Эрика Легранж - Перемены неизбежны

— Я польщен, — он улыбнулся и предложил ей заглянуть в Белстон-холл, если у нее появится такое желание. Она выразила свое согласие.

— Впрочем, там вы не увидите пока ничего интересного, кроме досок, рулонов шпалер, гипса, побелки, известняка и банок с красками, моя цель провести вас сквозь весь хаос и показать вид с крыши, чтобы вы могли полюбоваться истинно прекрасной панорамой.

— Всенепременно.

Сейчас Пенелопа была довольна созерцанием природы: они расположились в саду, где старые деревья укрывали их от ветра и солнца. Здесь шум их не беспокоил, если не считать голосующих мистера Джонсона, детей и птиц. Пока веселый отец, запуская змея, уподобился своим чадам, миссис Джонсон расставила все угощенья, разложила книги и свою рабочую шкатулку и предалась более спокойному наслаждению дня погожего поздней весны. Пенелопа же решила пройтись боковой аллеей, посмотреть на пруд и огромный парк, а также предпринять путешествие на крышу особняка. Генри сопровождал ее, куда бы ей ни захотелось пойти:

— … если повезет, то к следующему году, я намерен здесь поселиться окончательно и заняться делами поместья, у меня пока пара арендаторов, поэтому земли по большей части запущены и гуляют, но при правильном руководстве, думаю, их станет значительно больше. На прошлой неделе, например, я уже договорился с тремя зажиточными фермерами, которые хотят обзавестись перспективными угодьями, да и сам планирую стать земледельцем, выращивать скот и пшеницу. В наше время это становится все престижней…

— Вы правильно поступаете, как жаль, что все пришло в такой упадок.

— Спасибо, да мне предстоит немалый путь становления на ноги, но я рад тому, что не имею никаких долгов, и имя мое не числится ни в одной кредиторской книге…

— Миссис Гембрил как-то упоминала о вашей жизни, на мой взгляд, вы поступили хоть и опрометчиво, но благородно…

— Опрометчиво? — он крайне удивился и разволновался.

— Убежав из дому и подвергнув жизнь различным опасностям.

— А-а, вы об этом. Не спорю, что молодость я разменял не как подобает джентльмену, хотя это принесло мне не только опасности, но и обогащение. Но ныне я намерен вернуть былую репутацию нашей семье и благородной фамилии Мартин. Жаль, что не так достойно, как мне хотелось….

— Земледелие вас не очернит, а все ваши «доброжелатели», коих у многих хватает, пусть говорят что хотят. Я уверенна, что друзья у вас всегда найдутся, а репутация уже подпитывается более благородными начинаниями и скоро полностью восстановится.

— Но совесть моя тоже не так чиста и теперь хочется исправить все зло, что натворил по глупости не так давно, хотя тогда я мог оправдаться разве что безысходным отчаянием, изнурявшим меня днем и ночью, и это был единственный шанс… — он умолк, с горечью поглядывая на собеседницу.

Она тоже взглянула на него, но только с удивлением и продолжила:

— Все в ваших силах…

— Вы добрее, чем должны быть… — ответил Мартин, — преступление мое и злокорыстие снедают меня еще пуще, и я должен приложить большие усилия, пусть даже это отнимет у меня здоровье или жизнь, чтобы попытаться сделать добро человеку, которому до того делал только зло.

— Вы кого-то убили или ранили?

— Нет, физически я никак не притронулся к нему, но даже так, я сломал этому человеку жизнь, чтобы добиться своего.

Пенелопа вздрогнула от мысли, что все это относиться могло к его другу Гембрилу, который якобы пострадал и все такое, и чтобы подтвердить свои догадки она спросила:

— Значит, этот человек доверял вам, а вместо этого, ему было причинено зло и обманом ввергнут в какую-то неприятность?

— Вот именно.

— И что же вы будете делать, чтобы исправить все?

— Каяться и пытаться загладить вину, только пока не знаю как стать полезным для этого человека.

— Мне кажется, проще всего напрямую предложить дружескую помощь и поинтересоваться в чем нуждается оскорбленный друг.

— Но я не знаю, как подступиться к этому человеку, потому как внешне ничем не выдает свои печали и беды, лишь чуть бледнее, чем прежде и много серьезнее, а еще молчит.

— А он знает о вреде, нанесенном его жизни?

— Точно не берусь утверждать, но неужели этот человек не догадывается вовсе, неужели не скажет себе — все несчастья, постигшие меня, несправедливы.

— Так станьте ему опорой, помогите ему.

— Если он ее примет…

Тем временем, они через чердак взобрались на крышу. Пенелопа подошла к парапету и залюбовалась полуденным пейзажем, залитым солнечными лучами, облаченным в весеннюю свежесть и молодость. Она постояла так несколько минут, в течение которых ее никто не тревожил, придавая значение малейшим забавным мелочам, каждому незначительному очагу чарующей естественности: пруд скрылся от посторонних глаз под ивами и лилиями, деревья заслоняли разросшийся розарий и цветник, поля поросшие бурьяном, ожидали деятельных рук, рабочие постройки — ремонта, а сам дом — хозяина. Подымаясь сюда, барышня заметила десятерых рабочих (хотя на самом деле их куда больше), наводивших лад в здании. После этого им еще предстояло привести в порядок и самый захудалый сарай и ограждения.

— Вы знаете, мистер Мартин, я думаю, что человек вы неплохой и ваш друг, попавший в неприятную ситуацию, должен быть более снисходителен, поскольку может оказаться тоже повинен в чем-то, как и вы, навлекая неприятности на других, и не задумываясь об этом.

— Мой друг, если можно его так называть — хороший человек и он, насколько мне известно, никому вреда не принес и знающие его люди с детства о нем отзывались хорошо.

«Возможно, просто вы не все знаете», — подумала барышня, подавляя в себе горечь и желание высказаться о «добром» его друге.

Спустя полчаса они вернулись к остальной компании и конечно же румяное лицо Пенелопы и улыбчивость Генри были замечены зорким взглядом, поскольку стеклышки лукаво поблескивали поверх газеты до самого вечера, а довольство Джонсона и того дольше — его предчувствия всегда сбываются. Сюзанна была в этом плане более бесхитростна, она встретила возвратившуюся парочку замечанием, что все интересное они, конечно же, пропустили.

— Папа нашел заячью семью, — пояснил маленький Эдвин.

— И мы кормили диких гусей, — многозначительно добавила Бетти.

— Я очень рад, что вы находите этот край интересным для себя, — заявил довольный Генри, — когда я поселюсь здесь, предпочитаю, чтобы это вошло в традицию и паломничество совершалось из года в год. Кроме того, устроить ежегодную рыбалку и охоту.

— О да, а если в этом доме появится еще и милая спутница жизни, тогда старина Чарльз и госпожа Сюзанна будут приезжать сюда еще охотней, — лукаво добавил Джонсон.

Подсаживая Пенелопу в экипаж, Генри как-то торопливо ее поблагодарил за все:

— Теперь я стану для моего друга ангелом-хранителем и в этом вы мне помогли, мисс Эсмондхэйл.

Пенни не могла не улыбнуться на это милое заявление, но оказавшись в экипаже и скрывшись из его виду, не смогла уже скрыть и проступающую горечь. Друг Генри не слишком и заслуживал приобрести такого ангела-хранителя.

Вечер сулил новую встречу с ним, поскольку Джонсон полчаса уговаривал друга съездить к себе в коттедж. Мистеру Мартину дозволено было разве что переодеться и снова вернуться в их компанию. А если Чарльз Мэдиссон Джонсон чего-то желал, то добивался этого любыми путями. Вот и новый повод поговорить о том и сем (вернуться к разговору о друге Пенелопа уже не желала, ибо самообладание на этот счет ее подводило). А общие беседы сегодня сводились к впечатлениям, оставив истории только четвертую часть.

— Ох, и славненько я набегался, — молвил довольный Джонсон, — как приятно порой тряхнуть стариной.

— Ты не такой старый, тебе только тридцать два, — заметил мистер Мартин.

— Вот то-то и оно, что мне уже тридцать два и я не могу, как прежде, наслаждаться присущей тебе молодостью, дружище.

— Я на семь месяцев тебя старше, — возразил Генри, — так что, кто тут действительно старик, так это я.

— Ошибаешься, ты еще зелен, друг мой, несмотря на семь месяцев тебя старивших.

Генри лишь ухмыльнулся на такое дружественно-дерзкое заявление.

— Мисс Эсмондхэйл, фея очей моих, — обратился Джонсон к даме, — славно ж мы сегодня погуляли, надеюсь, поездка принесла вам только приятные впечатления.

— Впечатления у меня остались самые радужные, ваш край шиповника и дроздов пленил мое воображение.

— О да, он так прелестно благоухает, — добавила Сюзанна, закончив вязать шарф и предложив что-нибудь почитать.

— Милая моя женушка, все на твой выбор, публика у тебя самая, что ни есть благодарная, в моем лице уж точно.

— Право же, Чарльз, я не знаю, может посвятить этот вечер поэзии. Я знаю наизусть пару небольших стихотворений Поупа — «Умирающий христианин — своей душе» и «Человеку посвящен»[21].

— Наизусть! Милая моя, да ты натолкнула меня на мысль прочесть нашим друзьям одно наше небольшое сочинение.

— Неужели то?

— Да, да…

Это было совместное стихотворение четы Джонсонов, которое они сочинили еще до замужества и периодически вспоминали его, ностальгируя:

Да, мой милый, я с тобой,

В душе радости прибой,

В сердце трепетном — любовь,

На устах моих покой,

Да, мой милый, я с тобой.

Ах, голубка, будь со мной,

Будь мне верной и родной,

Сердцем свят тебе одной,

Вверь же мне и свой покой.

Да, мой милый, я с тобой,

Забирай меня с собой,

Увези в свой дом родной,

Хоть на света край другой,

Да, мой милый, я с тобой.

Ах, любовь моя, я твой,

Сколько ж суеты пустой,

Если я вдруг не с тобой,

Там где ты — мне дом родной.

— Незатейливо, но от чистого сердца, — молвила Сюзанна, хотя гости заверили ее, что написано восхитительно и при их исполнении ничего не могло побудить неприязнь.

— Мы были тогда очень молоды, но каждое мгновенье вспоминаем так же сладостно, — добавил растроганный Чарльз.

Затем миссис Джонсон взяла томик хорошей поэзии и они вдвоем углубились, выбирая чтобы еще такого красивого почитать, а Пенелопе выпала минутка перемолвится парой фраз с Генри, и она решила расспросить его о дружбе с Джонсоном:

— Мистер и миссис Джонсон видимо из тех людей, которые быстро приобретают друзей.

— Чарльз — премилая душа, госпожа Джонсон — сердечная женщина. Мне хватило часу хорошего общения с ними, чтобы понять какими мы станем прекрасными приятелями.

— Стало быть, вы не с детства водите дружбу с мистером Джонсоном?

— Нет, к моему сожалению, отец был не таким человеком, который знает и общается с соседями, а моя тогдашняя жизнь — сплошная суетность…

— Но я рада, что вы остепенились и теперь находите среди соседей себе друзей.

— Мартин, дружище, я вижу, что ты стал совсем как перышко, но будь милостив, спустись на пять минут на землю и послушай вот эти строки… — Пенелопа не на шутку разозлилась на мистера Джонсона, хотя тот что-то кивал своей жене и со своим собеседником больше не заговаривала.

Человеку посвящено

Известен всем, но Богу лишь знаком,

Он мнит себя царем и знатоком.

Меж двух миров он прозябать привык,

В хорошем — плох, в ничтожестве — велик.

Он так умен, что верит, как слепой,

Он слишком слаб — поскольку горд собой…

То грозен, то спокоен невпопад,

Немного зол, наполовину свят!

Не ведает: кто — дух он или зверь?

Рожден — умрет. Талантлив — для потерь.

Невежествен, поскольку в мыслях он

То недалек, то слишком углублен.

Всё не решит никак он, что избрать:

Животный грех, иль Божью Благодать.

Стремиться вверх и падает легко,

Хозяин всех вещей и раб всего.

Заблудший, он лишь Истине судья —

Насмешка, свет и тайна бытия…

Мистер Джонсон, живя в основном у себя в поместье, все же порой выбирался в Лондон и посещал столичный клуб, где состояли многие его старинные друзья. Так он отдавал дань обществу, жертвуя неделей-другой. В былые времена Сюзанна его сопровождала, но теперь он отправился один:

— Дорогой, — отозвалась жена, — мне тебя будет не хватать.