И все это время, Джули и Пенелопа посмеивались над Софией и Самантой, каждый раз задевая их за живое. Отношения между сестрами наладились настолько, что Диана была взбешена подобной переменой в семье, ведь теперь младшая ее дочь все время проводила с сестрой. Сколько же всего интересного они узнали друг о дружке: оказывается, много чего между ними было общего, но из-за упрямства они не видели этого в упор. Правда Джулия все равно оставалась кокеткой, а Пенелопа насмешницей, но сил своих негативных качеств они обрушили против других.

Пенелопа заглянула в папку, и оттуда выпало письмо от Сюзанны, которое она еще не распечатывала. Внимательно рассматривая почерк, барышня не решалась его открывать, что теперь связывало их за то время, что они прекратили общение. Возможно, Сюзанна кичилась какими-то своими успехами или снова решила прочитать проповедь нерадивой подруге? А что Пенелопе до того, у нее теперь нормальные отношения с сестрой, есть Марианна и она даже отправила коротенькую записочку Милен, чтобы о ней не забывали в Летмонде. Но тут снова вернулось любопытство, которое ну никак не искоренялось. Джулия очень легко склеила конверт, поэтому распечатать его не составляло труда:

«Блекбёрд-хаус[15], близ Истборна

Сассекс,

25 марта.


Здравствуй моя дорогая подруга!

Знаю, что мое письмо несколько запоздало и извинения ничего не дадут, но я решилась написать тебе, надеясь на врожденное благородство твоей души и попросить прощение за годы молчания. Последний месяц пребываю в растерянном состоянии в связи с кончиной моей милой матушки. Ты же знаешь, что она имела на меня огромное влияние и даже после свадьбы оставалась моим советчиком и сверяла мое общение со своими вкусами и предпочтениями. Она не очень-то поощряла наше общение в начале, а потом и вовсе препятствовала ему, как могла. А теперь оставшись одна, я могу перевести дух и без тайных страхов возобновить нашу дружбу, если это еще возможно.

Муж мой — человек добрый и бесхитростный, я порой удивляюсь, как он так долго мирился с вмешательством моей матери в нашу семью. Но это натура его такова, что при любых обстоятельствах держится бодро и усматривает в худшем лучшее. Он сейчас меня очень приободряет, хотя порой его заявления вызывают мое негодование — „Матушка Тоулс теперь, как пить дать, читает наставления ангелам и святым, и видать католикам там живется несладко. Просто из лучших побуждений, что бы ты знала, что такое ад, она не переставала заботиться о тебе и после твоего отпочкования от родового дерева (Термин моего дорогого мистера Джонсона) и от ее крыла в особенности“.

К моему удивлению, он захотел с тобой познакомиться. Говорит — „…веселая особа, хочу с ней потолковать о всяких там вещах, я в школе тоже славился главным озорником и два преподавателя из-за меня покинули школу. А что, все должны периодически устраивать себе праздник, а если все время учится безвылазно в закрытых пансионах — он не удивляется, почему я такая, как пресный том энциклопедии“ (это все его шуточки, хотя я к ним уже довольно приноровилась).

Пенни, если ты меня простишь, я жду тебя в любое время года, поскольку мы не путешествуем и на сезоны никуда не выезжаем, а обитаем постоянно в Блекберд-Хаусе… Хотя муж мой и посещает один столичный клуб, где у него остались многие друзья, но это только чтобы поддерживать с ними общение, не более, а так мы очень консервативны в своих привычках, но гостей любим у себя принимать, особенно у нас летом хорошо…


Твоя Сюзанна Джонсон».

И тут же ниже было дописано наспех:

«…Кроме того у нас достойный выезд и мы периодически осуществляем всякие маленькие и неожиданные прогулки графством, например, пикники на природе.»

Казалось, что почерк уже не принадлежал перу Сюзанны.

Пенелопа сложила письмо, хотя оно и давало обильную пищу для ее размышлений и воспоминаний, она не готова снова предпринимать поездки: отец только что вернулся, возобновились их маленькие радостные послеобеденные беседы в библиотеке и кроме обычных историй о его молодых летах были еще и рассказы о Франции. Первые два года он прожил в маленьком городке Ле-пье на полуострове Котантен, затем в деревушке Исенкье, где речка Дув, объединяясь с рекой Том, впадает в залив Сены. Затем он решил не сильно заезжать вглубь страны и впоследствии прожил в Руане на Сене. По возвращению в Британию, ему довелось несколько месяцев ожидать в Лондоне, пока все его дела не были улажены. Он расписывал не так, как делала бы это дама, поскольку он не передавал все эмоциональные стороны рассказа, да и в то время эмоции его сводились к потере наследника, но достаточно, чтобы Пенелопа смогла в уме представить насколько прекрасна далекая Франция. Вечером весь ее досуг сводился к рассказам Джулии о столице, хоть острые моменты она не упоминала, зато с восхищением могла описать все дома, в которых ей довелось побывать и некоторые преобразования Лондона. Затем прогулки Беркширом, хотя пока дальше исторических окрестностей «Саннигама» (Восточного Беркшира) они не выбирались. Ее переписка с Марианной велась регулярно, скорое наступление весны привело почтенную миссис Саливер к мысли, что ее подруга должна еще раз отправится к ней, чтобы увидеть новую оранжерею, где теперь отныне обитают несколько лаймов. И еще более экзотические растения, и что садовник удручен и толком не знает как за ними ухаживать и о распланировке цветника, где даже малышка Дороти посадила свои фиалки. Пенелопа, по ее словам, обязательно должна приехать и посмотреть, а еще лучше посоветовать какие розы лучше посадить, и нужно ли сносить живую изгородь.

А поскольку теперь Пенелопа находилась в таком круговороте событий (включая турнир за первенство среди барышень Эсмондхэйл из Фортенхолла и барышень Тренд из Моулда), ей пока совершенно не хотелось встречаться с незнакомой ей женщиной, которую она запамятовала разве что девочкой. Устраняя свою оплошность, Пенни положила письмо в секретер и вышла с листом бумаги.

Джулия сегодня два раза оттирала руку от чернил, поскольку решила разом отписаться всем своим светским и деревенским подругам, после возвращения из Лондона. Первым она писала о том, как приятно провела вечера и благодарна за теплые приемы, и успокаивала всех сокрушающихся тем, что она так скоро покинула Лондон, что ее недостает. Хотя она была огорчена от новостей, которыми знакомые завалили ее: Руперт женился, во всех подробностях была описана свадебная церемония, и до чего же у него некрасивая старая жена. Некоторые девушки предположили — какая же бедняжка Джулия, полагая, что ее быстрому возвращению домой способствовали разбитые надежды (никто ж не знал о семейном разговоре). Вторым пришлось пересказывать все события сезона, отвечать на вопросы, что Руперт действительно приходится сыном падчерицы ее тетушки Файнел, и что хорошо иметь такую родню, фамилии коих упоминаются в газетах и посвящены им целые статьи, а не короткие заметки. Пенелопа на такую работу была неспособна, она не очень увлекалась эпистолярным письмом и все факты выкладывала кратче и проще. Проделав большую часть работы, Джулия начала жаловаться, что такая переписка ее утомляет (с чего старшая сестра заключила, что, скорее всего, очередная ее подруга хвасталась скорым замужеством), тогда как сама Пенелопа украшала новую совместную шляпку. Шляпка эта была благосклонно подарена Джулией, поскольку самой владелице она не подошла, велись долгие переговоры, прежде чем это сочли подарком, но с условием, что носить будут по очереди.

Дописав последнее письмо, мисс Джулия с облегчением позвонила в колокольчик и велела их немедленно отнести на почту. Тем временем дамы продолжили свой разговор уже в опочивальнях, где Джесси уже подготовила вечернее платье:

— Кто-то умер? — поинтересовалась сестра, взглянув на унылую Пенелопу.

Та подняла удивленные глаза:

— Нет! С чего ты взяла?

— Ты пропустила мимо ушей рассказ о Мориссоне, зная твою к нему неприязнь и постоянные высмеивания его недостатков, я заключила, что произошло что-то более грандиозное, поглотившее твое внимание.

— Есть у меня над чем задуматься, если помнишь то последнее письмо от Сюзанны, которое ты мне вручила, так вот, я его наконец прочла и взвешиваю, стоит ли погостить у нее.

— И за чем же дело стало? Ты не хочешь у нее гостить, но боишься обидеть, или же переживаешь, что отец не отпустит? — она во всем величии ее наряда и прически посмотрела на Пенелопу.

— Мы порвали с ней переписку, стоит ли теперь возобновлять знакомство?

— А ты сама как хочешь?

— Я не знаю, письмо написано уж год назад, возможно она моего ответа уже не ждет.

— А ты сообщи, что была в отъезде и потому ответить не смогла, потом спроси, стоит ли возобновлять ваше знакомство, затем подумай, какую пользу извлечешь… ладно, ладно, — Джулия отмахнулась от сестры, заметив порицающий взгляд карих глаз, — насколько тебе будет приятно общение с Сюзанной.

— Тогда я сейчас быстренько напишу ответ, — Пенелопа покончила с этим делом минут за десять, к чему чрезмерно удивила сестру, которая тратила около часу-двух.

— Мне бы так писать, — с досадой заметила последняя.

Не задавался ли читатель вопросом, почему Джулия не сокрушалась падением своей репутации? В этом ей помогло нежелание подлой Элисон открыть всю правду общественности. В целом, в этом плане сестрам Эсмондхэйл везло: Гембрилы в свете не появлялись, Майерсоны похоронили правду, выгораживая Руперта, за коим заметили увлеченность барышней. А все остальные сплетни сводились к смутным догадкам и тому, что баронет слишком строг и что он при всем своем богатстве и влиянии — самодур, который смотрит на всех с пьедестала своего величия. Про Элисон, при всей ее приятности и заигрыванию с обществом, опытные матроны уже давно сложили правильное суждение. Леди Файнел все же не отвергла сестру, хоть и злилась на племянницу. А Диана, оказавшись теперь наедине со своей гордостью, сообщила Эмме, что с сыном тогда похоронила все надежды на детей. Ее Фред был ангелом и Бог забрал его, а в Джулии она разочаровалась — дочери заодно с отцом.

В Беркшире сейчас только и разговоров было, что о свадьбе Софии Тренд и мистера Хьюба, дальнейшее обустройство молодой четы и незначительные мелочи: стоимость свадебного платья, приглашенные гости, перспективы Саманты….

Новое письмо Пенелопа получила спустя пять дней, Сюзанна сокрушалась, что написала не вовремя и оно не застало адресанта, а новый адрес ей был неизвестен, поэтому приглашение последовало еще настойчивее, ведь уже март, а с апреля по сентябрь у них очень мило, и что у них прекрасная конюшня, где множество породистых скакунов, а еще старшая дочь непременно хочет познакомиться с мисс Эсмондхэйл, так же как и мистер Джонсон.

— Скорее всего, в середине апреля я к ней отправлюсь, — заключила Пенелопа, макая перо в чернила, чтобы дать ответ.

Джулия дала свое согласие, заявив, что обязательно нужно пересмотреть все наряды, ведь нынешний сезон прошел в холодно-голубых и нежно-фиолетовых тонах и былая помпезность платье убывает.

— Тебе нужны новые платья, что-то такое легкое из муслина, светлое и с васильками.

Было решено послать за швеей.

— Ты думаешь, они столь взыскательные люди?

— Возможно нет, раз столицу они не посещают, но ты должна показать себя презентабельной леди, особенно перед миссис Джонсон. Хозяйки всегда немного кичатся перед гостьями, если у тех нет подобающих нарядов.

— Марианна не кичилась… — о миссис Саливер младшая сестра была наслышана.

— Ты же говорила, что она и так популярна в своем графстве, поэтому ей-то и незачем лезть из кожи вон.

Оставалась сообщить отцу, чего Пенелопа опасалась, но в первый же вечер подробно пересказала о письме, о подруге и о визите.

— Ты же недавно уже отлучалась, — негодовал мистер Эсмондхэйл, не желая ее отпускать, — а с кем же я буду беседовать в твое отсутствие?

— Я уеду ненадолго, — оправдалась дочь.

— Так не годится, — заключил он.

— Отец, — вмешалась Джулия, становясь в защиту сестры, — я думаю, что Пенелопе нужно отлучиться и погостить у подруги, и к тому же, больше месяца она все равно не пробудет, а если и так, я вполне могу ее заменить.

Отец как-то странно взглянул на младшую дочь, во взгляде его мелькнуло раскаяние, заговорил он спустя минуты три, да и то, как бы, размышляя:

— Хорошо, хорошо, милая, я и не думал, что тебя это может заинтересовать, крошка Пенни она же у меня с детства такая слушательница, а ты…

— И не сомневайся, я давно хотела… тебя об этом попросить.

Еще одна сцена сплочения семьи удачно проложила новую стежку, но сердце Дианы в очередной раз было жестоко разбито. Теперь она снова начала скорбеть об утрате сына, будто потеряла его только вчера, старая рана зияет, как и прежде.