— Что? — Стейн вытаращил глаза.

— Ты обручишься с ней от моего имени. Ты уже для этого достаточно взрослый. Жаль, что ты не женат, но жениться прежде родного дяди тебе было бы и неприлично. Хёвдинг согласен обручить тебя с ней, а ты должен дать мне клятву, что дальше соединения рук на хлебе не пойдешь!

— О, охотно! — пробормотал ошарашенный Стейн, который обладать Яромилой вовсе не стремился.

— Я и о тебе не забуду. Не сомневайся, ты получишь самую знатную и лучшую невесту, которую мы только сможем найти с нашими деньгами, родством и влиянием.

— Я… еще подумаю немного… — Стейн заприметил за деревом Велемилу, которая делала ему какие-то выразительные знаки глазами, но не подходила, пока он был занят беседой с дядей. — Все-таки… вдруг он соберется в волшебную страну, а мне прикажет его сопровождать? Он ведь будет моим конунгом!

Вестмар ушел к старейшинам, а Велемила немедленно подлетела к Стейну. Она уже все знала и просто горела от возбуждения.

— Что, твой дядя согласен? — сразу набросилась она на Стейна.

— Более чем! — Он округлил глаза, смеясь от мысли, что Вестмар, по сути, предложил ему при случае обручиться с Яромилой вместо себя. — А вот я — еще не знаю. Мне-то соглашаться на это, как ты считаешь?

— Само собой! Ведь Ольг останется здесь, и его дружина останется здесь! Насовсем!

— Не похоже! Он только в это лето уже наметил два похода!

— Но он же вернется! А жить он будет с нами, потому что Яромилу нельзя от дома далеко увозить. К осени он уж точно вернется. И ты вернешься!

Велемила горячо обняла его за шею обеими руками, будто наконец поверила, что ускользающее счастье можно удержать. Стебли и листья пышного венка лезли в глаза и щекотали кожу, и Стейн снял венок, бросил на траву и стал целовать ее, пользуясь полутьмой березовой рощи. Он согласился бы на многое, лишь бы не разлучаться с ней так скоро, лишь бы сохранить возможность быть рядом… А дальше видно будет. В конце концов, человек из конунговой дружины занимает место гораздо ближе к тому концу стола, где располагаются мужья воеводских дочерей!


Старейшины еще некоторое время сидели, попивая пиво и любуясь играми молодежи. Заметив, что Яромила поднялась из круга женщин, Одд конунг подошел к ней. Она держала на руках заснувшего Огника, и он взял у нее мальчика.

— Он уже слишком большой, чтобы ты носила его на руках, — негромко сказал он. — Лучше я сам его возьму.

— Нам пора домой, мы пойдем. — Яромила кивнула на Остряну, которая тоже встала, держа на руках своего младенца.

Ее старшая дочка, Дивуля, заснула на расстеленном плаще, и нянька-чудинка как раз готовилась ее поднять. Никаня со своей нянькой и двумя маленькими сыновьями ждала товарок.

— Я провожу вас. Столько прекрасных женщин не должны вечером ходить одни. — Одд улыбнулся, и даже недоверчивая Вышеславна, настороженно к нему относившаяся, не могла удержать небрежной ответной улыбки.

— Мне, кажется, удалось помириться с Вестмаром, — сказал Одд, когда они все вместе, неся заснувших детей, двинулись к дому. — Он согласился отдать мне своего племянника в дружину. Теперь мы можем не беспокоиться, что он вдруг кинется защищать свою честь и наделает глупостей.

— Ничья честь не страдала бы, если бы ты точно сказал, чего хочешь и чего нам ждать, — тихо ответила Яромила, пользуясь тем, что Вышеславна и чудинки не понимали северного языка.

— Зачем? — Хельги повел плечом, держа на руках ребенка. — Ты и так знала, что в течение трех лет я вернусь. Ты обещала мне сына, который вырастет славным и могучим человеком, и я обязательно должен был вернуться, чтобы посмотреть на него. И я знал, что ты будешь меня ждать. Нет моей вины в том, что я задержался.

Яромила помолчала, не желая обсуждать свои дела при Остряне, пусть та и не понимала их речи. У мыса они разошлись, невестки направились по своим избам. В воеводском доме было пусто: хозяева и челядь оставались у костров на луговине. Яромила быстро засветила лучину, показала Одду, куда нести ребенка. В последние годы у Домагостя так часто засиживались старейшины и гости, что для женщин и детей пристроили к дому еще одну клеть — ее называли «бабий кут» — и даже сложили там печку. Яромила отбросила одеяло со своей лежанки, Одд положил мальчика, и она стала стаскивать с сына поршни, чулочки и верхнюю рубашку. Руки у нее слегка дрожали. За все это время они впервые остались наедине, в пустом доме, и она вдруг разволновалась.

— С кем ты здесь спишь? — спросил Одд, осматриваясь.

— Обычно с сестрой.

— Почему она все еще не замужем?

— У нас не будет новой Девы Альдоги из старшего рода, если она выйдет замуж. Поэтому Вольга согласился подождать, пока подрастет ей замена.

— С его стороны это очень опрометчиво! — Одд усмехнулся со значением.

— Почему? — Яромила глянула на него, накрывая Огника одеялом.

— Она уже совсем взрослая. А рядом полно парней… например, мой будущий хирдман Стейн сын Бергфинна. Я видел только поцелуи, но не поручусь, что Вольгаст не получит в один день и жену, и готового ребенка. Этот Стейн не из тех, кто теряется. Зачем мне бы понадобился разиня?

— Ты видел? — Яромила встала и повернулась к нему. — Где, когда? Почему ты не сказал?

— Когда я добивался девы, на которую не имел права, никто никому ничего не сказал. Так почему я должен мешать другим? — Одд с усмешкой пожал плечами. — А ты правда не замечала? Ты все думала, что она маленькая? Это потому что ты видишь ее каждый день, а я не видел ее почти четыре года и сразу заметил разницу.

— Но это же совсем другое дело! Ее нельзя равнять со мной! Я была тогда свободна, и была купальская ночь, когда сами боги дают девам и женам детей, если хотят. Но Велеська обручена, и сейчас не Купала!

— И тем более я не хочу мешать моему будущему хирдману, что мне слишком скорая женитьба Вольгаста на твоей сестре ни к чему.

— Почему?

Яромила шагнула к нему, и Одд взял ее за плечи:

— Сейчас это не важно. О его делах мы поговорим в другой раз.

Он хотел ее поцеловать, но Яромила уперлась руками в его грудь и оттолкнула нареченного жениха, уже почти коснувшегося губами ее губ, щекотавшего кожу мягкой бородой. От этого сладко кружилась голова и тепло растекалось по телу, но она не хотела поддаваться дурману. У них не было случая побыть наедине, однако за эти дни она успела к нему приглядеться и заметила, что он изменился. Она так и не знала, где он был в эти без малого четыре года и что с ним случилось, но он стал другим. Он еще более возмужал к тридцати годам, что естественно, но сами черты его лица сделались как будто резче, а глаза холоднее. Наивным юношей он не был и прежде, но казалось, что за эти годы он перестал верить в те самые чудеса, рассказами о которых пленял ее когда-то.

— Так все же — почему ты вернулся?

Одд усмехнулся. Ему уже не в первый раз задают этот вопрос, будто его возвращение — вещь совершенно невероятная и необъяснимая.

— Но ведь я сказал тебе.

— Если ты скучал по мне или хотел видеть своего сына, ты мог бы вернуться и раньше. Ведь ты знал о нем.

— Но я также знал, что тебе нельзя разлучатся с этой землей. Я не мог назвать тебя своей женой и увезти в Халогаланд. А это значило, что у нас с тобой нет будущего — чтобы быть с тобой, я должен был остаться здесь навсегда.

Яромила вырвалась из его рук и отступила на шаг.

— И что с тех пор изменилось? — спросила она, настороженно и почти враждебно глядя на Одда. — Мне по-прежнему нельзя разлучаться с этой землей. И если ты не хочешь оставаться, то незачем было приезжать. Я стала бы женой человека, который хочет и может здесь остаться.

— Я знаю. Но я получил одно пророчество.

— Какое?

— Мне сказали, что в Халогаланде мои потомки станут править не более двух поколений. И еще внук мой увидит могучего вождя, который сделает всех конунгов Северного Пути своими слугами и будет править единовластно, подобно Харальду Боевому Зубу. И только если я найду свою новую родину на Восточном Пути, мои потомки удержатся у власти более шести веков. И я сделал свой выбор. Поэтому я здесь.

Яромила присела на край лежанки, где возле стены сладко спал Огник. Протянула руку, слегка провела ладонью по мягким волосикам сына, коснулась гладкой теплой щечки. Она всегда знала, что когда-нибудь Одд сын Свейна вернется. И он вернулся, но не ради нее и даже не ради ребенка. А ради будущей власти для себя и своих потомков.

— Я не стал бы лукавить с тобой, потому что ты имеешь средства узнать правду. Даже обо мне. В тебе заключена большая сила — ты терпелива и умеешь ждать, но сумела призвать меня сюда, когда это стало действительно необходимо. И разве ты не хочешь, чтобы твой сын стал родоначальником множества могучих конунгов?

Одд смотрел на Яромилу, сложив руки на груди. Она была слишком умна, чтобы ее можно было просто обольстить. Вспоминая прошлое, он сам не знал, кто кого тогда обольстил ночью возле озера, но хорошо помнил, как просил отпустить его, потому что не имел сил уйти по собственной воле. Но теперь ему нужна была ее полная поддержка, ведь она — ландвет, богиня этой земли.

— У нас уже есть будущий князь волховских словен, — ответила Яромила, не отрывая глаз от сладко спящей мордашки. — Он еще моложе. Ты видел его только что на руках у няньки. Ему нет еще и года от роду, но он имеет все права и потому носит имя последнего словенского князя. И он — сын моего брата. Я не хочу, чтобы наши дети передрались.

— Этого не будет. — Одд присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои и заглянул в глаза. И ее сердце перевернулось от его ласкового взгляда, совсем такого же, как в те странные вечера и ночи почти четыре года назад. Он улыбнулся совсем как тогда, и она опять увидела перед собой того Князя Высокого Пламени, который очаровал ее своей таинственной силой, человеческой близостью и нечеловеческой мудростью. — Пусть сын твоего брата правит в Альдейгье.

— Но ведь я… — начала Яромила, понимая, что он чего-то недоговаривает.

Но прикосновение его рук, как в прежние дни, волновало ее, наполняло приятной дрожью, от которой теснило в груди, а в крови будто разливался сладкий хмельной мед.

— Вы не понимаете кое-чего важного. — Одд приблизил свое лицо к ее лицу и понизил голос, хотя в клети и так никого не было, кроме них двоих и спящего маленького мальчика. — Ты — ландвет, дух земли. Ты — воплощение этой земли, пока остаешься здесь. Твои родичи не хотят, чтобы я увел отсюда тебя, благословение Альдейгьи. Но ведь я могу сделать гораздо больше, чем просто оставить им то, что они имели и без меня. Если я добьюсь власти над более обширными землями, то где бы ты ни была со мной — ты будешь на своей земле и твое благословение станет оберегать ее. Ты только представь, что даст сила твоего благословения, помноженная на мощь не одного, а десятка краев и племен.

Яромила вздрогнула, ахнула, потрясенная, и широко раскрыла глаза.

— Пойми, боги дают благословение не для того, чтобы сидеть на месте, — убеждал Одд, хорошо понимая, что эта мысль для нее совершенно нова. — Благословение — это оружие, которое нужно пустить в ход, чтобы приумножить свое достояние многократно. Ты — богиня этой земли, ты должна это понять. И должна помочь мне. Мы вместе сделаем все, чтобы наши дети владели чем-то большим, чем… — Он бегло оглянулся, окидывая взглядом хорошо убранную новую клеть. — Поверь мне. Я знаю что говорю.

— Но мои родичи никогда не позволят… — прошептала потрясенная Яромила.

То, что он сказал, не укладывалось у нее в голове. Чуть ли не с рождения она привыкла рассматривать себя, старшую дочь старшей дочери старшего рода, как драгоценный сосуд, заключающий в себя благословение богов, как тот глиняный горшок, в котором праматери человечества оберегали тлеющие угли ненастной ночью. Она знала, что обязана беречь свое священное достояние, и никогда не думала, что его можно использовать как оружие, позволяющее вывести род далеко за его нынешние пределы.

— Я знаю, как уговорить их на первый случай. — Одд усмехнулся, и ее вдруг как молния поразила красота его лица, окруженного тонкими, слегка волнистыми прядями золотистых волос. Это лицо словно осветилось изнутри — таким она видела его четыре года назад. — Им нужна священная дева, которой ты сама уже не можешь быть. Им нужна дочь старшей дочери. Сейчас она появится.

С этими словами он взял ее на руки и уложил на лежанку, осторожно, чтобы не потревожить первый плод их союза. Яромила пыталась было протестовать, тоже беззвучно, чтобы не разбудить ребенка, но вскоре и эти попытки оставила. Одд бережно, но надежно прижимал ее к лежанке и покрывал горячими поцелуями лицо, и вскоре она расслабилась, обвила руками его спину и стала отвечать на его поцелуи. К ней вернулся ее бог огня, в его объятиях она ощущала блаженство, которое жило в ее памяти все эти годы. Этот огонь тлел в ней все долгое время ожидания, как угли под пеплом, и вот явился ветер, раздувший его снова. Судьбы племен и родов — все это стало не важно. Одд стремился заново закрепить права на эту женщину, и она хотела принадлежать ему так сильно, что ни люди, ни боги не смогли бы им помешать.