Не. Выдержит. Им нужно поговорить, девушка никак не могла понять, что случилось, почему он так резко изменил к ней отношение. Что послужило причиной? Пусть скажет, пусть объяснит, что она сделала не так. Пусть…

Нина решила, если Артем не появится завтра, пойти к нему домой.

Ночью встала мать, потушила свет, забрала из рук спящей Нины тетрадку, укрыла ее, погладила по волосам. Жалко ей было Нинку до слез, Серафима Петровна махнула рукой и отвернулась, глядя в окно и думая, что невозможно уберечь свое дитя ни от ошибок, ни от страданий. И нет тут никаких рецептов, это просто жизнь. Жизнь и всё.

***

Десятиклассница Лариса Самойлова жила довольно вольготно и заниматься могла чем хотела. До тех пор, пока хорошо училась и не ее выходки тревожили мать. А мать тоже жила своей жизнью. Отец у Ларисы вечно был в командировках. По полгода, а то и больше. Вроде как военный, точно этого не знал никто, но деньги мужик привозил большие. В общем, в отсутствие отца они с матерью нос в дела друг друга не совали, это была некая негласная договоренность.

Лариса их сегодня не ждала, но, увидев парней, не расстроилась. Быстренько позвонила подружке, та быстренько подтянулась. И вот небольшая вечеринка с бутылкой вина (девчонки сказали, что пить не будут, завтра с утра дополнительные — подготовка к экзаменам в разгаре) и танцами в темноте состоялась ко всеобщему удовольствию. Артем ушел с подружкой Ларисы, а Черный остался посидеть еще.

— Ну что, как дела на любовном фронте? — спросила Лариса.

На что Черный ответил не сразу, закурил. Лариса продолжала смотреть на него, слегка прищурившись.

— Будет наша, — выдал он наконец, раздавив окурок, и встал.

— Уходишь? — голос у девушки был нейтральный.

— Да.

Больше она ничего спрашивать не стала, она вообще была умная девчонка. Только вот беда в том, что Андрей Ковальчук по кличке Черный ей нравился, но увы, она была ему безразлична.

***

Тащиться домой к Ларкиной подружке Артем не стал. Все состоялось в парке на той скамейке, что поглубже в кустах. Там как раз фонари не горели. Видимо, народ позаботился, чтобы было прибежище для гуляющих парочек, которым срочно требуется уединение. А потом молча проводил ее до дома и так же молча ушел. Ему не нужно было от той девчонки ничего, просто несколько минут забвения, что он и получил. Зато, когда забвение прошло, вернулся противный осадок.

Домой Артем шел еще более мрачный и подавленный, чем был до того. Но одна здравая мысль все же пришла ему в голову. Так дальше жить нельзя, надо что-то менять. Не просто потому что он чувствовал себя несчастным. Просто потому что он чувствовал себя еще и грязным. В последнее время слишком много чего в его жизни случилось.

Нина в его жизни случилась. Снова.

Снова перевернула весь его мир.

И как в прошлый раз, сладкое вмиг превратилось в горечь.

Не вмиг, конечно, но пока бездумно наслаждаешься счастьем, все замечательно. Все становится плохо, когда настает момент что-то решать.

Вообще-то говоря, он был себе противен. Но и обида Нинку, которая вовсе не плакала там без него, была неожиданно сильной. Больно. Горько. За что? Зачем?

***

Тяжело быть подростком, в этом возрасте все переносится так остро, так трагически. И так прекрасно. Зато и воспоминания оставляет самые яркие, на всю жизнь.

Накануне вступления в настоящую жизнь, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый, трудно осознать меру ответственности за свои поступки, представить себе последствия на много лет вперед. Потом, став взрослыми, мы понимаем, что какие-то вещи, смертельно ранившие душу в 16 лет, на самом деле яйца выеденного не стоили, и теперешним умом все воспринимается иначе.

Но тогда, в юности…

глава 8

На занятиях Нина весь день была как на иголках, еле высидела. Обычно… раньше, когда они встречались, Артем звонил ей почти сразу после уроков, и они встречались. Когда у него, когда в парке, но чаще всего у нее. Телефон молчал уже третий день. Молчал с того дня, вернее с той ночи. Она пробовала звонить сама, но там или не брали трубку, или, если брали, то отвечала мать Артема. И отвечала она, что его дома нет.

Заставить себя выйти из дома и пойти к нему было страшно тяжело. Но и удержаться, не ходить было невозможно. Невозможно. Невозможно…

***

Одно из горьких воспоминаний, из тех, что оставляют в душе рубец на всю жизнь.

С трудом заставила себя войти в его подъезд. Артем жил на 9-том этаже, она всегда поднималась по лестнице. И сейчас тоже. Наверное, чтобы оттянуть момент встречи.

А ведь совсем недавно бегом бежала, душа пела от радости…

Удивительно, как быстро превращается лестница к счастью в дорогу на эшафот.

Перед самой дверью мужество оставило Нину. Пришлось долго уговаривать себя нажать на кнопку звонка, она спускалась на пролет ниже, снова поднималась, подходила к двери, опять спускалась по ступенькам.

Вдруг соседняя дверь отворилась, вышла женщина. Звук подействовав на Нину как выстрел.

— Девушка, вам кого?

— Мне… мне, — руки сами потянулись к звонку, ее накрыла паника, — Все в порядке, спасибо.

Тетка пожала плечами и захлопнула дверь. Нина позвонила еще раз, даже не зная, на что надеясь. Сердце колотилось как бешеное.

Дверь открылась. На пороге стояла мать Артема, Любовь Викторовна.

— Здрасьте, Любовь Викторовна, — промямлила Нина, едва дыша.

Матери Артема в это время дома обычно не бывало.

— Здравствуй, Ниночка.

— А… Артем дома? — выдохнула девчонка.

— А? Нет. его нет.

Видимо, ее потерянное личико вызвало у женщины сочувствие. Мама Артема оглядела Нину и проговорила:

— А ты, Ниночка, заходи. Подождешь, пока он придет.

— Спасибо, Любовь Викторовна, — Нина покраснела от волнения и прошмыгнула вслед за ней.

Надо сказать, что матери Артема Нина нравилась куда больше остальных лохудр. Нормальная домашняя девчонка, неиспорченная. Не наглая. Да и влияла она на сына положительно, вот правда в последнее время…

Они устроились на кухне пить чай, но Нина все прислушивалась, не откроется ли дверь. За разговором прошло чуть меньше часа, Нина почти уже отчаялась, но тут раздался звук открывающейся входной двери и одновременно голос Артема:

— Мать, ты что, дома?

— Да, взяла отгул.

В ответ раздалось невнятное хмыканье. Нина была ни жива, ни мертва, сердце колотилось, ее заливало каким-то обжигающим холодом от волнения, она вышла в прихожую.

***

Конечно же, он заметил ее обувь, как только вошел. И вид ее туфель, стоявших в прихожей выбил его из равновесия. Он тоже задыхался от волнения и какого-то давящего чувства, вернее предчувствия перед неприятным разговором.

Парень много думал эти дни. И больше всего вчера. Так бывает иногда, вроде жизнь течет и течет в одну сторону, а потом вдруг словно кто-то рубильник переключает. И все, больше в эту сторону никакого движения нет, только наоборот. И в этом "наоборот" девочки Нины не будет. Так будет правильно.

Почему он решил прервать отношения с Ниной?

Прежде всего Артем доходчиво объяснил это самому себе.

Потому что, продолжи он те отношения, рано или поздно, она его все равно предаст. Откажется от него.

Откуда такая уверенность?

Оттуда. Два года назад она поиграла им и без объяснений бросила. Он потом год собирал себя по кусочкам. И сейчас, стоило заговорить о том, что любовь надо доказать, пошла на попятный. Артем знал, что имеет власть над ней, что она его хочет, но видать не настолько, чтобы…

А, плевать. Заканчивать с этим надо.

С другой стороны, что он может ей предложить сейчас? Парень осознавал и это тоже. Не ко времени их эта любовь, а играть в жениха-и-невесту не имел никакого желания. Не для него это. Ей оно может и нравится, целоваться да миловаться, а ему эти игры уже в печенках. Как есть получалось, что пора разбегаться.

И на сей раз последнее слово за ним будет.

***

— Привет, — выдохнула Нина.

— Привет, — хмуро пробормотал Артем и направился в свою комнату.

Нина пошла за ним. Он не глядя на нее, бросил сумку на кровать, отвернулся, а Нина прошла к подоконнику. Этот подоконник был ее любимым местом, приходя к Артему, она всегда устраивалась там.

Артем закурил, он всегда курил в комнате, а Нине это почему-то нравилось, нравилось смотреть, как он держит сигарету, как затягивается. Даже дым не раздражал. Она что-то начала говорить, но Артем ее прервал.

— Нам не надо больше встречаться.

— Что? — застыла Нина, внезапно побледнев.

— Что слышала.

— Что? Это ты из-за того… да? Это была дурацкая проверка, да?!

— Не болтай ерунды.

— Я же сказала, если тебе так хочется…

Он не дал ей закончить, и, приблизив к ней лицо, прищурился и проговорил:

— Нужна ты мне… — и пошел красочный рассказ о том, сколько у него разных девчонок, что он с ними делает и как.

Нина обомлела. Это было ужасно. Она всегда подспудно подозревала, что рано или поздно этим кончится. Но когда вот так…

— Давно надо было тебя послать, — проговорил Артем, затушив сигарету.

Ох, как тут Нину прорвало…

— Да пошел ты! Пошел ты! Ты!!! Я тебя пожалела просто!

Артем только язвительно ухмыльнулся, мол, себя жалей, отошел в сторону и отвернулся. И тогда она вдруг собралась. Откуда только взялись силы.

— Пока, — сказала Нина, спрыгивая на пол, — Счастливо оставаться!

Артем обернулся на ее шаги, чтобы увидеть улыбку. Сейчас Нина улыбалась. Даже если бы ее заставили умирать долго и мучительно на его глазах, по капле выдавливая кровь, она бы улыбалась. Лишь бы он не видел, как ей больно.

И от этой ее улыбки ему было мучительно больно.

Ушла.

Ну вот… Он сделал все как хотел. Как надо. Он победил.

Победа… победа?

Из прихожей донеслись голоса:

— До свидания, Любовь Викторовна.

— Уже уходишь, Ниночка?

— Да.

Артем сел на кровать, вцепившись руками в волосы, и затих. Он был раздавлен ощущением пустоты и потери.

***

По улице она шла улыбаясь. Правда, иногда все же срывались слезинки. В груди… будто сердце клещами выдрали, а вместо него насыпали раскаленных углей.

Но ничего, она переживет. У нее стержень.

А он… тот, кого она любила… он подлый предатель.

Подлый предатель. Подлый.

Ничего. Все путем.

Домой влетела и сразу бросилась на кровать. Не рыдать, нет. Не станет она рыдать. Ни за что! Ни за что!!!

Рыдания душили ее, а горькие, жалящие слезы текли из глаз.

Это был первый урок.

***

Потом Нина успокоилась. Вернее, смогла заставить себя не чувствовать. Запереть боль внутри.

Надо было привести себя в порядок к приходу матери. Не хватало ей еще объяснять, чего она вся зареванная. Мать и так в последнее время донимала бесцеремонными расспросами. Вид в зеркале был ужасный, пожалуй, лучше всего будет искупаться. Да, точно, пусть вода все смоет.

Нина мылась и мысленно проговаривала то, что он сказал, то, что она ответила или что могла бы ответить. Это снова и снова отбрасывало ее в самую гущу самоистязания.

Нет. Довольно. Больше слез не будет.

Горячая вода, почти кипяток. От нее кожа покраснела и скукожилась на пальцах. Пора вылезать. После купания глаза все равно были припухшие, тогда Нина решила накраситься. Вообще-то, она глаза не красила, но самое время начать.

Да, пора начать жить заново. Всем назло. Ему назло.

Пришла с работы Серафима Петровна. Ей одного взгляда на дочь было достаточно.

— Нина… — только начала мать, как зазвонил телефон.

Звонил Черный, звал пройтись. В другое время Нина бы отказалась, лучше бы с дворовыми ребятами посидела, но сейчас…

— Хорошо. Где встречаемся?

Он слегка опешил, даже не ожидал, что девчонка так быстро согласится. Думал, начнет ломаться, как обычно.

— На том же месте, у входа в парк. Давай… через двадцать минут.

— Давай, — она отбилась.

— Куда собралась? — встревожилась мать.

— Гулять, — отрезала Нина.

Выглядела дочь решительно и мрачно, Серафима Петровна не стала ничего больше спрашивать, сказала только: