— Сколько и кому ты должен?

— Скользкому Прюку, соверен.

— Ты что играл в карты с Прюком, он же шулер, вмиг раздевает кого угодно.

Боб разрыдался, как дитя, он прикрыл рукой лицо, опустил нож, еще больше сгорбился.

— Жизнь моя закончена, моя жена убьет меня, узнав, что я продул в карты и приставил нож к горлу беззащитных дам.

— Держи свой соверен, и чтобы духу твоего на этой дороге сейчас не было. А за это происшествие я поговорю с миссис Блани.

— Нет, нет! Я готов землю руками орать, готов с утра до ночи горбатиться, выполнять самую черную работу, только не говорите ей, прошу вас. Она же меня ведрами изобьет…. — он стал на колени и начал целовать подол платья и нижние юбки.

— Мисс Эсмондхэйл и что мне делать с этим пройдохой?

— Сдать властям!

— Нет! Нет! Смилуйтесь! Умоляю!

— Ну, хорошо, я не скажу твоей жене в том случае, если моя спутница простит тебе твой проступок и оскорбление нанесенное ей. Но наказан за пьянство и пристрастие к картам, ты будешь и дальше.

— Леди… — он на коленях подполз к Пенни. — Леди, смилуйтесь над старым пьяницей, я не знаю, что на меня нашло, а жена меня убьет…

— Я вас прощаю, но вы должны мне пообещать, что никогда ни на кого не нападете с ножом.

— Клянусь моими детьми.

Спустя минут десять, Боба и след простыл. Марианна и Пенелопа пошагали к деревне, это происшествие подпортило безоблачное настроение у обеих. Миссис Саливер подробно рассказала, как вытаскивала этого неудачника из долговой ямы, в которой он оказался из-за пьянства, как устраивала его на фабрику к своему знакомому промышленнику, который уволил за опоздания и запретил вообще показываться на глаза, а ей выразил свое недовольство.

— Бедные крошки, жаль, что им достался такой отец, — Пенелопа вспомнила крошек Сары и непутевого мистера Макдуола.

Но если утром дамам было суждено не на шутку испугаться, то вечер принес им отрадное увеселенье. Прибыв к семейству Тоусси и намереваясь лишь выпить чаю да передохнуть чуток, они были настоятельно приглашены на деревенское гулянье по случаю рождения у одного зажиточного фермера сразу троих сыновей. А поскольку репутация миссис Саливер, как самой лучшей благодетельницы, распространялась по всему графству, к ней проявлялось самое искреннее уважение, даже тех людей, с которыми она встречалась впервые.

— Да что ж вы, это же вам будут рады, да Питер Вертер просто от счастья станцует, коли вы хоть на пять минут на его крошек поглядите, — уговаривала Мария своих гостей, угощая их лакомствами собственного приготовления.

— Ну что, мисс Эсмондхэйл, мне-то непочем сходить, а вот будет ли это удобно вам?

Пенелопа призадумалась, но в последнее время она уже привыкла к обществу простых людей и ценила их радушие. Заручившись согласием своей подруги, Марианне было удобно посетить дом фермера.

— Вот уж чудненько, только отошлю-ка я вперед мистера Тоусси, чтобы он предупредил Питера, что к нему пожалуют благовоспитанные дамы, а то знаете, любят наши мужчины лишнего пригубить. — Мария понизила голос до шепота, дабы никто кроме поверенных ей слушателей не услыхал эти речи, — Вертер, того и гляди, надерется, да и давай свои флотские штучки выкидывать. Бывалый вояка, старый моряк, его уже не перекроишь на новый лад.

Далее она подошла к мужу и переговорила минуты две, обрывки разговора невольно доносившиеся до ушей Пенелопы поведали ей следующее:

— Дорогой, поди к Вертеру, передай, госпожа Саливер нынче к нему пожалует, да чтоб он там без глупостей, я с ним потом здороваться перестану.

Последующие еще более убедительные доводы она передала ему на ухо, и он тотчас покинул лавку.

Празднество проходило в доме и в сарае, который хозяева давно обустроили для приемов друзей Вертера. Впрочем, для недавно разрешившейся женщины и ее малюток это было даже к лучшему, ведь тогда от их слуха укрывалось множество неприличных перебранок и восклицаний мужчин. Впрочем, там же и плясали все желающие, особенно беззаботная молодежь. Когда повозка лавочника прикатила и остановилась у калитки, на улицу повалили все, кто еще был в состоянии стоять, чтобы поприветствовать Марианну и ее спутницу.

Мистер Тоусси услужливо высадил дам и последовал за ними, видимо его задачей было не только известить Вертера, но и проследить, чтобы знатные гостьи не ощущали никакого неудобства, да и вовремя предотвратить всякие ситуации.

Впрочем, тут уж сама теща Вертера, которая временно исполняла обязанности хозяйки, пока дочь еще слаба, взялась так же оберегать миссис Саливер и ее подругу от неприятностей.

— Пьяные мужчины, знаете-с, непредсказуемы, и для сохранения всеобщего спокойствия, нужно всегда быть бдительной.

Малютки оказались просто восхитительные, такие розовые комочки, какое же радужное впечатление они произвели на дам. Пенелопа не удержалась, чтобы не подарить им хотя бы два соверена, которые оказались в ее кошельке, и пусть миссис Вертер всячески отказывалась, ей эти деньги были вручены очень торжественно. Следом последовала и Марианна, но уже с десятикратной щедростью выписала чек на двадцать фунтов и ей не могли перечить.

Для Пенелопы стало открытием то, какие танцы исполняли крестьяне — «Возвращение весны» или рил.

— Да эти мелодии я сто раз слышала, — твердила она Марианне.

— Все светские танцы зарождались вот в таком обществе.

Тут же Пенелопу пригласили потанцевать, ну хотя бы один разочек. Ей так непринужденно плясалось, да и все ее подбадривали, восхищались, что она не ощущала себя «неповоротливой разиней, которая и танцевать-то не умеет толком» — как твердили ее сестра и мать.

Вечером они возвратились домой уж очень довольные и немного уставшие. Выпили чаю, да и отправились в свои комнаты отдыхать. Через несколько дней Пенелопа засобиралась домой, подсчитав, что со дня на день вернется ее отец, и хотя Марианна настойчиво уговаривала остаться еще на недельку, но преданной дочери побыстрее хотелось снова свидеться с мистером Эсмондхэйлом. Правда Пенни дала обещание, что в скором времени, возможно, еще приедет погостить и будет исправно писать.

ГЛАВА 8. Визитер

Пожалуй, собираться в дорогу — не самое унылое занятие в мире, главное проконтролировать, чтобы камеристка Тесс положила все самое необходимое в дамский ридикюль, и можно было без проблем переодеваться в гостиничном номере. А так, в последний день перед отъездом, остается время принимать гостей вместе с хозяйкой, поболтать с Дороти и понянчиться с крепышом Джозефом. Сразу после завтрака, визитеры приедут ближе к вечеру, Пенелопа посвятила два часа, чтобы отблагодарить всех слуг за хороший прием, в особенности прачку, кухарку и ту девицу, что каждый день до блеска натирала полы и мебель. Договорилась с кучером, который завтра должен был везти ее до станции по направлению к ее родному Беркширу.

— Я могу свободно отпустить Сэма и дольше, чтобы он лично привез вас домой.

— Поездом намного веселее, — улыбнулась Пенелопа, — чего только не увидишь на железнодорожной станции, да и окрестности от Манчестера до Лондона я увижу впервые, поскольку добиралась до вас наемной каретой. Даже моя мать в последние годы не брезгует подобным способом передвижения.

— Моя дорогая, миссис Эсмондхэйл видимо очень требовательная женщина, а я вот полюбила романтику «стальных артерий», как только она впервые открылась. Специально уговорила мужа поехать и посмотреть на Стоктон-Дарлингтонcкую железную дорогу, хотя тогда еще не было столько комфорта. И все равно для меня это стало самым эпохальным событием.

— Мои родители оказались более консервативны и не сразу признали превосходство машин над лошадьми.

Слуги были благодарны за вознаграждение в виде трех шиллингов каждому, выражали свои самые сердечные пожелания хорошего пути. Практически все деньги передавала Тесс, которая была в доверии у Пенелопы, но с кухаркой барышня решила поговорить лично и сама спустилась на кухню. В такое время здесь трудилось не более пяти человек, поскольку госпожа давно не устраивала приемов. Но если подобные празднества имели место быть, из окрестностей нанимали восемь-десять поденщиц и четыре официанта. Кухарка занималась приготовлением легких закусок к ленчу и попутно готовила самые вкусные сладости для вечернего чая, чтобы успеть к приезду визитера. У нее была всего лишь одна помощница, которую приходилось постоянно подталкивать, так как она все делала медлительно, в это время в дверях показалась Пенелопа, и девица тут же скрылась через второй выход. Такое поведение навлекло грозовые тучи на безоблачные глаза Марии. Кухарка вслед беглянке пообещала пожаловаться экономке.

— И зачем эту девку госпожа из Летмонда забрала? Толку никакого, а уж до сплетен, какая охотница….

— Из Летмонда? — поинтересовалась Пенелопа из-за спины Марии, чем напугала бедную женщину, набожную приверженцу Римо-Католической церкви и святого отца Патрика, который остался в ее родном городе Йол. Лицо беглянки ей показалось не таким уж неузнаваемым, но в том-то и заключалась беда барышни — она не запоминала имена людей или места, где могла их видеть.

Пенелопа покинула кухню с неким чувством любопытства, подстерегающем ее в темном углу коридора. Но и удача была ей подругой, во всяком случае, сегодня. Остроты добавляло понимание, что она последний день гостюет в этом доме, поэтому тайну «Летмондкой служанки» нужно как можно скорее раскрыть. В паре шагов от нее, та самая девица прошмыгнула в одну из кладовых, вот он счастливейший шанс, который, если она вдруг его упустит, то будет себя считать самой глупой дамой Беркшира.

Свеча — первая помощница искателей, — твердила себе девушка, оказавшись в кромешной тьме прохладного чулана. Было только одно объяснение, что камора эта ничто иное как комната соединяющая погреб с домом. И действительно, внизу что-то багровело, пришлось немного переждать, прежде чем беглянка сама наскочила на Пенелопу. Девушка резко метнулась в сторону:

— Эй, подойди-ка сюда! — уверенно приказала барышня, призывая служанку жестом руки. Спрятаться было некуда, пришлось повиноваться. Мисс Эсмондхэйл осторожно взяла свечу у служки и принялась ее разглядывать в упор. Вспомнить кто она, было задачей нелегкой, но девица сама во всем призналась:

— Не выдавайте меня, прошу вас, госпожа Эсмондхэйл. Эта работа очень важна для меня.

— Выдать тебя? Ты что, что-то воруешь?

— Нет, о нет. Но если миссис Саливер узнает, как худо я с вами тогда поступила, я здесь уже через час работать не буду.

Пенелопа, как не силилась припомнить, понятия не имела, чего такого недоброго ей сделала эта девушка. Она немного отошла, приподняв удивлено правую бровь, и про себя пожала плечами.

— Что ты могла сделать мне такого, что я должна быть на тебя в обиде?

— Помните тот день, накануне приезда миссис Саливер, когда вы постучались в двери дома моей бывшей хозяйки — старухи Клоуд и попросили у нее немного молока для голодающего ребенка. Я тогда вас практически прогнала. Да, я та самая служанка Элен, которая так поспешно закрыла перед вами дверь, приняв за нищенку. После того, судьба моя резко повернула в эти края, миссис Клоуд оказалась до предела жадной женщиной и платила мне сущие гроши, поэтому я всегда интересовалась свободными местами для прислуги. А с приездом госпожи узнала, что она хоть и требовательная, но щедрая. Вот и попытала счастье. Да только как вас увидела, страшно мне сделалось, вдруг вспомните, кто я такая и поспособствуете увольнению.

— И поэтому ты от меня пряталась? — улыбнулась Пенелопа.

— Да.

— Тут уж, если бы я и держала на тебя зло, то сейчас бы все равно была не опасна, так как забыла и облик твой и имя. А твою жадную госпожу выбросила из головы, как только часики назад выкупила.

— Значит, вы не будете говорить с миссис Саливер?

— Нет. Будем считать это нашим маленьким секретом.

Элен обрадовалась такому неожиданному освобождению от оков страха и облегченно вздохнула.

— Знаете, мисс Эсмондхэйл, я вам так благодарна, даже одну тайну поведаю.

— Тайну? И кого эта тайна касаться будет?

— Да, так-с непосредственно вас и касается. Мне одна женщина сказала, имени ее говорить не буду, но с Милен она в хороших отношениях. Вы не просто так приехали в Летмонд, все было заранее спланировано, и доктор вас давно дожидался, еще с лета. Он пообещал своему родственнику с вас глаз не сводить и в черном теле держать. Правда, Милен все вскользь рассказывала, больше вас жалела, но добавила, что «… лучше так, чем бы просто умертвили». Только не говорите ни Милен, ни доктору о нашем разговоре, все это страшная тайна заговорщиков.