«… Они меня все равно не поймут, они желают мне добра…»

Часто проскакивала тоска по родному дому, рассказы о сестренках, которых Фред любил и потому маленькая Пен и Джу могли безнаказанно рыться в его вещах.

Спустя два года замкнутому мальчику удалось подружить с таким же «бунтовщиком в себе» и пребывание в классных уже не так утомляло. С такой точностью брат расписывал свою жизнь, он так долго хранил в себе фразы, ощущения, воспоминания и бумага стала его единственным слушателем.

Затем Пенелопе помешали:

— Вот ты где, — Джулия бесцеремонно ворвалась в комнату, а с ней ее горничная неся дюжину платьев, лент и перьев. Сестра успела лишь спрятать дневник под подушку и прикинуться утомленной. Она не желала сейчас двухчасового пребывания с Джулией ибо последняя фраза, на которую взглянула мельком, показалась ей настолько ошеломляющей, что во что бы то ни стало нужно было вернуться к рукописям.

— Я не заберу у тебя много времени, — запротестовала младшая сестра, — вот только мне нужно с тобой посоветоваться какие наряды упаковать, а какие оставить тебе и нашим соседушкам, — последняя фраза ее позабавила, ну, конечно же, Саманта и Эллин непременно возьмут ее платья, поскольку те настолько красивы и модны, что даже София не позволит себе такой роскоши, некоторые самые блеклые уже достались Джесси и двум кухаркам, парочку отойдут Пенелопе на память, матушке она пожаловала свою шаль, а старшим ученицам благотворительной школы при пасторате — целую корзинку красивых безделушек, шляпок, платочков и вязаных вещей. Джулия уже ощущала себя важной дамой, а все важные дамы непременно занимаются благотворительностью, и не скажу, что тем девушкам эти вещи были бы столь необходимы, но, не имея ничего толком своего, они, конечно же, будут рады такому подарку. Пенелопа нервно смыкала свои манжеты, пересаживалась с места на место, со всем соглашалась, все одобряла, лишь бы сестра поскорее оставила ее одну, а одиночество избавит ее от мук любопытства. Старая тетрадь завладела ее мыслями и желаниями, так и хотелось мимоходом взглянуть туда, но потом придется отвечать на бесчисленные вопросы Джулии, а это еще невыносимей, а ведь голова просто кипит от нетерпения. «Если уж человек чего-то хочет, то рано или поздно будет этим владеть», — так было написано в одном из деловых журналов или газет, которые читал отец, вот и Пенелопа (с врожденной непоседливостью, но приобретенной степенностью) осталась одна, когда сестра, излив свои тщеславные планы и упиваясь важностью предстоящих событий, вспомнила, что совсем забыла, как обещала выйти на прогулку перед ужином, а потому матушка ее уже ожидает в вестибюле. Парад платьев был закончен, горничная, будто фея из шелковой страны «Трех чудес», с грудой красивый вещей понеслась вслед за своей хозяйкой.

«… Постепенно моя дружба с Итоном перестала быть просто дружбой», — эта самая фраза прочно укоренилась в мозгу, не вылетая, пока взгляд не коснулся этих строк вновь.

«… Понимание наших сходств и противоречий давало нам пищу для разговоров, мы могли просто посмотреть на одну и ту же вещь, и наши мысли совпадали. Итон не любил „мертвые языки“, не раз называя их убийцами времени, я же придерживался мнения, что они являют собой Abstractum pro concreto[26], либо же Iners negotium[27],но мы не хотели подводить родителей, поэтому все равно проводили вечернее время, просиживая над учебниками, но тем не менее бунтуя в себе о бесполезности такого занятия.

Еще его тянуло к морским пучинам; не то, чтобы он стремился получить знания военно-морской науки какого-нибудь адмирала, но скажем — морского геолога. Я же в свою очередь любил посещать галереи, хотя спросите меня о том, чья рука изобразила картину, я не смогу отличить кисть мастера и ваяния прилежной школьницы. Итона это забавляло, он говорил, что мне нельзя становится оценщиком, ибо умельцы обязательно проведут меня, как наивную старушку в базарный день. И тогда я понял, как важна для меня его поддержка и одобрение, без наших разговоров, я иссякал, как личность. Наш выбор сходился во многом, мы старались не разлучаться, а если нужно было, частенько вели переписку и довольно емкую, я рассказывал все: самые мои интересные письма были о семье, у Итона не было сестер и потому я подробно описывал Пен и Джу, какие они у меня; мы частенько обсуждали милых крошек, размышляли, какое будущее ожидает каждую. Итон видел Пенни великим реформатором, а Джулию знатной лондонской леди в фешенебельном доме, а я лишь желал им счастья, неважно кем станут две мои сестры, лишь бы не были их души изранены, а чувства подавлены».

От этих слов Пенелопа заплакала, как желал им счастья Фредерик, но сам так и остался несчастен. Дальше его отношения с Итоном уже не были столь платоническими, содомизм считался грехом и позором, но брат тяготел к мужчинам, вернее к одному — Итону Престу. И вот они (после поступления в Кембриджский университет, куда поступили по воли родителей) сидели у окна и разговаривали, в аудитории не было никого, за окном погожий летний день, облака, проплывающие по небу, не могли препятствовать игре солнечный лучей на лицах молодых людей. За завтраком они выпили вина, их настроение улучшилось, и вдруг Фредерик…

«… в тот момент я ощутил себя таким отстраненным от этого мира, наполненного условностями и прочей ерундой, мои чувства к Итону заиграли с новой силой, я видел его самым красивым человеком на свете, каждый его изъян был дороже мне всех моих добродетелей, он улыбнулся, а я приблизил свое лицо, чтоб ощутить этот смех на себе, но губы мои непослушно прикоснулись к его… он удивился, я покрылся румянцам стыда, или это вино пробиралось к моему мозгу, а он не ожидал подобного поворота. Мы отвернулись, и между нами впервые повисла неловкая пауза, моя душа тогда кипела, я пару раз взглянул на него, пытаясь выяснить, что творится в его душе.

— Знаешь, — сказал он мне, — почему-то рано или поздно такое случается, если сильно сходишься с человеком, хотя большинство испытывают платоническую любовь и им необязательно…

— Ты не должен оправдываться, я сам виноват, — но тогда сердце защемило от жгучей боли. Всю ночь я бродил по комнате, а утром мы едва поздоровались, поскольку к Итону приехали родные и забрали его у меня на целую неделю. Я и сам вернулся домой, хотел на несколько дней, но остался….»

Пенелопа нервно переворачивала листки, в которых тревога и боль, отчаяние и ожидание. Итон предложил встретиться Фреду неподалеку его поместья в Хэмпшире, это был домик лесника или арендатора, там они могли поговорить наедине, и Фред ожидал этого разговора:

«— Я долго размышлял о том… поцелуе, — заговорил Итон, нервничая, — знаешь, хотя наша привязанность настолько крепка, но мы мужчины, в себе уверенность питаю, с барышнями целоваться — да без проблем, знать приемлемые пути к мадам, которые не откажут — приветствую, а содомизм считается невозвратной потерей репутации.

После этого Итон утешал меня очень искренне, я соглашался с ним, но был мертв. Уже тогда я ощутил себя холодным бренным телом, ведь наша дружба прекратилась, обычные приятельские отношение мой мозг не хотел воспринять. Что ты такое, когда ты ничто? Моя последняя ночь, я писал страстное послание к Итону, я отправлю его с первым поверенным, чтоб оно прибыло ровно в восемь, когда лакеи смогут передать его лично в руки моему другу, я знаю, что тогда все уже будет кончено, и мне безмерно жаль моих родных, особенно отца, я знаю, какие чаяния он возлагал на меня. Но что я такое, когда я ничто? Я верю, что мои сестры с лихвой оправдают надежды родителей, а их сын — такой мягкий и доверчивый — пусть уйдет в прошлое, ибо нет ему места в этом мире, как и всегда не было, свою душу я вручаю Богу и его справедливый рок пусть будет мне наказанием, и пусть мне не суждено взойти на небеса, но свой порок я унесу с собой и ничто не сломит репутацию Итона… Они меня все равно не поймут, но я желаю им добра…»

— Фред, ты ошибался, мы могли бы тебя понять, мы любили бы тебя даже таким, — она бросилась на кровать и пролила самые горячие слезы, ох как многого она не замечала. В эту минуту в комнату вошел отец, Пен постаралась поскорее спрятать свою находку и вытереть слезы, но мистер Эсмондхэйл и сам пришел сюда в скорби:

— Я знаю, как нам его не хватает, дочь моя, мне особенно, он был так молод, и жизнь ему сулила еще столько лет здравия. Но он ушел…

— Отец, а ты никогда не задумывался о том, почему он умер.

— Я знаю, почему мой сын покинул этот мир, спустя неделю после похорон ко мне явился его друг и рассказал о любви Фредерика. Тогда я чуть не убил того юнца, но со временем понял, что Фредерик не был частью этого света… и то что ты прочитала в его дневнике вероятно (я наблюдал как ты его нашла) доказывает мою правоту. Я не знал своего сына тогда, хотел видеть его продолжением меня и потерял… и чуть не потерял дочерей, вторую утрату я бы не пережил, и теперь мне столько нужно, чтобы исправиться, но к сожалению, времени уже нет: вы выросли и вот-вот разъедетесь.

— Отец, мы всегда будем с тобой, наша любовь к родителям никуда не делась, я страстно желаю, чтобы миссис Эсмондхэйл меня простила и полюбила, а Джулия… я уверенна, что она вас тоже не забудет…

— Да, мы все делали порой ошибки, и все за это поплатились.

После венчания, перед тем как сесть в карету, она подошла и горячо обняла и отца, и мать. Мистер Эсмондхэйл одобрительно кивнул ей в ответ, он принял ее счастье, он уверен, что Генри будет лучшим мужем и достойным человеком.

На этом, пожалуй, можно роман и закончить, но автор захотел уладить еще одно дело, пока это возможно.

ГЛАВА 10. Примирение

Брестон-холл принял новую хозяйку, которая внимая энергии мужа, и сама постаралась придать этому дому уют. Вот они сидят в столовой, мило беседуя о своих соседях и друзьях. Пенелопа счастлива, она может, как и прежде язвить и лукаво улыбаться в зеркале, но у нее есть еще одно важное занятие — любовь, которой она посвящает большую часть времени. Генри безмерно счастлив оттого, что сумел заслужить ее оправдание. Приносят почту, они вместе раскладываю письма, и делятся своими мыслями по поводу приглашений на обеды и милой записочки от мистера Джонсона, в которой лукавый прадобрей выражает пригласить молодую чету к себе на чай.

— Он будет ликовать, — Пенелопа многозначно улыбается.

— Ну, мы же доставим ему такую приятность, пусть думает, что это его рук дело, — Генри подмигивает ей, в его руке оказывается небольшой конверт, он долго изучает адресата и не спешит открывать.

— Это от кого?

— От дяди.

— Ты написал ему, что женился на мне, открывай же побыстрее, я так хочу услышать его приговор.

— Даже боюсь это делать, ты же знаешь, насколько он вспыльчив…

— Меня не удивит даже самое едкое замечание, жаль, что он не прибыл на свадьбу.

Генри распечатывает конверт, Пенелопа садится ему на колени и застывает в предвкушении мнения Кроссела:

«Что ж, для меня это стало полной неожиданностью, Генри. Хотя если вы свели тесное общение в Сассексе, то это могло случиться, надеюсь, ты рассказал о своем подлом плане, не хочу выступать полным негодяем в ее глазах, а ты — пушистым кроликом, я противился, так ей и скажи (тут Пенелопа еле сдержала смешок, просто на мгновенье она представила доктора Кроссела пушистым пасхальным кроликом, ее глаза красноречиво выдали ее веселость, и Генри тут же заразился этим настроением, тревога канула бесследно). А так, я рад за вас, желаю ей всех благ и счастья, а тебя предупреждаю, хоть немного сделаешь ей больно, хоть каплю горечи, и я тебя найду и устрою трепку за все твои авантюры, на сем прощаюсь, твой дядя Кроссел».

— Он как всегда премил, ты знаешь, мне его не хватает. Генри я думаю, раз уж он не захотел к нам приехать, мы можем навестить доктора, не обременяя присутствием.

— Ты предлагаешь поселиться в гостинице?

— Нет, на время снять домик напротив, владения моей дорогой Марианны, я думаю, она нам не откажет. Будем посещать доктора за ужином, а еще я лично хотела бы подыскать ему помощника, а для Милен нанять какую-нибудь поденщицу, старушка тогда сможет больше отдыхать от забот.

— Ну что же, твои решения благородны, моя дорогая, погостить у дяди месяц-два самое лучшее выражение моей благодарности и твоей доброты.

Генри тут же решился написать дяде, но Пенелопа остановила его, предложив приехать без предупреждений. Их карета подъехала уже под вечер, предупрежденные слуги сразу же занесли багаж, кучеру заплатили целый соверен, от чего тот так обрадовался, что предложил свои услуги в любое другое время, но молодая пара отказалась, аргументируя тем, что в ближайшее время поездок осуществлять не будут.

— Интересно, как он воспримет наш маленький сюрприз? — раздумывала Пенелопа, приходя в себя, после долгой дороги.