Это место они всегда называли «ранчо», хотя оно представляло собой лишь просторный красивый дом да несколько подсобных построек, расположенных по другую сторону мощенного булыжниками двора. Сзади к дому прилегала пара акров поросшей кустарником и деревьями земли, граничащей с территорией национального парка Топанга. Единственным строением, отвечающим названию этого поместья, была конюшня.

Ближайшим к дороге стоял домик Мигеля Фуэнтеса.

Сам Мигель уже выскочил на крыльцо – с ног до головы весь в белом. Ван Бюрен остановился возле него и опустил боковое стекло. Мигель наклонился, чтобы заглянуть внутрь приземистого, обтекаемой формы автомобиля.

– Здравствуйте, босс. Давненько не виделись.

– Привет, Мигель. Вот приехал навестить Иден. Она дома?

– Э-э, думаю, что нет.

– Ладно, я все же пойду сам взгляну, хорошо?

– Конечно, босс.

– Ключ у тебя?

Мигель вытащил из кармана связку ключей и, отстегнув нужный, протянул его Доминику. Тот взял ключ и, махнув рукой, двинулся дальше. Красный фургон «додж», принадлежащий Иден, был припаркован возле конюшни. К нему прицеплен трейлер для перевозки лошадей. Ван Бюрен остановил «порше» рядом с фургоном и вышел из машины. Слева от него стоял небольшой дом, служивший во времена Мерседес помещением для прислуги; но сейчас там не было ни души. Сад выглядел запущенным и неряшливым. Из стойла высунулась бурая морда Монако, любимого коня Иден.

– А-а, ты еще здесь, – проговорил ван Бюрен. Монако равнодушно повел ушами и снова опустил голову в ясли.

Ван Бюрен направился через двор к главному дому. Он постучал в дверь – ответа не последовало. Тогда он открыл ее ключом и вошел.


Однажды – это было в начале пятидесятых, вскоре после того как Доминик и Мерседес поженились, но еще до рождения Иден, – ван Бюрен летал в Панаму по делам. Он взял с собой и Мигеля. На обратном пути, по дороге в аэропорт, они решили купить фунтов десять омаров и остановились возле торговца, разложившего свой товар прямо вдоль дороги. Был дождливый воскресный день. Положив омаров в машину, они уже собирались уезжать, когда какой-то малый лет двадцати в сияющем пурпурном «бьюике» едва их не протаранил.

Мальчишка принялся бешено сигналить и орать на них, тыча вверх средний палец руки.[13]

Не говоря ни слова и сохраняя абсолютно равнодушный вид, Мигель вышел из машины.

Мальчишка поспешно заперся изнутри.

Однако это вовсе не остановило Мигеля. Он спокойно открыл багажник, вытащил оттуда громадные клещи, затем выбил дверное стекло «бьюика», схватил изрядно струхнувшего юнца и, умело орудуя инструментом, ловко откусил ему средний палец – тот самый, который он им показывал.

Ошеломленный ван Бюрен, сидевший все это время в своей машине, чуть было не лишился чувств.

Мигель же, оставив визжащего от боли парня, не спеша положил в багажник клещи, сел за руль, и вместе с купленными омарами они продолжили свой путь в аэропорт. Он так и не сказал ни единого слова.


Доминик вернулся в домик Мигеля и оценивающе посмотрел на испанца. Когда-то он даже побаивался этого жестокого, буйного человека. Да, стареет Мигель, сохнет… Ван Бюрен подумал, что испанец всегда был лишь грубым и грязным орудием, которое они с Мерседес использовали для выполнения грубой и грязной работы.

Мигелю уже перевалило за шестьдесят, и, хотя его руки и плечи все еще бугрились могучими мускулами, кожа пообвисла, а когда-то черные блестящие волосы сделались желтовато-серыми. Такого же цвета стали и белки глаз.

И в то же время в его облике появилось какое-то странное пижонство, щегольство, чего раньше за ним никогда не замечалось. Не выдержав пристального взгляда ван Бюрена, Мигель отвел глаза.

– Завел новую экономку? – спросил Доминик, оглядывая чистенькую комнату.

Мигель прокашлялся, сцепил на животе толстые пальцы.

– Да-а… Вот… Вы знаете, приходит тут одна девочка.

– Как ее зовут?

– Иоланда, босс.

– Откуда она?

– Из Пуэрто-Рико.

– Понятно. – То-то повсюду валялись дешевые украшения, а с задней веранды доносились звуки танго.

– А старую экономку уволил?

– Ну, в общем, да.

– Сад совсем запустили. Ты что, садовника тоже уволил?

– Он не справлялся, босс. Буквально спал на работе, только и делал, что марихуаной баловался. Он…

– Мигель, где Иден?

– Понятия не имею, босс.

– Ее постель не прибрана. Одежда валяется по полу. На столе тарелка с засохшей едой. Радио осталось включенным. И никого нет.

– На Иден это похоже.

– Но машина-то ее здесь.

– Да.

– И конь здесь.

– Да.

– Утром мне позвонила Мерседес. Она очень обеспокоена. Думает, что с Иден могло что-то случиться.

– Случиться?

– Да. Несмотря на твое неусыпное око. Когда точно ты в последний раз видел Иден?

– Э-э… гм… в прошлый вторник.

– Неделю назад! Ты хочешь сказать, что Иден отсутствует уже неделю?

– Ну, не совсем так. Она могла уехать за день до нашего возвращения.

– Возвращения откуда?

– Да-а… это… из Мехико.

– С кем ты туда ездил?

Мигель замялся. Ван Бюрен резко встал и прошел на заднюю веранду. Там он увидел загорающую, сидя на полотенце, смуглую молодую женщину. Вся ее одежда состояла лишь из розовых трусиков от купальника. Она читала какой-то комикс. Ее лоснящиеся на солнце груди стали похожи на два прижатых друг к другу мягких коричневых шара, когда она, смутившись, прикрыла их руками. Этакая шалунья лет восемнадцати с перезревшим телом. Девушка застенчиво улыбнулась.

– Buenas tardes, señor.[14]

Он повернулся к прибежавшему следом за ним Мигелю.

– Это и есть Иоланда?

– Угу, она.

– Ах ты старый черт, – разглядывая девушку, произнес ван Бюрен.

– Ну что вы, босс…

– Да ладно, Мигель. Я восхищен. Итак, вы вдвоем отправились в Мехико немного поразвлечься. Когда вы уехали?

– Во вторник.

– А вернулись?

– Вчера. Я сразу зашел к Иден, но ее не было. И все же, я не думаю, что…

– Значит, по сути дела, в течение всей этой недели с Иден могло случиться что угодно.

– Послушайте…

– Армия «Черных пантер» могла явиться сюда со своими гранатометами, а тебе и дела бы не было.

– Да бросьте, сеньор. Может, она отправилась на скачки.

– Это без Монако-то?

Мигель развел руками.

– Ну тогда на какую-нибудь демонстрацию или завалилась к приятелям. Да вернется она.

Глядя на него в упор, ван Бюрен, четко выговаривая каждое слово, спросил:

– Иден тут случайно ничего не задумала вместе с тобой? Или с кем-нибудь еще? Что тебе известно?

– Задумала? Что она могла задумать?

– Ну, скажем, как выкачать из Мерседес деньги.

– Я даже не понимаю, о чем вы говорите, босс! Иоланда решила, что, схватившись руками за груди, она выглядит довольно глупо, перевернулась и легла на живот.

– Был у нее в последнее время друг?

Мигель сглотнул слюну.

– Ага. Наведывался один парень. Его зовут Крейг Уильямс.

– Какой-нибудь хиппи?

– Нет, нормальный малый. С хорошими манерами. – Мигель закивал головой, словно воспитанность молодого человека произвела на него особое впечатление.

– Какой-нибудь умник, мечтающий быстро разбогатеть?

– А? Нет-нет! Очень хороший мальчишка. Он и вчера приезжал – искал Иден.

– Искал Иден?

– Да.

– Поезжай к нему, Мигель. Выясни, что он знает. Спроси его, часом, не пытаются ли они с Иден запудрить ее мамочке мозги. Ты меня понимаешь? Если он станет говорить, что понятия не имеет, где Иден, попугай маленько: руку сломай или еще что. Ты ведь мастер на такие дела. Сегодня в полночь я должен звонить Мерседес, так что постарайся связаться со мной до этого. Хорошо? Не сомневаюсь, Иден скоро сама объявится. Ну, я поехал. Можешь меня не провожать.

Старый испанец вышел на крыльцо, покусывая от волнения губы.

– С Иден ведь все в порядке? – с надеждой в голосе проговорил он. – Я имею в виду, с ней ничего не случилось, а?

Ван Бюрен сбежал вниз по ступенькам и подошел к машине, затем обернулся и, смерив Мигеля взглядом, сказал:

– Если с ней что-нибудь действительно случится, Мигель, ты первый об этом узнаешь. Ты уж мне поверь. Тебя не затруднит открыть ворота?


Коста-Брава


– Я бы хотела, чтобы вы стали моим консультантом, – официально объявила Мерседес, когда они расположились на террасе. Был теплый вечер. В бархатном мраке сада пронзительно звенели цикады. Де Кордоба изнывал от жары в кителе и военном галстуке. Он завидовал женщинам, которые могли ходить в открытых платьях без рукавов, их изящным рукам, обдуваемым легким бризом.

Он сдержанно кивнул.

– Тогда приступим к делу. Как они вышли на вас? Мерседес взяла лежащую рядом с ней папку и протянула ее полковнику.

– Это мы получили в понедельник утром.

Де Кордоба раскрыл папку и стал напряженно всматриваться в фотографию.

– Только это? И больше ничего? Никаких телефонных звонков?

– Больше ничего.

Он взглянул на оборотную сторону фотографии.

ИДЕШЬ В ПОЛИЦИЮ – И ОНА УМИРАЕТ.

Что-то обеспокоило его в этом снимке, ни с того ни с сего доставленном посыльным. Он принялся снова внимательно изучать фото, особое внимание уделяя выражению лица прикованной к стулу девушки. Чувствовалось, что ее страдания были подлинными. Как и ушиб на плече, полученный от удара прикладом винтовки или чего-то в этом роде.

– Полковник де Кордоба, – обратилась к нему Мерседес, – во всем случившемся есть один чрезвычайно важный момент, который мы обязаны учитывать.

Продолжая разглядывать фотографию, он кивнул.

– Прошу вас, говорите.

– Моя дочь больна. Она страдает от недуга, известного как Аддисонова болезнь. Ее жизнь зависит от гидрокортизона. Ей нужны лекарства, которые можно приобрести только при наличии рецепта. Чем дольше она будет лишена их, тем большей опасности будет подвергаться ее здоровье.

Несмотря на теплый вечер, де Кордоба вдруг почувствовал озноб.

– И долго она сможет продержаться без этих лекарств?

– Трудно сказать. Если она переживает эмоциональный стресс, возможно, лишь несколько дней.

– Как вы думаете, когда она была похищена? Хотя бы приблизительно.

– Мой бывший муж как раз сейчас пытается это выяснить. Вполне вероятно, это будет не просто. Она живет одна, и ее жизнь далеко не всегда отличается… упорядоченностью.

– А не знаете, у нее может оказаться с собой запас лекарств?

– Если даже и так, он скоро закончится.

– Если бандиты – настоящие профессионалы, то перед совершением преступления они тщательно изучили физиологические особенности своей жертвы. И если они узнали о ее заболевании, то позаботились о том, чтобы запастись необходимыми медикаментами.

– Но разве можно быть в этом уверенным?

– Нет, уверенным быть нельзя. И, даже если они и дают Иден лекарства, они вполне могут скрыть это, чтобы оказать на вас давление. Вы должны быть готовы к тому, что они станут играть на ее болезни. Киднэппинг именно на то и рассчитан, чтобы давить на психику, издеваться над человеческими чувствами. – Полковник говорил медленно и спокойно, стараясь внушить к себе доверие. – Причинение же физического ущерба весьма маловероятно. Похитителям необходимо, чтобы их жертва оставалась живой, ибо она является их инструментом в достижении цели, их единственным товаром.

– До тех пор, пока не выплачены деньги, – заметила Мерседес.

– Да, до тех пор пока не выплачены деньги. Но я хочу сказать, что, несмотря на ее Аддисонову болезнь, мы должны действовать так, как это обычно принято.

Ради Иден. И вы должны определенным образом подготовить себя ко всему, что, возможно, вам будут говорить или показывать, и четко следовать моим указаниям.

– Это для меня невозможно, – без колебаний заявила Мерседес. – Все, что вы сказали, мне понятно. Но, как только я узнаю, какую сумму выкупа они требуют, я тут же заплачу. Как мне представляется, это единственный шанс быстро вернуть Иден.

– Я убедительно рекомендую вам пересмотреть свою позицию. Мой опыт подсказывает, что подобная готовность на любые условия никогда не приводит к быстрому решению проблемы. Никогда. Это только несоизмеримо увеличивает мучения жертвы.

– Мучения Иден уже не увеличить. – Черные глаза Мерседес неподвижно уставились в темноту ночи. – Все должно быть сделано без промедления. Я уверена, что, если они увидят, как сильно она больна, и быстро получат требуемую сумму, – они ее сразу отпустят.

– Прошу вас, – мягко проговорил де Кордоба, – подумайте как следует. Ведь, если вы тут же согласитесь с первым же их требованием, они решат, что недооценили ваши возможности и запросили слишком мало. И, скорее всего, моментально потребуют еще столько же. А может, и в два раза больше. Но вы уже заплатили и не захотите платить снова. Тогда, чтобы заставить вас уступить, им понадобится «тактика шока».