоса. Похоже, мистера Макдуола привели домой. Он сопротивлялся, изливал ругательства и проклятия. Старушка Милен ушла посидеть с детьми в комнату Пенелопы, не желая оставлять детей одних, когда этот изверг вернулся.

Мистер Гронит втолкнул Мориса в комнату, где лежало тело его жены. А его супруга, хоть и была женщиной маленького роста, да хрупкого телосложения, гордо взглянула на непутевого мужчину и повелительно промолвила:

— Ты где путался, пьяница? Твоя жена померла, а ты и лыка не вяжешь, запомни, ты обязан достойно проводить ее в последний путь, иначе ее душа не даст тебе покоя до конца жизни.

Морис выругался, потом взглянул на умершую жену:

— Я боюсь мертвецов, мне здесь не место.

— А где же твое место, собака, — закричала Пенелопа — в псарне!?

— Нет уж, я тебя тогда не поколотил, но сегодня ты у меня дождешься.

Двое мужчин ловко вытащили его в коридор, он был слишком пьян, чтобы дать им отпор и исполнить свое обещание.

— Приведи себя в порядок! — воскликнула миссис Гронит ему вслед.

Но он лишь закрылся в своей комнате, вот таково было его истинное чувство к Саре — полное пренебрежение. Правда душа ее освободилась от нестерпимых оков и, наверное, грустит о несчастной своей любви на небесах, наблюдая за безразличием мужа. А вот судьба крошек еще висела на волоске — оставить их с таким отцом равносильно, что бросить в клетку с голодным львом. Пенелопа решила сдержать обещание и позаботиться об этих детках, как родная-приемная мать.

День похорон оказался очень дождливым. Много знакомых горожан и просто зевак, пришли проводить достойнейшую из женщин в ее последний путь. Ее исхудавшее лицо, застывшее в маске бесстрастного покоя, изменилось до неузнаваемости — пропала мягкость, сквозившая во всех чертах при жизни. Пенелопа коснулась руки подруги, желая в последний раз ощутить ее, правда она уже не могла подарить благодатного тепла. Наклонилась и молвила на ухо:

— Спи спокойно, моя милая подруга, твои горести закончены, о детях теперь побеспокоюсь я.

Может быть, Сара услышит ее со своего нового пристанища и будет знать, что все хорошо.

Милен погладила лицо покойнице и так же тихо шепнула свои речи, потом подошла к Пенелопе:

— Теперь и мне нужно позаботиться о несчастных детках.

Мистер Макдуол тоже присутствовал, такой же потрепанный и грязный, как тогда когда его привели насильно домой. С ним находились его самодовольные дружки и что-то усиленно обсуждали.

Уже приказали опускать гроб, как кто-то сзади окрикнул:

— Стойте!

Многие обернулись и увидели женщину, облаченную в траурное одеяние, спешившую к гробу.

— Стойте! — выдохнула она.

— Неужели она пришла? — начали перешептываться люди.

Женщине было лет за сорок, рослая, стройная, крепкая. Ее черные волосы с проседью аккуратно вложены в косу. Черные глаза блестели, она лишь на миг остановилась перевести дух, потом произнесла: