Прогулка столицей была продумана до мелочей, так, чтобы наездники, в особенности дамы, посетили много различных красивых мест и не сильно переутомились. Леди вообще вредно подолгу бывать на свежем воздухе пешими, ибо это портит ее цвет лица, а что уже говорить о верховой езде. Здоровым румянцем обладают только простолюдинки, а леди всегда должна быть слегка бледна — это признак аристократизма. Хотя мужчинам любых сословий разрешалось скакать на лошадях галопом и это приветствовалось, закаляло и без того сильных дух и приносило пользу здоровью. А дамы — они ведь такие хрупкие и болезненные и их не стоит переутомлять.

Лошадей должны были подать сразу после завтрака, поэтому Элисон и мужчины сели за стол в дорожных костюмах. Леди Файнел не могла позволить себе такого безобразия, она давно уже махнула рукой на Элисон, считая ее манеры одичавшими за годы супружества и проживания в деревенской глуши. А вот Джулии тетка запретила садиться за стол в амазонке, это еще хуже, чем появится в дезабилье[12].

Завтрак был приготовлен походным, сэр Магнус никогда не объедался за столом, Диана вполне удовлетворила голод яичницей с беконом и бутербродами с голландским сыром. А вот Мориссон пожаловался на отсутствие привычного блюда из телятины с тушенными овощами, ватрушки и варенье для него не десерт, а еще бы ему хотелось выпить кофе с апельсиновым бренди, вместо чая. На эту жалобу отреагировала только Элисон, заявив, что по пути они обязательно заедут в ближайшее кафе.

— «Торфантон» — неплохое местечко, жаль только нам не по пути, — заметил приободренный Мориссон.

Переодевание Эммы и Джулии заняло некоторое время. И хотя барышня оделась быстро, она не решалась покинуть свою комнату, пока не услышит скрип открывающейся тетушкиной двери. Для этого она приказала Джесси занять смотровой пост через щелочку, а сама тем временем задумалась о своих призрачных надеждах. Леди Файнел в свою очередь одевалась очень неохотно, желая или избежать, или поскорее покончить со всей прелюдией учтивости. Настойчивость мужа поистине оказалась противна ей, но перечить она побоялась, хотя собственное желание рисовало ее на софе, лениво перечитывающую сборник стихов Уолтера или очередной томик Шекспира и думать о том, что Элисон и ее дражайшее чадо где-то далеко. И Джулия могла тогда избежать прогулки, однако вчера Эмме показалось, что девушка не возражала и охотно принимала участие в обсуждении маршрута. Как же это унизительно! Как не пыталась она унять свой гнев, но ее то и дело сводили с ума бесконечные предложения миссис Майерсон посмотреть то-то и то-то, заехать туда и сюда. Да и сегодня эта змея испортила настроение:

— Ах, милая матушка, разве магазин мсье Жербюа, о котором толкует «приличный Лондон» не удостоен чести вашего посещения? Нет!? Тогда ювелирный на «Пэлл Мэлл»? Тоже нет. А кафе «Верхняя долина», правда, чудное название?

Не добившись от Эммы нужных речей и ее внимания, Элисон решила подойти с другой стороны:

— Мисс Джулия, я заметила, что вы носите всего три шляпки на выход, но этого же так мало для настоящей лондонской леди. И я решилась спросить — не соблаговолите ли вы со мной и вашей тетей посетить шляпный магазинчик, находящийся за углом, думаю полчаса, что мы будем отсутствовать, ничего не изменят.

Мисс Эсмондхэйл в мгновенье загорелась желанием, но тут же поникла, осознавая опасность ее согласия. Ею решительно был дан отказ.

Спустившись вниз, две дамы встретились с остальной компанией, явно их заждавшейся и несколько заскучавшей. Миссис Майерсон бурно выразила свое восхищение амазонками Эммы и Джули. Леди Файнел всегда была образцом для подражания, особенно для Дианы и племянницы, в этот раз она облачилась в костюм золотисто-каштанового цвета из добротной шерстяной ткани для верховой езды зимой, рукава были отделаны соболиным мехом и такой же мех украшал шляпку. Шаль дымчатого цвета, пока небрежно уложенная сбоку, переливалась серебром при свете дня. Даже хлыст леди представлял настоящее ювелирное изделие. Несмотря на свой уже немолодой возраст, она произвела большее впечатление, нежели Джулия, поэтому Элисон сто раз повторила ей свой избитый комплимент.

Но одно неприятнейшее событие подпортило планы этого дня — молодая кобыла, предназначенная для мисс Эсмондхэйл, хромала и не могла быть пригодна для катания. Вчера конюх в спешке не обратил на это внимания, а сегодня с виноватым видом стоял, держа ее за уздечку. Вторая кобыла была на сносях, а арендовать других лошадей, обученных под дамское седло, слуги не успели. Джулия была вынуждена отказаться от катания, от чего безмерно расстроилась. Миссис Майерснон отчитала всех слуг, работающих в конюшне, обзывая их «неповоротливыми лентяями, которых нужно уже сегодня вышвырнуть на улицу».

— Но ведь в стойлах еще есть несколько отличнейших жеребцов, — заметил Мориссон.

— Но они порывисты и горячи, рука джентльмена их быстро усмирит, а вот дама может не справиться. А коль они почувствуют свободу, могут пуститься галопом и скинуть своего всадника, — утверждал старший конюх, которому теперь приходилось несладко.

Эмма пока не вмешивалась, пристально наблюдая за гневом Элисон, которая ведет себя, как хозяйка, самолично увольняя слуг. Без решения Магнуса все это лишь слова, но они могут спокойно водвориться в жизнь, если миссис Майерсон начнет настаивать, а влияние она имеет огромное.

— Пусть Джулия прокатится на моей Жейре.

— О, милая матушка, а как же вы? — расстроилась Элисон.

— Я, пожалуй, останусь. Не могу же я лишать Джулию такого развлечения, ведь она так этого желает… — вчерашние слова и сегодняшнее поведение укололи сердце ревностью.

— Так нечестно, — запротестовала миссис Майерсон, тогда я тоже останусь с вами, леди Файнел, не смогу насладится этой поездкой, если вас не будет рядом.

— Элисон, езжайте, вы же так этого хотели.

ГЛАВА 6. Конная прогулка Лондоном

Птицы есть счастливейшие из тварей божьих, им единственным дано покорять воздушное пространство и наблюдать за жизнью свысока. Но, тем не менее, человек в определенные моменты подвержен небывалой легкости, помогающей осуществить полет, испытать все наслаждение паря в облаках, но, не отрываясь от земли. Милая мисс Джулия сердечком ощущала себя птицей, будучи сейчас обыкновенной всадницей, прогуливающейся по Лондону. Оксфорд-стрит — одна из крупнейших улиц Вестминстера, в любой будний день многолюдна и шумна, вместе с тем нарядна и аристократична. Навстречу всадникам неслись экипажи, неторопливо приближались прохожие, среди коих можно было различить лавочников с их неизменными засученными рукавами и длинными фартуками, цветочники и посыльные в своих строгих, пусть и дешевых фирменных костюмах, патрульные в своих темно-синих формах с неизменно черными шляпами: люд, леди, джентльмены, дети, старики. Все были либо чем-то озабоченны, либо просто увлечены прогулкой. День выдался удачный, небо хмурилось, но ни дождя, ни порывистого ветра. Вливаясь в этот поток, ощущаешь себя маленькой деталью механизма, становишься с потоком одним целым. Во всяком случае, это настолько захватило неуемную Элисон, что она говорила и говорила. Дамы ехали позади, Мориссон и Руперт прокладывали путь вперед.

Вспоминая рассказы тетушки, Джулия будто книгу, перелистывала свои воспоминания: Оксфорд-стрит — чуть ли не самая старинная из улиц, следует по маршруту Римской дороги via Trinobantina, которая когда-то связывала Хэмпшир и Кольчестер, во времена расцвета Средневековья и до XVIII столетия была еще известна под названием Дорога Тиборн (названа в честь реки Тиборн, протекающей к Югу), а еще потому, что до 1729 это был маршрут заключенных смертников от тюрьмы Ньюгейт до виселицы около Мраморного свода (угол Гайд парка). Затем ее переименовали в Оксфорд-стрит, так как это была часть пути до Оксфорда. Начиналась улица со всеми известного Гайд-парка, заканчивалась Хайг-стрит, неподалеку возле Британского музея, протяжностью в полторы мили. Все эти знания девушка почерпнула из рассказов своей отсутствующей сейчас тетушки, которая позволила прокатиться вместо себя. Не скажу, что Эмма была огорчена, теперь она преспокойно могла лежать на софе и читать Шекспира вместе с Дианой.

Повернув на Дин-стрит, пары немного перестроились, и Руперт оказался возле Джулии, она как раз рассматривала красивые витрины, когда он мягко окликнул ее.

— Приятна ли вам такая прогулка, мисс Джулия?

— О, несомненно, — отозвалась она, немного даже испугавшись такого близкого соседства, но оказалось, что Элисон и Мориссон едут впереди, и сводная сестра то и дело о чем-то расспрашивает бедного джентльмена, о различных типах строений, в чем он совершенно не разбирается и долго раздумывает над ответами.

— А я все не дождусь, когда мы окажемся в разветвлении маленьких улочек, уж слишком много народу.

— Погода предвещает приятные прогулки, грех ею не воспользоваться, я бы тоже томилась в четырех стенах. Да и не думаю, что лишь маленькие улочки займут наше воображение, куда интересней Пиккадилли и Пэлл Мэлл.

— А также дворцы Сент-Джеймса и Букингемский, — добавил он.

— Меня куда больше вдохновляет Вестмистерское аббатство и еще недостроенное здание Парламента.

— Сегодня у нас очень многообещающая прогулка, и если ничего не поменяется, я и матушка надеялись доехать до собора святого Павла, пересечь Сити и вернуться назад, по пути даже перекусить, Мориссон особо настаивал на принятии пищи вне дома. Так что может быть к чаю мы и появимся.

Они пересекли Комптон-стрит и собор святой Анны. Названа она была в честь одного господина — Генри Комптона, который возводил основания собора в 1686 году. Но самым главным отличием стало то, что многие беженцы из Франции, приверженцы протестантизма, гонимые католиками, переехали в Лондон с позволения Чарльза II. Здесь они либо открывали свои лавки, либо были просто рабочими. Число иностранных беженцев еще раз пополнилось после распада Парижской общины. Джулия никогда не была в столице Франции, но она явно ощущала влияние этого величественного города на маленькую улочку Лондона. Переселенцы все еще оставались парижанами в душе, они приукрасили улицу на свой родной сердцу лад. Лавочники делали сразу два названия, одно громкое написанное английским языком, другое помельче, но поизящней — на французском. Их глаза светились необычайным огнем, не присущим жителям Альбиона, они будто бросали вызов той стране, в которой обитали.

Маленькая девочка, торговавшая цветами, обращалась к прохожим на ломаном английском с резким корсиканским акцентом, и стоило одной пожилой леди ее поправить, как дитя неистово выругалось, переходя на чистый французский. Руперт даже уделил этому событию свое внимание, высказав свое мнение матери, та улыбнулась и попросила сына купить у этой девочки букетик.

Их неспешная прогулка длилась уже несколько часов и мисс Эсмондхэйл так и ехала по правую руку от Руперта, а миссис Майерсон по левую, Мориссон плелся где-то позади, да никто особо не был настроен с ним общаться. Так как поглощенный только своими заботами человек и глухой до проблем других, сводил все к своей особе в разговорах, нисколько не заботясь как его собеседнику это неинтересно. С появлением Элисон в их кружке, некоторые темы вообще не затрагивались молодыми людьми, Джулия старалась меньше смотреть на Руперта и больше внимания уделять его матери. А потом ей захотелось всеобщих комплиментов, и когда они в очередной раз повернули на улицу Королевы, вероятнее всего названную в честь жены Георга III, девушка, натянув поводья Жейры, решила отвлечь Мориссона:

— Дорогой кузен, спорим на мою брошь и ваши золотые часики, что я приеду к развилке Джордж Видмилл-стрит и Пиккадилли раньше вас.

— О, мисс Джулия не стоит вам так быстро ехать… — забеспокоилась Элисон, в чем Руперт ее поддержал.

— Пустяки, я умею быстро кататься, а это же кобылка тети.

Не обращая никакого внимания на дальнейшие предостережения миссис Майерсон, ведь Мориссон всерьез воспринял ее вызов, она ловко пришпорила лошадь и понеслась через всю улицу.

— Езжай за ней… — только и успела выкрикнуть вслед сыну, миссис Майерсон.

Джулия неслась на Жейре, весело оглядываясь через плечо, чтобы увидеть на каком расстоянии находится ее кузен. Она не хотела переходить на галоп, поскольку не сможет удержаться на седле, но ездить рысью или иноходью она могла свободно.

«Как же хорошо быть свободной птицей», — подумала девушка и тут же ощутила вольное движение, только оно касалось непосредственно всадницы. Похоже, подпруга лопнула, и седло спокойно скользит по вальтрапу, казалось, сейчас она упадет с лошади.

— Ай! — вскрикнула девушка и упала…

На мгновенье она замерла в воздухе, прежде чем почувствовала, как кто-то ее поддерживает: от падения головой на вымощенную дорогу ее спас Руперт, который с волнением все это время ее сопровождал. Кажется, он и сам резко соскочил с лошади, чтобы помочь девушке… Она подняла глаза, оказавшись так близко от его лица, их тяжелое дыхание встретилось, Джулии нежно положила головку на его плечо, ощущая лишь небольшое головокружение.