— Но они могут еще раз собраться весной и все-таки прийти в Валаборг, — заметил Вестмар. — И потребовать пересмотра условий.

— Да, но тогда у них за спиной будут висеть уже данные нам обеты, и они будут чувствовать себя нарушителями слова. Это ослабит их еще до разговора. А если они и правда соберутся, то у нас есть в запасе неплохой способ.

— Это какой же?

— Самое простое — собрать всех вместе, напоить пивом, а потом поджечь дом! — вмешался Гуннульв. — После этого уже некому будет возмущаться!

— Не обязательно сразу прибегать к таким суровым мерам! — слегка поморщившись, сказал Хрёрек онемевшим ладожанам. — Мы просто заставим их обратить свой пыл и свое оружие на другого врага! Причем более сильного. Самых смелых убьют, а самые умные предпочтут примкнуть к тебе, Деллинг, чтобы не быть перебитыми по одиночке.

— Но где я возьму такого врага? — изумился Деленя.

Хрёрек усмехнулся, и на его лице ясно читалось: какое же ты еще дитя, хёвдинг Валаборга!

— Да разве мало на свете морских конунгов! — воскликнул Хакон. Будучи моложе Делени, он, однако, с ранней юности ходил с отцом в походы и хорошо понимал эти дела. — И разве трудно завлечь одного из них сюда? Я хоть сейчас парочку назову, что только и ждет намека, где кого пограбить можно.

— Да и не нужно хлопотать, — заверил Велем. — Они еще помнят Игволода, который Вал-город разорил. У них у многих там родня была, и, как полон продавать булгарам везли, они видели.

Разговор происходил в одной из чудских изб-пертей, возле очага в яме посреди земляного пола. Под крышей устраивались только вожди: Хрёрек с Хаконом, Вестмар со Стейном, Велем с Доброней, Деленя и Миронег, старший сын Творинега, которого тот послал со своей дружиной. Спали в основном на полу, но зимой само наличие стен и крыши, а также дымящего очага было благом. Остальные ночевали прямо на снегу, на пышных подстилках из еловых ветвей, возле костров, которые разводили во множестве и поддерживали всю ночь. Каждый день небольшой отряд посылался на охоту, чтобы обеспечить дружину мясом. В день одолевали до трети обычного перехода, поэтому ловцы с добычей к вечеру успевали догнать основные силы. У чуди, выказавшей покорность, не брали ничего, кроме оговоренной дани. Но и Домагость оказался прав: в нескольких кюлях, где ловцам не везло с добычей, им вместо шкурок отдавали лишних людей. Как правило, это были овдовевшие бездетные невестки, но иногда и подростки-сироты, и тогда стоимость раба засчитывалась за дань со всего поселка, смотря по его размеру, иной раз и за несколько лет вперед. Полученных невольников пристраивали к походному хозяйству: рубить дрова, поддерживать огонь, разделывать добычу, тянуть волокуши, ловить рыбу по ночам.

Селянина «стая», как и положено молодым «волкам», двигалась впереди основной дружины. Не обремененные лишним грузом, они шли на лыжах по верхнему гребню высокого берега. Почуяв впереди дым и завидев жилье, они обходили поселок по широкой дуге со стороны леса, отрезая его от реки, и рассыпались, таясь за деревьями. Иной раз они натыкались на свежий след от полозьев или лыж, уводящий от жилья в чащу: многие пытались спрятать половину домочадцев, увезти запасы мехов или что-то из наиболее ценной домашней утвари, укрыть скот. Чудины при посредничестве варягов торговали мехами уже не первое поколение, и в некоторых больших родах завелись даже серебряные чаши и сердоликовые бусы. Наткнувшись на такой след, «волки» шли по нему и отыскивали, как правило, маленькую охотничью заимку, где и сидели беглецы. Несколько раз их, не зная, сколько людей идет позади, встречали стрелами и топорами. «Стая» понесла потери: три человека было убито, в том числе бедняга Будец, не вовремя высунувший любопытный нос из-за щита и получивший стрелу в глаз. Зато у тех, кто пытался оказывать сопротивление, забирали, кроме всех имеющихся мехов, по одному человеку в рабство и по одному — в залог.

Давно позади осталась Юрканне, уже совсем не заметная под нападавшим снегом. Если не знать, что здесь была кюля, то и не догадаешься. Только весной, когда снег растает, обгорелые остатки пертей снова покажутся на берегу.

— Что ты думаешь делать потом? — как-то спросил Селяня у Пето, когда они вечером сидели у костра. — Ты ведь остался один в своем роду. Ты не вернешься… туда? — Он неопределенно мотнул головой назад, понимая, что в Юрканне возвращаться особого смысла нет.

— Я возьму с братьев Тарвитты выкуп за всех погибших и заведу свое хозяйство. — Пето уже все продумал. — И женюсь. Но не сейчас. Через несколько лет. А пока буду в дружине. Но если все-таки кто-то остался… — Он не разрешал себе особо надеяться. — Тогда, конечно, мы найдем новое место и будем жить, как прежде. Я возьму сестрам в мужья «домашних зятьев»,[37] чтобы нам не пришлось разлучаться, и наш род скоро снова станет сильным.

— Хорошо, если они согласятся, — хмыкнул Селяня. Он сам не пошел бы в «домашние зятья» к Пето, как бы сильно ему ни нравилась Ильве. — Ведь их род может оказаться слишком высок для этого.

— А я поищу себе зятьев попроще и из родов победнее, чтобы они охотно признали мое главенство за то, что я стану их кормить. — Пето, как видно, тоже кое-чему научился у Хрёрека.

Через несколько дней пришли вести, которые весьма обрадовали Пето и обнадежили его побратимов. В одной из кюлей им сказали, что в Ротко появились молодые рабыни.

— Ох, какая трудная жизнь у нас в последние годы! — причитал старейшина, Пуро-ижанд. — Мы сами питаемся одной похлебкой из ершей, боги забыли нас! Всю зиму мои сыновья валили лес под пал, но урожай был такой худой! Наших трех коров задрали волки, и теперь у меня всего скота — Клюква на болоте, Брусничка в бору да Земляничка на пригорке.[38] Моя жена умерла, и за домом некому глядеть…

— И мыши вылакали все пиво, — окончил Деленя. — За умершую жену платить дань не надо. Говоришь, ты и сыновья? Кто еще есть в доме?

— Больше никого! Мои сыновья не женаты, у них нет детей, а сейчас они в лесу на лову. Когда они вернутся, мы отдадим вам их добычу, если она, конечно, будет! Но с добычей в этом году так плохо, говорят, что нойды племени бепси[39] переняли к себе всю дичь, а наши леса оставили пустыми!

— Не женаты? — отозвался Селяня. Он вел большую часть переговоров, поскольку хорошо знал язык чудинов. — Бедный ты старик, и дети у тебя никудышные — не могут ни сосватать, ни украсть себе жен! Но тогда почему у вас в доме целых девять ложек?

— Ложек? — Старик в недоумении вытаращился на него.

— Точно! — Селяня кивнул на Терпеня, которого посылал проверить избу. Тот стоял перед дверью, держа целую россыпь деревянных ложек, причем все были промасленные и пообгрызенные. — Если вас только четверо, для кого еще пять? Или ты не знаешь, что если держать в доме лишние ложки, то ими из вашего котла будет есть лембо?

В хлеву действительно не пахло свежим коровьим навозом, и теснились там под берестяной крышей лишь четыре козы. Но если хитрый Пуро и отослал домочадцев пересидеть в лесу, чтобы не платить лишних куниц, то убрать лишние ложки ему в голову не пришло.

— Мои бедные дочки! — Пуро скривился и попытался заплакать. — Их было у меня четыре, но одну я отдал замуж, две пропали в лесу, а еще одна умерла, несчастная, от непосильной работы после смерти матери!

— А их ложки ты сохранил на память и нередко окунаешь их в похлебку и кашу, чтобы не скучали! Глупый ты старик, не называй умершими живых людей, ведь боги все слышат! Расплатиться шкурками тебе дешевле обойдется. А если шкурок нет, то отдай нам одну дочку, откупишься за… — Селяня быстро прикинул численность обитателей поселка, — за восемь лет! Иначе нам придется забрать тебя, а твоей стоимости хватит всего-то года на три.

— Хорошо быть богатым и сильным! — снова запричитал старик. — Вон, Лахья из Ротко, потерял младшего брата, а взамен получил четырех молодых девок! Братьям Вало и Вихели дал по новой жене, себе взял еще лучше! Они могут отдать рабынь и больше ничего не платить еще десять лет! Но ведь у них много людей и сильных мужчин! Они могут отнимать у своих врагов что хотят! Не всем же такое под силу! Удивительно, что сыновья Йолли еще не пришли сюда, чтобы забрать моих дочерей!

— Постой! — оборвал его Селяня. — Это Туори-лапси, люди из Ротко? Братья погибшего Тарвитты? Ты сказал, у них появились молодые рабыни?

— Да, они отомстили за Тарвитту и привели молодых рабынь.

— Сколько? Кто они, как их зовут? — в нетерпении воскликнул Пето.

— Их три или четыре. Имен я не знаю, откуда мне? Йолля меня не приглашал в гости.

До Ротко теперь оставалось всего несколько верст. Пето готов был бежать туда прямо сейчас, на ночь глядя, а Хрёрек подозвал к себе Селяню и Стейна.

— Я предлагаю вам взять этого юного финна и идти с ближней дружиной вперед, — сказал он. — Как я понял, в том роду имеется около десятка мужчин. Значит, ваших людей хватит, чтобы одолеть их.

— Почему ты хочешь, чтобы это сделали мы? — Селяня пристально посмотрел на него сквозь отросшие белесые волосы. — Почему нам такая честь?

— Во-первых, потому что этот парень имеет право на месть, а вы — его побратимы.

— А во-вторых? — спросил Стейн, не сомневаясь, что «во-вторых» имеется.

— Во-вторых — если мы покажемся сразу всем войском, они могут струсить и согласиться на все наши условия.

— А ты этого не хочешь? — Селяня знал, что Хрёрек не так прост, но сразу не понял, что у него на уме. Стейн понял, поэтому промолчал.

— Таких людей нужно истреблять, — пояснил датчанин. — Непокорных, склонных к своевольству, мнящих, будто они вправе сами судить и наказывать. Не стоит их принуждать к покорности, которую они так не любят. Рано или поздно они попытаются сорваться с привязи, да еще и других утянут за собой. Это сейчас соседи не любят их, потому что завидуют, но если у них у всех появится общий сильный враг, такие люди выбьются в вожаки, и все пойдут за ними. Лучше сразу уничтожить их: мы избавимся от заботы и других научим, что дружить с нами гораздо проще и спокойнее. Ты понимаешь?

Селяня кивнул.

— Я знал, что ты поймешь. — Хрёрек одобрительно улыбнулся. — Ты смышленый парень.

— Я тоже считаю, что не стоит их оставлять в живых, — добавил Стейн. — Иначе Деллинг будет вынужден рассудить их тяжбу и окажется в сложном положении. Я уже думал об этом. Ведь Пето первым совершил беззаконное убийство. А поскольку он теперь — наш человек, а мы — в дружине Деллинга хёвдинга, то получается, что убийство Тарвитты совершил хёвдинг! Как только до этого додумается кто-то еще, пойдут нехорошие разговоры.

— Но Тарвитта убил отца Пето! — с удивлением возразил Селяня.

— Он убил его на поединке, и старик сам взял в руки оружие. Сидел бы смирно, если уже не в силах поднять топор. Можно опираться только на смерть той первой женщины, старшей сестры Пето. Если удалось бы собрать свидетельства, что она умерла из-за плохого обращения с ней мужа, то можно требовать возвращения ее приданого и выкупа за ее смерть — ведь он брал свободную женщину в дом, чтобы жить с ней, а не убивать ее. Но эта тяжба нам не выгодна. Примет хёвдинг на себя ответственность за Пето или откажется от нее — и то и другое будет выглядеть некрасиво. Так пусть лучше некому будет ее затевать.

— Из тебя выйдет дельный человек! — Хрёрек кивнул. — Твоего дядю можно поздравить с таким племянником.

— Я не знаю здешних законов, — ответил польщенный Стейн. — Но по здравому рассуждению получается так. Мой дед по матери был законоговорителем, и на тинге нам позволялось вертеться возле него.

— Ваш род так знатен? — Хрёрек уважительно поднял брови.

— Достаточно. Предок нашей матери, Трюггвард хёвдинг, заправлял всей округой не только при жизни, но и после смерти!

— У меня будет одно условие, — сказал Селяня, все это время думавший о чем-то своем. — Поскольку я и мои люди первыми подставляем головы под топоры, мы первыми выберем себе добычу в этом поселке. Пето заберет своих женщин и возьмет выкуп за тех родичей, кто убит. А если будет убит сам Пето… его женщины и выкуп достаются нам.

— Это справедливо, — согласился Хрёрек. — Но нежелательно, чтобы он оказался убит. Я примечаю, что он честолюбив и, кажется, не глуп. Со временем из него вырастет влиятельный человек, всем обязанный нам. Такие люди полезны. А его женщины и так будут в руках твоих людей, ведь без вас он ничто.

Стейн и Селяня вдвоем вышли из избы, собираясь проверить, как «стая» устраивается на ночлег. Уже темнело, вдоль реки горела длинная цепочка костров, слышался стук топоров и голоса. Где-то вдали дружно закричали — из леса появился Гремибор, старший брат Селяни, ходивший на охоту, и все побежали смотреть добычу. Было не очень холодно, падал редкий пушистый снег.

— Ты хочешь от него избавиться? — будто между делом спросил Стейн, когда они подошли к тропинке. — Так боишься сделаться «домашним зятем»?