С уважением, Сюзанна Тоулс.»

Следующее письмо и, пожалуй, последнее, Пенелопа получила спустя пять месяцев, где подруга сообщила о большой перемене в своей жизни:

«Тоулс-парк, около Корби,

Нортгемптоншир,

05 марта


Дорогая Пенелопа,

Хочу с тобой поделиться хорошими новостями о моей жизни. Свершилась мечта детства — я выхожу замуж на следующей неделе. Мой жених распрекрасный Джеймс Джонсон — брат миссис Льюис, оказался не только хорошим знатоком музыки, но и настоящим джентльменом. Он по достоинству оценил мои способности, расхваливал учителя, отчего старик Гордон Энтли раскраснелся, а еще пригласил нас с маменькой и отцом навестить его, как он выразился, скромное поместье. Это была самая великолепная поездка в жизни, мистер Джонсон оказался очень добр ко мне, каждый вечер я исполняла перед ним сонаты Моцарта и Бетховена, и он получал от этого истинное удовольствие. Пела соло и дуэтом, так проходили те чудесные музыкальные вечера. И оказалось, что он питает ко мне нежные чувства, я от него в восхищении, и через четыре месяца нашего знакомства, сделал мне предложение и теперь твоя подруга выходит замуж. О, я так счастлива, порадуйся за меня. Миссис Льюис говорит, что для нее честь отныне называть меня сестрой, мы с ней часто встречаемся, даже помогала мне и матушке выбирать материю и хорошую швею, которая пошила самое лучшее подвенечное платье, подарила красивые серьги с просьбой, чтобы я одела их ко дню свадьбы. Хотела было пригласить и тебя, но матушка воспротивилась, объяснив тем, что ты очень некрасиво вела себя в школе и можешь учудить такие же проделки на свадьбе, и запятнать репутацию нашей семьи. Но, надеюсь, что смогу пригласить тебя в свой новый дом, познакомить с мужем и миссис Льюис. Исполнить красивую мелодию и даже спеть нашу школьную рождественскую песенку, надеюсь, ты не забыла?


Твоя счастливая подруга, Сюзанна Тоулс, будущая миссис Джонсон.»

Пенелопа написала ей самое горячее поздравление, на которое только была способна. Она выразила мнение, что мистер Джонсон — некий принц на белом скакуне и он достоин своей невесты. Потом сообщила, что очень радуется счастью подруги и с охотой поедет погостить у нее денек-другой и даже немедленно начнет разучивать старую песенку, чтобы не ударить лицом в грязь перед гостями.

К сожалению, больше никаких вестей от подруги к ней не приходило. Поначалу, барышня думала, что семейная жизнь отнимает много времени: медовый месяц, поездки, новые знакомые, новая жизнь. А через два года поняла, что приятельница попросту забыла о ней и даже не сочла нужным написать о теперешней жизни. Такое разочарование сделало Пенелопу ярой противницей всяких браков, и она решила, что не выйдет замуж. Но это была не единственная причина такого серьезного умозаключения, произошло еще два происшествия связанные с нашей героиней. Два раза ей делали предложение руки и сердца: первым несостоявшимся женихом стал кузен Мориссон — розовощекий толстяк, низенького роста с противным гнусавым голосом и скрытным характером. Его барышня знала с детства, родственник никогда ей не нравился, своей неуклюжестью лишь вызывал смех, а недалеким умом — презрение. Однажды он, пыхтя возле нее, встал на колени и признался в любви, выразив желание жениться на ней, Пенелопа чуть не расхохоталась ему в лицо, нечеловеческими усилиями сдержалась и попросила время подумать. Но вечером, перед матерью, открыто насмехалась над ним, мадам целый вечер отчитывала свою нерадивую дочь, умоляя, чтоб та приняла предложение или облачила отказ в учтивую форму. На следующее утро Пенелопа, с невинным личиком и ангельским голоском, объяснила Мориссону, что питает к нему сестринскую любовь и поэтому не может принять такое предложение. Как ни странно, но он не обиделся, а еще Пенни целый час напевала ему, что его жена должна быть титулованной леди, именно такую жену кузен и заслуживает. От таких слов, лопоухий женишок-неудачник зарделся и от чистого сердца поблагодарил свою родственницу. Со вторым она не церемонилась, этот горе-претендент к ней не питал никаких чувств, кроме наживи. Хотел жениться ради приданного, чтобы с помощью спекуляций поправить пошатнувшиеся дела семьи. Пенелопа без зазрения совести отказала ему, за это женишок на нее обиделся, а его мать, злая на язык сплетница, очернила девушку на всю округу. Конечно, никто не мог очернить репутацию Дианы Эсмондхэйл, но ее дочь стала отныне нерадивым дитем.

Когда девушка подняла глаза, то поняла, что уже около четырех-пяти часов и нужно возвращаться домой. Ведь надобно успеть к чаю, жаль, что ей не запрещено, находится в столовой, целый вечер слушать рассказы Джулии о предстоящем бале, который устраивают их близкие знакомые Тренды; замечания матушки по поводу миссис Тренд и ее трех дочерей, обсуждения их платьев и головных уборов. А также, нелепое высмеивание Джулии прически средней Софии. Да, эту каторгу Пенелопа должна выносить каждый вечер, чтобы спокойно кататься на лошадке и предаваться мечтаниям на лоне природы. День был солнечным, но неожиданно подул сильный ветер и нагнал тучи. Стало как-то по-зимнему прохладно, Пенни уже отвязала Капелану и вот-вот хотела сесть в седло, как вдруг это пронизывающее чувство, что за ней кто-то наблюдает. Она повернулась по сторонам, но никого не заметила. Птицы сорвались со своих мест и разлетелись. Жутко стало на душе у девушки, захотелось поскорее убраться из этого места. Капелана очень разволновалась и не на шутку помчала прочь к дому. Барышню преследовало чувство необъяснимого страха, ей казалось, что кто-то выскочит из-за деревьев и погонится за ней. Но ничего не обычного не случилось, лишь порывистый ветер завывал в ушах. И только неподалеку того места, где Пенелопа провела весь день, предаваясь размышлениям и читая письма, кусты как-то предательски зашевелились и чьи-то зоркие глаза проводили нашу героиню, пока она не скрылась из виду.

ГЛАВА ІІІ. Гостьи прошлого

Пенелопа вошла в холл и направилась в небольшую столовую, где уже был приготовлен изысканный обед. Она прибыла туда одновременно с сестрой и даже немного огорчилась, что оказалась вовремя. Джулия грациозно уселась на стуле, учтиво предоставленном для нее лакеем, тщательно расправила пышные складки своего платья, она так изящно и немного пренебрежительно взяла в руки ложечку и с самодовольной ухмылкой начала нахваливаться маменьке:

— Ах, через несколько дней бал, сколько же сил я приложила для приготовления к этому событию. Я раздавала самые, казалось бы, простейшие указания, которые хорошая прислуга должна знать наизусть. Старушка Нола уже не справляется со своей работой, пора ее уволить, — хотя уже с месяц она была избавлена от старухи-горничной, но периодически с раздражением вспоминала свое прежнее недовольство ею.

— Мое дитя, я согласна с твоими разумными речами, и совершенно недавно поделилась этими мыслями с твоим отцом, в ответ я получила довольно резкий выпад и полнейший отказ увольнять Нолу, пока она сама не пожелает уйти на покой.

— В таком случае, мне придется терпеть ее до смерти.

Пенелопа расхохоталась, на что у Джулии удивленно приподнялись брови:

«Почему ты смеешься?» — про себя задавала вопрос девушка, но не решилась произнести это вслух.

— Пенелопа!? — удивилась мать. — Что это за поведение?

— Нет, матушка, я дала себе зарок сидеть тихо, но последние слова моей сестры возмутительно рассмешили меня, — оправдалась Пенелопа, оттирая слезы, потом добавила: — я-то считала, что Джулия переживет Нолу.

— Конечно, переживу, — возмутилась Джулия, — я о ее смерти говорила.

— А мне показалось, будто о своей, — хихикнула Пенни, подтрунивая над сестрой. Она принялась медленно намазывать жирный паштет на ломтик белого хлеба и лукаво посматривала на сестру, но та только скривилась и отвернулась.

— Ах, знаешь доченька! — вмешалась миссис Эсмондхэйл, решив переменить тему. — К Трендам приедут Мэлоны — очень богатая семья, родом из Бедфорда.

— Мэлоны? — удивилась Джулия — Никогда о таких не слышала.

— О, миссис Тренд как-то раз проговорилась, что у Мэлонов денег куры не клюют. Мистер Джордж был очень скупой и прижимистый человек, они никогда не держали в доме больше, чем двух горничных и одного лакея, кухарку и прачку. Конюх исполнял роль кучера и даже самостоятельно чинил экипажи. Никогда у них не было балов и званых ужинов. Их дети учились дома, причем учила их — сама миссис. Старик был так скуп, что не пожелал выделить дочери приданое, дабы та могла спокойно выйти замуж. А когда его не стало, все вздохнули с облегчением. Его сын, слава Богу, удался в мать и то огромное богатство, что он унаследовал, спокойно разделил на несколько частей. Но, даже третья часть — это весьма солидное состояние. Он нанял больше слуг, правда из тех, которые служили еще при жизни старика, никого не уволил.

— А он родовит? — спросила Джулия.

— Нет, к сожалению, этим они похвастаться не могут. Его дед был коммерсантом, но весьма удачливым в делах. Он накопил неплохое состояние примерно в тридцать тысяч. А его сын преуспел куда больше, но какой ценой!

— Фи, значит они нам не ровня, — заявила Джулия.

— Да, но миссис Тренд и миссис Мэлон тесно общаются. А ты знаешь эту Генриетту Тренд — она дама со светскими предпочтениями, и не будет звать к себе в дом, кого попало. Правда ее последний наряд, в котором она появилась у Вилсонов, был просто безвкусным…

«О, начинается…» — подумала про себя Пенелопа, уже продумывая пути к отступлению, то есть, поскорее сбежать от этой нудной беседы.

— А прическа Софии? — воскликнула Джулия. — Я бы себя устыдилась, появись я в таком виде перед такими людьми.

Пенелопа закатила глаза и покачала головой, эта угроза обещала затянуться надолго.

— Ах, знаешь! — вспомнила миссис Эсмондхэйл. — Генриетта упоминала о еще одной семье, приглашенной на бал.

— Тоже из коммерсантов? — нахмурила брови Джулия.

— Нет, это настоящая дворянская семья, но не слишком богатая.

— Значит они обедневшие? — расстроилась дочь.

— Ну, не такие уж… их состояние приблизительно, как у Пойтсов.

— Пойтсы — не намного беднее нас, — вставила словечко Пенелопа, — так что, те господа из нашего окружения.

Миссис Эсмондхэйл и Джулия поглядели на свою нерадивую овечку, но ничего не возразили.

После обеда они спокойно удалились наверх еще раз тщательно изучить свои наряды и посоветоваться на счет их улучшения. Пенелопа осталась внизу, рассматривая через окно затянувшее тучами свинцовое небо. Моросящий дождь хлестал всю ночь, а девушка лежала и раздумывала о том страхе, который испытала, уезжая из своего излюбленного места. Потом отбросила эту мысль, но поведение птиц и Капеланы все еще настораживало ее.

Утро наступило очень сырое и довольно прохладное. Но, это совершенно не мешало Пенни для ее прогулки. Сегодня она проедется окрестностями и внимательно все изучит. Возможно происшествие — лишь игра ее воображения. Может кто-то из охотников, но сейчас, же не сезон охоты, тем более она не слышала выстрелов. Ломая голову над этими вопросами, Пенелопа проехалась по окрестностям и даже побывала в примыкающей деревушке. Там она заскочила в булочную, где обычно толпилось много народу, но ничего интересного для себя не услышала, а ведь если что-то и случалось необычное, то местные сплетницы, бывало, через несколько часов уже обсуждали разные версии.

Прогуливаясь пешком, держа Капелану за поводья, она спокойно изучала местность. Бывала она здесь несколько раз в детстве, и теперь силилась припомнить обстановку и оценить новшества. Как вдруг услышала, что ее кто-то окликнул. Пенелопа повернулась и увидела женщину, которая ускорив шаг, направлялась к ней.

— Ах, барышня Эсмондхэйл! — воскликнула женщина и остановилась, чтобы отдышаться.

Пенелопа внимательно рассмотрела ее: на вид ей было около сорока-сорока пяти лет, среднего роста, хорошего телосложения, немного полновата, но это не бросалось так сильно в глаза. Темно-каштановые волосы, сплетенные в толстую косу, выглядывали из-под шляпки. Платье простого покроя, но очень опрятное и чистое. Черные глаза блестели от быстрой ходьбы, но добродушно улыбались. «Гусиные лапки» вокруг глаз немного проступали, а также мелкие морщинки около губ на схваченном загаром лице. Она улыбалась и очень радовалась встрече с Пенелопой.

— Барышня Эсмондхэйл, неуж-то, вы меня не опознали? — спросила она, пытливо разглядывая Пенелопу. — Вы так изменились, вы настоящая красавица, скажу я вам.

Голос уж больно был знаком, и Пенелопа, прищурившись, начала внимательно оглядывать женщину и искать ее образ в своей памяти. Потом после пяти минут усиленных раздумывания воскликнула: