Ким Притекел - Первая

Я застыла с телефонной трубкой в руке, и на некоторое время в ней повисла тишина.

"Эмми? Ты там?" - спросил мой старший брат Билли низким и обеспокоенным голосом.

"Да, Билли. Я тут. Ты уверен? Она и правда умерла?"

В моей голове никак не укладывалась мысль, что она ушла из жизни в тридцать четыре года. Как он сказал, от чего она умерла? Рак груди? Не может быть! Она ведь была такой молодой. Разве нет? "Я должна идти, Билли. Кто-то звонит по другой линии", - солгала я.

"Хорошо, Эмми. Прости, что мне пришлось позвонить тебе на работу. Ты точно в порядке? Я ведь отлично помню, что в детстве вы были такими хорошими друзьями".

Друзьями. Если бы они только знали всю правду о нас - про меня и Бет. Вытряхнув прочь из головы тяжелые мысли и нахлынувшие воспоминания, я ответила: "Все нормально. Спасибо, что позвонил, Билли".

"Да ладно тебе. Слушай, а приезжай-ка ты к нам. Я знаю, что тебя без особых проблем могут отпустить с работы, не так ли?"

"Да. В любое время. Пока, Билли".

Я аккуратно положила трубку на базу и, откинувшись в кресле, тоскливо оглядела свой тесный офис. Мне удалось достичь определенных успехов, я была многообещающим адвокатом в юридической фирме "JamesParksStone", в которой мне пришлось не мало потрудиться для того, чтобы превзойти своих коллег мужчин и завоевать уважение среди кучки сексистски настроенных партнеров. Это была нелегкая задача, с которой я с удовольствием справилась.

Возможно, следовало бы взять несколько дней по личным делам и поехать на похороны, мне в любом случае причитался небольшой отпуск. Я могла бы вылететь в Денвер, а оттуда направиться на юг в Пуэбло, штат Колорадо, где я выросла и где не была бог весть сколько времени. Перед моим взором встали четко очерченные улицы скромных, окрашенных одинаковой краской домов моих милых и забавных соседей, а серые дымки от барбекю плавно струились, уносясь вверх из-за высоких шестифутовых деревянных заборов. Город, который больше не держал меня. Да и нельзя сказать, что когда-либо держал. Но тем не менее прошло уже достаточно много времени с тех пор, как я виделась со своими родителями и Билли. С нашей последней встречи мой брат ухитрился обзавестись дочерью, которую я никогда не видела.

Я встала из-за стола, подошла к окну, которое выходило на парк, располагавшийся рядом с нашим зданием, где мое внимание привлек мужчина,  прогуливающийся с громадным и чрезмерно игривым догом. В последний раз мы встретились с Бет именно в этом парке. Я прижалась лбом к холодному стеклу. Она приезжала в Нью-Йорк, чтобы встретиться со мной, и в лучшем случае эту встречу можно было бы назвать вымученной и крайне неудобной. Я помню, насколько уставшей она выглядела и как сильно похудела, а из-за своего высокого роста казалась еще более костлявой и долговязой. И только сейчас я поняла, что этот день окажется одним из тех дней, которые будут преследовать меня до конца моей жизни.

А что, если… Я тяжело вздохнула от безысходности. Никогда не верила во всякие там "что, если". Поздно уже что-либо менять, и не осталось совсем ничего, о чем можно было бы переживать и размышлять - все, что могло случиться, уже случилась и давно прошло…

Я вернулась к куче папок и документов на своем рабочем столе. Мне действительно следует разобраться с ними, - улыбнулась я про себя, хотя мне никогда должным образом не удавалось  сосредоточиться на чем-то одном. Вдруг, словно от внезапного удара в живот, я с судорожным всхлипыванием, разрывающим грудную клетку, бесформенной массой рухнула в офисное кресло. Со свирепостью, потрясшей меня, я вцепилась в подлокотники и закрыла глаза. Изо всех сил зажмурившись, я принялась вести настоящую борьбу со своими эмоциями, которые пытались вырваться наружу. В конце концов мне удалось перевести дыхание, и после пары глубоких вдохов я сумела взять себя в руки. Приняв решение незамедлительно воспользоваться причитающимся мне отпуском, я отправила электронное письмо Джону Стоуну - одному из совладельцев фирмы, в котором объяснила причины своего внезапного отъезда, собрала вещи и направилась прямиком к двери.

"Мисс Томас?" - окликнула меня моя секретарша Лоис, когда я с громким хлопком закрыла дверь в офис.

"Меня не будет до конца дня, Лоис. Если кто-нибудь будет звонить мне, пожалуйста, переадресуйте их на мою голосовую почту. Если же любой из наших партнеров пожелает поговорить со мной лично, переводите их звонки на мой домашний телефон. Он есть в списке контактов".

"Конечно. Мисс Томас, у вас все в порядке? Я вижу, что вы немного не в себе. Как вы себя чувствуете? Может быть мне позвонить мисс Келли?"

Лоис Вутэрман - моя верная секретарша, проработавшая со мной уже более двух лет, была доброй женщиной средних лет. Она родилась и выросла в Лондоне, а после второй мировой войны вместе со своим мужем переехала в США, или как она это называла "Большой исход". Лоис взволнованно смотрела на меня своими большими глазами, скрытыми за объемными бифокальными очками, ее седые волосы, как обычно, были аккуратно собраны в пучок на макушке головы. Я достаточно часто задавалась вопросом - какой же длины на самом деле были ее волосы, однако она ни разу не позволила себе распустить их, считая, что для уважающей себя леди, это было бы проявлением дурного тона. Мне же оставалось только усмехаться про себя подобным мыслям.

"Нет, со мной все в порядке. В этом нет никакой необходимости. Просто у меня появились кое-какие личные дела, о которых следует позаботиться", - произнесла я, хотя на какое-то мгновение у меня возникло непреодолимое желание присесть на уголок ее стола и излить душу этой милой женщине, которая так хорошо относилась ко мне и проявляла поистине материнскую заботу, утешая и подбадривая, будь то неудача в работе, ссора с любимой или автомобильная авария два года назад. Но сейчас, по ряду причин, мне не хотелось делиться с ней своими проблемами.

"Ясно", - произнесла она, мягко взяла своей рукой мою ладонь и, похлопывая по ней типичным материнским жестом, произнесла: "Что бы не случилось, все будет хорошо". Лоис понимающе улыбнулась мне. Видимо ей все-таки удалось прочесть в моих зеленых глазах накопившееся напряжение и невысказанную боль, а также заметить ту морщинку между бровей, которая неизменно появлялась между ними и с неизменным успехом выдавала мое внутреннее состояние.

"Спасибо Лоис. Я уверена, так все и будет". Я шумно выдохнула и прошла мимо ее стола к выходу из офиса, а затем мимо администратора к выходу из здания. Послеобеденная прохлада делового района Нью-Йорка невидимой волной окутала мое лицо, стремительный каскад холодного, пронзительно-кусачего осеннего воздуха проникал через ноздри в легкие. Я подошла к своей машине и одним нажатием кнопки пульта, болтающегося на брелоке, с характерным щелчком разблокировала дверцу автомобиля. Взгромоздившись на водительское кресло, я кинула портфель вместе с пиджаком на соседнее сиденье и, опустив руки на руль, уставилась на переполненную людьми улицу, в то время как разум находился совершенно в другом месте и в другом времени… рядом с Бет, стоящей со мной у скамьи в парке. Передо мной отчетливо встал ожидающий взгляд голубых глаз, которые смотрели мне прямо в душу.

"Эм, я даже не достойна твоих объятий?"

Я потрясла головой, изгоняя это видение, и повернула ключ зажигания.

Я проживала на окраине города в благоустроенном доме вместе со своей возлюбленной Ребеккой. Дом был просторным, с большими окнами, через которые солнце беспрепятственно попадало внутрь. Перед облицованным камнем фасадом дома располагалась небольшая лужайка с пожелтевшей осенней травой, которая тянулась по краям подъездной дорожки. С наступлением весны в декоративных глиняных горшках, которые Ребекка заботливо разместила вокруг всей лужайки, должны были вырасти цветы.

Черный персидский кот Саймон встретил меня у входной двери, его длинный и пушистый хвост, словно в замешательстве от моего столь раннего появления в доме, равномерно покачивался по сторонам.

"Привет, малыш". Тихо простонав, я подняла его тушку и потерлась щекой о густой и мягкий мех его шеи. Через несколько секунд радостного приветствия Саймон дал мне понять, что с него достаточно, и начал вырываться из моих крепких объятий. Я опустила его на пол, и он решил вернуться к своим многочисленным дневным пересыпам, а я направилась прямиком в кухню. Все это время мысли о Бет не покидали мою голову. Почему? Почему она не сказала мне о своей болезни, когда у нее была такая возможность? Недавно полученный шок стал перерастать в гнев. Я подошла к мойке и с поникшей головой склонилась над ее поверхностью. Мои глаза наполнились слезами, желающими выплеснуться наружу и полностью завладеть мной. Как могла, я боролась с этим, но внезапно мои щеки стали мокрыми под стремительной атакой слез, хлынувших наружу и падающих в двойную мойку из нержавейки. Мириады чувств переполняли меня. Кап. Кап.

Резкая трель телефона, лежащего на барной стойке рядом с кофейным аппаратом, внезапно прервала мои душевные терзания. Сегодня я могу позволить автоответчику принять звонок.

"Здравствуйте. Вы позвонили Эмили и Ребекке. В настоящий момент, мы не можем подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте свое сообщение после гудка, и мы перезвоним вам при первой же возможности".

"Это сообщение для Эмили. Здравствуйте, это Уильям Паркс. Ваша секретарь сказала мне…" - я отскочила от мойки и, поспешно вытирая слезы, пошла в сторону беспроводного телефона.

"Привет, Билли, - произнесла я в захваченную трубку, - да, я просила об этом своего секретаря. У меня умер близкий мне человек, и я хотела бы взять несколько дней, чтобы…"

"Конечно, конечно! Вам необходимо позаботиться об этом. В конце концов, преступники Нью Йорка могут и подождать", - Паркс произнес эти слова с одним из своих смешков, идеально отточенных и полных фальши. "Позаботьтесь обо всем должным образом.  Должно быть, это так тяжело", - он понизил голос, очевидно для придания ему еще больших трагических ноток. Мне пришлось приложить максимум усилий для того, чтобы не попросить его засунуть свои соболезнования куда поглубже. Было доподлинно известно, что Уильяма Паркса не волновало ничего, кроме самого Уильяма Паркса. Но он был одним из моих боссов, поэтому я поблагодарила его за проявленную любезность и заверила в том, что Джон Дитерс в мое отсутствие займется делом Холстеда. Я была просто счастлива, закончив общение с этим вычурным и чванливым человеком. Из трех моих боссов именно этот был мне наиболее неприятен.

Положив трубку, я прошла к холодильнику и открыла его. Остатки вчерашнего лингвини[1] вопрошающе смотрели на меня, как и несколько кусочков двухдневной пиццы, по-прежнему лежащих в сине-белой коробке. От этого их вида одна лишь мысль о еде стала отвратной, поэтому я прошла в гостиную и вяло хлопнулась на кушетку, безвольно раскинув руки и уставившись сквозь застекленные двери на наш внутренний дворик. Я чувствовала себя так пусто, как будто все мои внутренности были вынуты, и я осталась ни с чем. После пары глубоких вдохов, мне в голову пришла мысль. Я подошла к шкафу, встала на цыпочки и, немного потянувшись вверх, вытащила три белых фотоальбома, которые в равной степени являлись для меня как обильным источником утешения, так и мучительно-тяжелыми воспоминаниями. Временем, когда Бет была моей лучшей подругой, моей любимой, моим доверенным лицом и просто моей соседкой. Я почувствовала необходимость вновь увидеть эту женщину, которая взяла и украла моё сердце, так и не вернув его обратно.

Слегка потеющими пальцами, осторожно, словно проникая в запретные врата священного мира, я открыла первый альбом, добрая половина которого была заполнена детскими фотографиями Билли, а затем, четыре года спустя, моими. Вот трехлетнюю меня ведут на первое занятие в балетную студию, которую, как мне говорили, я терпеть не могла, но моя мать считала, что я чертовски мило смотрелась в белых трико и розовой юбочке. А вот наша с Билли фотография - мы наряжены на Хэллоуин. Подпись на фото говорила, что ему было девять лет, а мне пять. Сейчас я уже не помню, что когда-либо обожала наряжаться как принцесса, но, судя по фото, скорее всего так оно и было когда-то. А вот на этой фотке я держу мешок для подношений "Откупись, а то заколдую!" Рядом со мной стоит наряженный в костюм шерифа Билли и держит меня за руку, а на наших ангельских личиках навечно запечатлены счастливые и ожидающие улыбки. Ах! Вот она, одна из моих самых любимых. На ней я сижу посередине большой песочницы вместе с какой-то рыжеволосой девочкой, которую я совершенно не помню, а мое большое зеленое ведерко с песком, навеки застыло над копной рыжих волос. Вопреки своему почти мертвому сердцу, безжизненно бьющемуся в груди, я улыбнулась воспоминанию.