— Запомни, моя дорогая, он порождение Элисон и не может быть лучше этой змеи…

Но запретный плод тем и сладок, что манит к себе своей загадочностью и недоступностью. Джулия постепенно смерилась с этим, только если вдруг Руперт сделает ей предложение, в чем она не сомневалась, трудно же будет переубедить мать дать согласие. Одно утешенье, что отец никогда не придерживался мнения леди Файнел, поэтому он может расценить этот союз по-иному.

— Отец! — снова заговорила Элисон, — Ты не поверишь, но сегодня проезжая мимо домов аристократов, я заметила столько наездниц, и вспомнила, как же я люблю кататься верхом.

— Значит, покатаешься верхом… — заключил сэр Магнус Файнел, — погода уже не такая суровая, как в северных широтах, так что со дня на день леди Файнел сможет тебя сопровождать.

Все эти дни пребывания Элисон в доме отца, Эмма сносила стойко, но во избежание этой поездки занималась всевозможными делами, которые не позволяли ей совершать конные поездки. Теперь она словно очутилась у стены, припертая со всех сторон, деваться было некуда, пришлось уступить этому повелению.

— Сегодня уже слишком поздно, да и миссис Майерсон устала после хождения по магазинам, а вот завтра можно покататься, надеюсь, моя племянница и Диана составят мне компанию?

— А если еще и Руперт будет сопровождать нас…. — в свою очередь заикнулась Элисон, одарив сына своей родительской улыбкой.

— О нет! — заявила Диана, — пожалуй, я откажусь, мне доктор запретил ездить верхом, иначе у меня начинает болеть спина.

— О, миссис Эсмондхэйл, какая жалость, но не переживайте, я присмотрю за вашей дочерью как годится.

— Джулия всегда была под моим присмотром, — заметила Эмма.

— О, леди Файнел, я не хотела посягать на ваше право близкой родственницы, но уж поверьте, вдвоем мы присмотрим за ней лучше, не так ли?

— Для этого достаточно и одного человека, — невозмутимо держала оборону Эмма.

— Тогда, возможно, мисс Джулия выберет себе компаньонку, — миссис Майерсон обратилась непосредственно к девушке, — кого бы вы хотели видеть подле себя?

Выбор этот казался еще тяжелее, так как девушке хотелось придерживаться всех сторон: если она присоединится к Элисон, сможет поговорить с Рупертом, но тетка разгневается, а ее гнев страшил сознание:

— Право же, мне очень неловко выбирать, чтобы никого не обидеть, но… — она выдохнула, это был серьезный вызов ее чувствам, перечащий принципам, которые сформировали характер и суждения, но так не хотелось терять драгоценное время попусту — если я буду ехать между вами миссис Майерсон и вами тетя, я буду под присмотром и это самый лучший выход.

Элисон довольно заулыбалась, зато Эмма своим взглядом выразила, насколько она осуждает эти слова. Джулия прекрасно поняла этот взгляд, так как часто замечала его у матери, по отношению Пенелопы, но будущее счастье манило сильнее, нежели расположение тетки.

В течение всего вечера леди Файнел больше не говорила с Джулией, зато Диана, движимая долгом родительницы, отчитала дочь в ее опочивальне за такое неблагодарное отношение, подбирая слова особо не щадящие душу девушки:

— Ты что же это мятеж устроила? Сколько лет, ведь не ребенок и вполне ясно можешь представить, что своим поведением пала в глазах леди Файнел, не забывай, чьей добротой располагаешь. Не Элисон пригласила тебя в Лондон, вывела в свет, замолвила словечко перед маркизой ***. Не будь у тебя такой тети, обо всех этих развлечениях в столице ты бы только мечтала и не познакомилась бы со столькими влиятельными людьми, знакомство с которыми делает огромную честь нашей семье. Запомни, твоя новая «приятельница» вскоре уберется отсюда, а после смерти сэра Магнуса, эти двери перед ней больше не откроются. Или тебе надоело гостить у тети и хочется оказаться в положении сестры? Не гневи меня!

Диана скрестила руки и сжала губы, свысока наблюдая за раскаянием дочери:

— Ты меня разочаровываешь, впервые в жизни благоразумная Джулия, которую я воспитывала, как подобает настоящей леди, лишилась здравого рассудка, потакая безродной простушке, возомнившей себя хозяйкой дома.

— Прости, мамочка, — сквозь слезы прошептала Джулия, — я, наверное, действительно попала под влияние миссис Майерсон, но что мне делать, когда она так настойчиво общается со мной, не оставляя выбора?

— Всегда придерживайся мнения леди Файнел, никогда — Элисон!

Поплакав в своей комнате некоторое время, Джулия вскоре успокоилась, ругая себя за глупые пристрастия, поселившиеся в сердце и сеющие зерна раздора в голове, но думать о Руперте не переставала, как не пыталась мысленно обличить все его недостатки…

ГЛАВА 5. Все, что поездке предшествовало

Мисс Джулия всегда стремилась занять свое место среди лондонского общества, глубоко чтила столицу и жителей, проживающих в Вестминстере, Белгравии или деловом Сити. Одно плохо — она не могла усмотреть душу этого города, не была склона к любованию застывшей историей прошедших веков, полагая, что вся прелесть столицы заключена в развлечениях. Да и Лондон еще не был столь стандартизован, каким увидят его уже дети и внуки, это был еще очень контрастный: где народ жил беднее, нежели столичная аристократия, зачастую в дни будничные или праздничные, легко можно было увидеть петушиный бой. Барды, больше похожие на средневековых менестрелей, настолько одежда их пестрила различными цветами, продавали модные песенники, демонстрируя покупателям, насколько эта песня хороша; тут же клоуны собирали зевак. Пользовались популярностью увеселительные сады, «гроты гармонии», питейные и песенные клубы, танцевальные залы. Хотя недостатки Лондона даже она замечала: постоянный шум на улицах, опасность столкновения с преступниками, которыми то и дело занималась полиция Скотланд-Ярда, смрад, заполнявший доки и порой пропитывающий саму Темзу, вызывающий головную боль, однообразие погоды и слякоть.

И, тем не менее, она каждый год стремилась сюда вновь и вновь, уверенная, что самое интересное сконцентрировано в столице. Как прискорбно порой осознавать, что люди достойные жаждут такого пустячного, как постоянный выход в свет, меняются под натиском тлетворного влияния аристократизма, скрывающего не только величие, но более — ничтожность душ. И как много люди могут порой принести в жертву во имя исполнения незначительных желаний.

Джулия на мгновенье представила себя хозяйкой лондонского особняка, которая вот так каждый день колесит этими улицами, отдавая визиты учтивости. Обычно прогуливается с мужем по парку, по дороге домой посещают модную лавку, где супруг покупает ей незначительные безделушки и они счастливые возвращаются в свое семейное гнездышко. А еще у нее будет знакомый домашний врач, наведывающийся в их дом до семи раз в неделю и интересующийся состоянием госпожи, ну а Джулия, как истинная леди, не может себе не отказать в слабости жаловаться на постоянные легкие недомогания. Тогда доктор будет настаивать, чтобы муж вывозил ее ближе к морю или же на континент. Какой приятный однако сон, но скоро ль он станет явью?

Стрелки часов приблизились к пометке без четверти шесть: горничные обычно подымаются в шесть, экономка, дворецкий и лакеи покидают комнаты ближе к семи; слуги спят на четвертом этаже в противоположном крыле и не мешают хозяевам, так что в доме еще царила тишина и покой. Ночь не спеша покидала ленивый Лондон, ей на смену пришло серое, мрачное утро, пропитанное морозом и смогом.

Но даже в такую рань, Джулия уже не могла сомкнуть глаз, час назад она проснулась с тяжелой головой, обуреваемой назойливыми мыслями, долго ворочалась, принуждая свое сознание ненадолго отключиться. Девушка даже рассердилась на свое упрямое мышление, которое не хотело поддаваться волшебству сонливых фей. Сейчас она вспомнила эту сказку, которую перед сном всегда рассказывала их няня Ребекка, укладывая девочек:

«Под каждой кроватью живет малюсенькая сонливая фея и когда ребенок ложится спать, она покидает свое убежище, беззвучно кружит над головой, ее волшебная пыль усыпляет человека.

— А потом что она делает? — поинтересовалась Пенелопа, она всегда была очень любопытной, что очень не нравилось Джулии, ибо тогда на сестру было направлено все внимание.

— Потом все феи дружно собираются вместе и начинают исполнять свой хоровод: крошка достает свою флейту и исполняет мелодии полуночных птиц и сверчков, а мудрейшая фея-правительница извлекает со своего ларца изумруды радужных светлых снов и бросает их спящим в уши, чтобы всю ночь снилось только хорошее. Но делают они это только для послушных и дисциплинированных детей, балованным могут и кошмар подсунуть.

— А я хоросая? — спросила Джулия. — Плавда, няня Бека?

— Да, солнышко и поэтому феи подбросят тебе изумруд хороших сновидений.

— Не верю я, что такое бывает, — утвердительно отрезала семилетняя Пенелопа. — Феи не могут знать, где ухо спящего, да и вообще в комнате-то темно.

— Ну, я предполагаю, что глаза у фей сделаны не как у людей, они видят как совы, а еще самые надежные их помощники — светлячки.

— А феи одевают такие же одежки, как и мы?

— Нет, феи шьют свои платьица в лесной мастерской из лепестков растений и цветов, а из колокольчиков делают шляпки.

— В лесной мастерской? А как это?

— В этой мастерской швеями работают паучихи, и когда, прогуливаясь по саду, вы увидите паутину, не рвите ее, возможно маленькая швея прядет свое полотно.

На следующее утро, с целью выяснить, правда ли, что сонливые феи существуют, Пенелопа произвела досмотр всех имеющихся кроватей в доме. Няня Бека как раз укладывала непослушные волосы Джулии, когда девочка влетела в детскую с небольшим коробком, утверждая, что нашла „светлячков“, она наглядно показала свои сокровища.

Ребекка ойкнула и подпрыгнула на месте, увидав насекомых. Она осторожно спросила, где Пенелопа обнаружила их, затем, не подымая лишнего шума, переговорила с экономкой об одной новоприбывшей горничной и ту немедленно уволили из-за ее вшивости, в прямом смысле».

Такие воспоминания остались у Джулии с тех времен, сейчас она многое поняла без лишних разъяснений, но тогда девочки действительно верили, что это были светлячки, а феи где-то совсем рядом, просто они хорошо спрятались от человеческих глаз.

Она поднялась с кровати, мысленно возвращаясь к приятным размышлениям о Руперте, набросила свой парадный халат, предназначенный лишь для проживания в Лондоне, и подошла к окну. Всю ночь сыпал снег и теперь лужайки покрылись тонким слоем белоснежного покрывала, равномерно расстеленного по всей округе. Девушка даже зевнула от вида такой мирной и убаюкивающей картины, да и в комнате было неуютно, хотелось снова забраться под теплое одеяло и проспать несколько часов. Джулия еще раз выглянула в окно, подумывая уже пойти прилечь, но две тени возникшие на дорожке привлекли ее внимание, но они казалось мелькнули так быстро, что мисс Эсмондхэйл немного растерялась и задумалась, не привиделось ли ей.

Постояв некоторое время у окна, девушка покинула пределы своей комнаты и решила пройтись по коридору и возможно спуститься на первый этаж. Во мраке коридор Лондонского дома, представлялся страшной пещерой, заставленной вазами. Отчего-то картины пугали, стены искажались, а окно жило своей жизнью, издавая странные звуки.

— Не спится, — со стороны послышался женский голос, странный огонек затрепетал в воздухе. Джулия замерла на месте, неужели ее сонное сознание шутит с ней, хотя вполне возможно, что это горничная.

— Мисс Джулия, вы, я вижу, пташка ранняя, — с темноты с догорающей свечой выступила Элисон в ночной рубашке, на которую был поспешно наброшен халат.

— Нет, миссис Майерсон, я только сегодня так рано поднялась, а так я просыпаюсь вовремя.

— О, у меня такая самая беда, я же говорила моему Руперту, что не стоит так допоздна засиживаться с рассуждениями, ему легче — мой мальчик может спать, пусть даже еще ничего не придумано, а я обычно даже ночью продолжаю обдумывать все сказанное накануне, но давайте пройдемся вместе коридором. Сегодня будет веселый денек, после приемов остается осадок мутных воспоминаний, а после пешей или конной прогулки городом — бодрость и здоровый сон.

— У меня тоже, — согласилась Джулия.

— Мисс Эсмондхэйл — вы чудное создание, жаль, что моя «милая матушка» не отпускает вас от себя, мы бы смогли быть подругами.

Джулия улыбнулась, хотя внутренне соглашалась со словами Элисон — ее специально держат подле себя, чтобы якобы не допустить тлетворного влияния этой женщины, хотя она ей симпатизировала, но больше скорее, что она мать Руперта и в будущем девушке очень хотелось породниться с семьей Майерсонов.

Неожиданно к Элисон подошла ее горничная, увидев, что госпожа не сама, служанка замялась. Поэтому миссис Майерсон поспешно извинилась перед девушкой и исчезла в темноте, затем скрипнула дверь. Джулия крайне удивилась, да и в такой обстановке трудно что-либо утверждать, недаром ведь говорила ее няня, ночь — час призраков.