— Сережа… Я все тебе расскажу. А сейчас не спрашивай, хорошо? Сейчас мне трудно будет тебе ответить.

— Ладно. Но если он тебе угрожает, или еще как-то достает…

— Нет, Сережа, он мне не угрожает. Во всяком случае, не физически.

— Мама… Что?! Что? Он все-таки достает тебя?

— Нет, сынок, он просто ворошит мое прошлое.

— Я его…!

— Нет, он больше не появится. Мы вчера переговорили, и теперь он не появится больше. И вообще, закрыли тему. Чем сегодня заниматься будешь?

— До вечера у Борьки позанимаюсь, а вечером… — парень замялся, — Вечером хочу пойти в кино с ребятами.

Майя сощурилась, чуть склонив голову:

— С Леной?

Сын зыркнул на мать из-под бровей, улыбнулся и признался:

— Ага.

— Ну-ну, давай. А я, пожалуй, уборкой займусь, генеральной… — она оглядела дом, который и так сверкал чистотой, но мысль о генеральной уборке казалась удивительно удачной, и женщина кивнула своим мыслям, — Да. Генеральной.

Сытый Василис, облизывая усатую морду, взгромоздился обратно на подоконник, и, собираясь заснуть для лучшего усвоения пищи, подумал:

— Занимайтесь, чем хотите, только меня не трогайте.

Майя Михайловна садистически потрошила шкафы, в которых, в общем-то, и так царил образцовый порядок, и старательно боролась со слезами. Она молодец. Она прогнала его вчера. Прогнала. Единственного мужчину, которого любила в своей жизни. Молодец. Вот так.

* * *

Марченкову было тесно в гостиничном номере, он вышел на улицу, пройтись, подышать воздухом. Множество мыслей распирало голову, снова подумалось, что он как волна бьется в скалистый утес. Бесцельно. Бессильно. Безрезультатно. Надо дождаться Алика. По разговору с другом Влад понял, что тот приедет, как только сможет. Сколько ему времени понадобится, чтобы приехать? Как пережить это вынужденное ожидание?

Он сам не заметил, как ноги принесли его к Майкиному дому. Обнаружив себя там, мужчина мрачно усмехнулся, теперь вся его жизнь вращается вокруг двух обитателей этого дома, прямо как Луна вокруг Земли, Луна — это теперь точно про него. Оставалось только присесть на скамейку в сквере и время от времени посматривать на ее окно. Местные косились на подозрительного типа, но сквер-то общественный, сидеть в нем все имеют право.

Майя заметила его, случайно выглянув из окна кухни. Замерла, поглядев пару минут. Он сидел, опершись локтями в колени и опустив голову на руки, взгляд опущен в землю. Мужчина словно что-то почувствовал, стал поднимать голову, Майя тут же опустила жалюзи, скрывшись за ними. Встречаться с ним взглядом ей не хотелось. Настроение испортилось снова, пришлось с досадой признать, Влад просто так не уберется. Зло выдохнула и отошла от окна. Еще энергичнее занялась домашней работой, стараясь отвлечься. Больше всего ее бесило, что под всем тем слоем неприязни, которую она сквозь наплывающие слезы старательно в себе культивировала, вспыхнула радость оттого, что он здесь, что не ушел, когда она его прогнала. К черту!

Влад видел, как дернулись жалюзи в ее окне. Вздохнул. Не хочет его видеть. Он посидит еще, все равно идти никуда не тянет, некуда идти.

* * *

Документы у Алекса Беспольского были в порядке, не так давно ездили на похороны Нелькиной бабушки в Питер, так что выехать он сможет быстро. Неожиданно натолкнулся на несогласие жены. Высказанное с утра решение ехать в Россию было воспринято ею как нелепая блажь. Что значит, развивать бизнес? Марченков нашел удачное место вложения средств? Что он мог найти, этот неудачник, он только туда приехал? Откуда известно? Ей все известно. Что? Ему нужно ехать? Зачем? Зачем такие расходы? Ему нужно? Нет. Он никуда не поедет.

Тогда Беспольский впервые воспротивился и ушел, хлопнув дверью. Нелли была поражена, он никогда не делал ничего ей поперек, он никогда не предпринимал подобных необдуманных действий, он…

Кончилось это тем, что Нелли ночью сидела на кухне в слезах и усиленно думала, что же могло случиться, что ее муж ни с того ни с сего засобирался в Россию.

Может, Беспольский и не замечал, но она его любила. Да, не с первых дней, но постепенно Нелли прикипела к нему душой. Сначала он ей нравился, и она хотела его для себя, не смотря ни на что. Его аристократичный интеллектуальный вид, речи, манеры — все нравилось. В отличие от своей сестры Роксаны, которая кроме себя ничем не интересовалась и подобными вещами не заморачивалась, Нелли знала, что ждет ее лощеного красавчика на месте. Знала, что ему придется забыть о своих высоких планах и вкалывать, как папа Карло. И ей было даже больно видеть, как ему тяжело, во что превратились его холеные руки, не говоря уже о самооценке. Чувство вины за это она ощущала. Но. Она готова была ему помогать, тащить его на себе, если хотите, стать ему опорой. Вот из этой смеси влечения, ревнивого собственничества, некоторого духовного родства, чувства вины и желания помочь выросла любовь. Он всегда был её. Её!

А теперь он вдруг берет и уходит, хлопая дверью. Сердце женщины было разбито. Оставалось только напиться, а потом с утра обзвонить всех родственников, своих и его, оставшихся в России, чтобы получить более или менее внятную информацию. Ну, в чем-то муж прав, для развития дела обстановка благоприятная, можно съездить посмотреть, прикинуть. Но к чему такая спешка? Почему он вдруг сорвался вслед за этим своим дружком Владом? Она помнила тот ночной звонок, после этого звонка ее муж стал сам не свой. Если с бизнесом и с родственниками все в порядке, тогда в чем же дело?

Нет… Не может быть… Неужели у него… Это из-за женщины…

Сейчас она сопоставила, у него тогда, перед отъездом, был какой-то роман…

Когда к обеду навестить мать домой зашла дочь Эмма, уже два года жившая отдельно, ей представилась кошмарная картина. Мама в распахнутом халате с потеками косметики на лице сидела в кухне, накачивалась виски и рыдала пьяными слезами. Дочь даже присела от изумления. На ее вопрос о причинах такой скорби, мать, икая и всхлипывая, рассказала что знала, а также, что подозревала о поведении их мужа и отца. Дочь отнеслась к ее измышления с недоверием:

— Не выдумывай, наш папа не такой. Я ни за что не поверю, что он хочет тебя бросить.

— Ааааа… — рыдания продолжались, — Ты не знаешь…

— Ма! Ты тоже не знаешь, а говоришь! Короче, бери билет и тоже поезжай!

Да здравствует молодое поколение, выбирающее пепси! Потому оно генерирует революционные идеи!

Нелли тут же оживилась. Да, она поедет! Уж она там за ним проследит! Шаг вправо, шаг влево — расстрел на месте!

Эмма взглянула на мать. Ну вот, теперь она снова на себя похожа, глаза блестят, плечи расправлены. Несгибаемая, решительная мама. А немного встряски только полезно для их с отцом отношений. Здорово, что она так любит папу, подумать только, лететь из-за мужика на другой конец земли… Эмма мечтательно вздохнула. Поехать что ли, проконтролировать все лично?

* * *

К вечеру Майя, наконец, присела, чтобы оглядеть плоды своих трудов. Дом сверкал чистотой, да, выходной потрачен с пользой. Вот только не отдохнула совершенно, а завтра опять на работу. Сережа собирался в кино со своей девушкой, обещал вернуться не поздно. Молодость, молодость… А они с Василисом посмотрят телевизор. Потом Майя вышла в кухню, с опасением косясь на жалюзи, закрывающие окно, и разозлилась. Что, теперь прятаться от этого типа, что ли? Резко отдернула жалюзи и взглянула вниз. Скамейка была пуста, злость как-то сразу сдулась. Она сама не знала, что хотела там увидеть, но почему-то вдруг стало грустно.

А Влад сходил в гостиницу, переоделся, полежал немного, нет покоя, нет сна, вернулся опять к ее дому, по пути заглянул в ларек за пирожками. И здравый смысл, и Минздрав, и просто инстинкт самосохранения предупреждает, что в таких вот пирожках вместо мяса положено черти что. И что есть их — может быть расценено как попытка самоубийства. Но для Марченкова это был дивный, ностальгический вкус, вкус его молодости. Теперь он расположился в сквере с пакетом и, рассеянно оглядывая прохожих, жевал один пирожок за другим.

Майя, проходя по кухне, рефлекторно бросила взгляд на скамейку — сидит. Застыла, скрестив руки на груди. Нет! Ну это ж надо! Сидит, жует пирожки. Делать ему, что ли нечего, кроме как ей глаза мозолить? Фыркнула в сердцах и ушла в комнату. На подоконник влез Василис, поглядеть, что там хозяйку беспокоит. А, опять этот тип. Кот повернулся к улице задом и задремал.

Оставшись в комнате одна, женщина присела на диван, надо было упорядочить мысли. Во-первых, ей придется сказать Сереже, что Марченков его отец. Не хотелось, но она не имеет права промолчать. Парень взрослый, сам будет решать, надо это ему или не надо. А во-вторых… она даже не могла подумать, не могла себя заставить коснуться этой темы. Ей было страшно. Вдруг Сережа оставит ее и уедет с отцом. Майя сказала себе, что надо быть мужественной, что будет то и будет. В сына она верила, но страх… Страх сдавливал горло…

Она скажет. Сделает это завтра.

* * *

Марченков просидел в сквере дотемна. Все надеялся, может, выйдет она или сын. Хотел поговорить. Придется прийти завтра, завтра они точно выйдут. А еще лучше будет пойти в институт, там их, пожалуй, проще найти. Он встал со скамейки, отправил пакет от пирожков в урну и пошел к себе, спать.

Сережа вернулся домой к половине одиннадцатого, мама Майя в обнимку с Василисом спали на диване, под негромкое журчание телевизора. Он подошел к матери, поцеловал ее, разбудил и отправил спать. Завтра с утра ей на работу, а ему на занятия. Кот недовольно потянулся и тоже перетек в мамину спальню. Сережу очень беспокоило состояние мамы, молодой человек видел, что ей плохо и неспокойно, но не знал, как помочь.

Глава 11

С утра Владислав Марченков отправился в Университет. Еще вчера выяснил, где у какой группы лекции, и значит, наиболее вероятно встретить сына. Сына. Сердце странно сжималось и начинало колотиться в груди.

Повезло, группа ребят стояла ну улице и Сережа среди них. Марченков подошел поздоровался, разговоры сразу стихли. Он обратился к сыну:

— Сергей Михайлович, я не ошибся?

— Нет, — процедил сквозь зубы Сергей Михайлович, не скрывая своего негативного отношения.

— Не могли бы Вы уделить мне немного времени?

Первой реакцией было послать этого мутного дядьку далеко и надолго. Но Сергей сдержался. Потом подумал, раз этот тип чем-то достает мать, надо узнать его поближе и поговорить с ним по-мужски, чтобы не портил ей жизнь. Поэтому, преодолевая неприязнь, кивнул соглашаясь.

— Пошли.

— Я мог бы отпросить Вас с лекции…

— Не надо.

Они отошли недалеко, но достаточно, для того, чтобы поговорить наедине.

— Что вам надо?

— Есть разговор…

— Я спрашиваю, что вам надо? За каким чертом вы нас преследуете?

— Я же говорю… есть разговор…

— Послушайте, — Сергей раздражался все больше, слушая, как этот взрослый мужик что-то мямлит, — Будете приставать к моей матери, пожалеете.

— Я…

— Будете ее нервировать, я за себя не ручаюсь! Вам ясно? Я спрашиваю?!

— Сережа…

— Вам ясно, что я сейчас сказал?

— Сережа… Я твой отец…

Влад не ожидал, что эти слова вот так сорвутся с его языка, просто мальчик был настолько негативно настроен, так напирал на него. Он хотел сначала подготовить почву, потом постепенно подвести его к этой мысли, а теперь… Теперь он с замиранием сердца, не дыша, ждал, что тот же скажет в ответ.

Сергей с полминуты смотрел в сторону, качая головой, потом расхохотался. Потом, наконец, повернулся к Марченкову и выдал:

— Мне все равно кто ты. И где ты был все эти двадцать лет.

Влад вскинулся что-то сказать, но Сергей остановил его взглядом.

— Мне все равно. Я тебя не знаю, и знать не хочу.

— Пойми! Я ничего не знал о тебе! — вскричал в сердцах Влад.

— Ничего не знал обо мне?! — сорвался на крик Сергей, — А о ней ты тоже ничего не знал?! О моей матери?! О ней ты тоже ничего не знал?!

— Знал… О ней я знал… — прошептал мужчина.

— Знал он! Ты двадцать лет не вспоминал о ней! Заделал ей ребенка и свалил! И двадцать лет не вспоминал! Словно ее нет на свете!

Марченков вздрагивал от этих криков, самое ужасное, что и ответить ему было нечего. Сергей внезапно успокоился, взял себя в руки, потому что на них начали обращать внимание:

— В общем так, будешь доставать ее, будешь иметь дело со мной. Еще раз увижу, что она из-за тебя плачет, тебе не сдобровать.

— Она плакала…?

Молодой человек смерил взглядом взрослого мужчину, как неполноценного, и покачал головой: