Юлия Колесникова - Первый холодный день (СИ)

Я жадно выхватила у него из рук какую-то сладкую воду, и начал пить. Нет, чувства ко мне не возвращались, зато я начал чувствовать себя лучше. Глюкоза начала делать все-то, в чем сейчас нуждалось мое сердце и тело.

Рэнд застыл на соседнем сидении и напряженно наблюдал за мной и тем, что я делаю.

— Я понимаю, что спрашивать такое глупо, но как ты себя чувствуешь? — осторожно поинтересовался он.

Я пожала плечами. Мне было плевать.

— Ты слышал, что она говорила?

— Да.

— А видел, что сделал он?

Прошла напряженная секунда. Рэнд тряхнул головой.

— Я не думаю, что он сделал выбор в ее сторону, он ведь и тебя так оградил от нее.

— Значит, ты видел, что он меня выставил за двери. Ему все равно. Он выбрал. — я, говорила это очень спокойно, и странно, но я чувствовал себя именно такой. Заторможенной слегка, зато очень спокойной. Что-то где-то неприятно кололо сердце, но я успешно игнорировала это. Я ведь всегда знала, что этот момент когда-нибудь настанет.

— Нет, я видел, что он хочет успокоить тут больную курицу, пока она тебя не покалечила. Хотя хочу заметить ты дала ей пару хороших ударов. Кажется, ты разбила ей нос.

— Хорошо, — с отстраненной улыбкой сказала я, — она на всю жизнь меня запомнит. Это хорошо.

Рэнд молчал, и тут же я ощутила, как его рука приглаживает мои волосы на лбу.

— Что делаем? Едем домой?

— Во сколько твой матч? — спросила я, ведь не пропадать его билетам. К тому же Рэнд так хотел попасть на игру.

Рэнд выглядел пораженным, когда я это ему сказала, он на миг сидел так спокойно, что мне показалось, что он меня не понял.

— Ты хочешь пойти на игру? Давай уедем, тебе нужно лечь в постель, и отдохнуть пару дней.

— Нам нужно на игру, — в одно время мягко и твердо сказала я. Что-то начинало проступать наружу, какие-то чувства и я добавила, тихим безжизненным голосом: — Пожалуйста.

Рэнд не двинулся с места, но я все равно вернула сиденье в нужное положение и пристегнулась, не смотря на него.

— Пожалуйста, поехали на матч, — снова повторила свою просьбу я. Чувства начинали возвращаться, и я понимала, что не могу сейчас позвонить к маме. Потому что или не дозвонюсь к ней, или же просто услышу "я же тебя предупреждала и раньше", и тогда у меня не останется никого, к кому бы я могла позвонить. А так, номинально она оставалась номером один, если все будет ужасно.

Рэнд попытался меня обнять, но я тут же вывернулась и в третий раз повторила:

— Прошу тебя, поехали на матч.

Рука Рэнда осталась на моем плече, и это прожигало, как мне казалось, мою одежду. Мне не хотелось, чтобы сейчас он ко мне прикасался. Я так же хотела бы, чтобы он не был свидетелем всего того, что видел. И чтобы не видел моего теперешнего состояния, которое и состоянием назвать то сложно. Я бы назвала это приход в себя, постепенно все чувства начали возвращаться, и боль была на первом месте. Мне ставало ужасно обидно, но еще не до такой степени, чтобы плакать или переживать из-за этого.

Рэнд резко отвернулся от меня, и завел мотор.

— Знаешь, о чем я жалею? — сказал он мне, пока пропускал некоторые машины.

Я сожалела, что он попал в такую ситуацию, и уже могла почувствовать стыд.

— Прости, я догадывалась, что ты можешь пожалеть, что поехал со мной.

— Нет, я сожалею, что позволил тебе войти в дом. Я знал, что так будет, я понял, что Карен что-то натворит еще ночью, когда она кричала на твоего отца. Она все сделал так, чтобы этот скандал состоялся.

— Скажешь мне это, когда меня это начнет интересовать. И вообще, кто такая Карен?

Я так и не смогла посмотреть на Рэнда. Машина тронулась, и пока мы ехали, ко мне в мозг все же проникали слова Рэнда, и то, что произошло. Но я сдерживалась.

За окном мелькали безликие улочки большого города, и машина медленно двигалась к Майл Хайл полю Инвеско, где с 2001 года играли Денвер Бронкос.

Перед входом выстроилась толпа, и я поняла, что Рэнд так и не сказал мне, когда начнется матч. Я же не стала переспрашивать. Когда мы припарковались, наконец, Рэндал помог мне выйти из машины, и застегнул куртку, так, словно я была ребенком, который ничего не умел. Хотя стоять мне было немного тяжело, словно по ногам медленно ползли вниз муравьи. Рэнд застегнул меня до самого горла, и вот так держа близко к себе, снова спросил:

— Давай я отвезу тебя домой. Я тебя и там не оставлю одну, если ты захочешь. Даже если и не захочешь, все равно не оставлю.

Я про себя усмехнулась.

— Мы идем смотреть футбол, — твердо сказала я, хотя этой твердости не было в моей душе.

— Какая же ты упрямая, — не выдержал Рэнд и психанув потащил меня за собой. Он начал злиться, и это было хорошо. Я понимала, что и мне нужно разозлиться и выпустить все что я сохраняла внутри себя, но не могла. Как аналогия мне вспомнилась книга Стивена Книга "Зеленая миля", я была как тот негр-спаситель, который не выпустил пчел, вылечив жену директора тюрьмы. Я набралась чего-то такого же гадкого, и пока что не понимала, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого. Я разозлилась, но это ничего не давало. Успокоилась, но мне было плохо. А Рэнд все тащил меня сквозь толпу, и тащил, пока мы не сели на места, указанные у него в билете. И все, Рэнд на меня не смотрел, я же не отрывала глаз от его затылка.

— Знаешь, — вдруг заговорил он, — вообще-то фанаты против, называть это поле Инвеско, все хотят оставить старое название. Впервые годы, никто не называл поле, так как теперь, даже комментаторы. А еще у них есть три разных варианта форм…

Я слышала голос Рэнда, но на самом деле погружалась в то, что было во мне. Мне ставало плохо, и мне ставало больно.

— Он ведь выбрал их, правда? — я перервала Рэнда и то, что он говорил. Рэндал тяжело развернулся, смотря на меня, и мне не нужно было его ответа. Я схватилась за его руку, и наклонилась к нему, ища опоры.

— Ты не должна думать об этом так… — попытался успокоить меня Рэнд, но это было уже не нужно. На глаза начали наворачиваться слезы, и чтобы в последний раз поверить в это, я снова повторила:

— Она соврала ему, но он все равно выбрал их.

К этому времени, я рыдала в плечо Рэнду, и не знала, как успокоить эту боль, потому что мне было ужасно плохо. Это было так нечестно — я была хорошей, но он все равно отдал предпочтение ей.

Внезапно Рэнд приподнял мое лицо, в то время все на трибунах радостно подпрыгнули, когда команды вышли на поле. Трибуны рычали, бесились, дрожали и вибрировали. Все вокруг пришло в действие. Но не Рэнд почему-то, я думала, он любит футбол. Его теплые, и уже такие знакомые ладони держали мое лицо, большие пальцы его рук вытирали слезы. Но я все еще продолжала смотреть на него, ожидая, когда появиться жалость. Когда он наклонился ко мне, я все еще не знала чего ожидать — и то, что его губы накрыли мои, сначала в скромном поцелуе, показалось мне нереальным. Я даже не ответила, а продолжала смотреть на него и его лицо так близко. Рэнд оторвавшись на миг посмотрел мне в глаза, и тогда его губы стали настойчивыми, теплыми и мягким, я даже не осознавая себя потянулась к нему, навстречу, позволила обнять себя и не отпускать. Мне кажется, поцелуй продолжался целую вечность, но мне было так хорошо с ним, что я не хотела бы его никогда отпускать.

Когда мы все же оторвались друг от друга, я жалобно попросила его:

— Отвези меня домой, Рэнд. Забери меня отсюда.

— Ты понимаешь, что мы должны заехать за сумками? Твой отец говорил мне это, перед тем, как позволил забрать тебя.

— Да конечно, — согласилась я. На некоторое время Рэнд поглотил мою боль, дав в ответ нечто другое.

Он вывел меня прочь, хотя всем могло показаться, что мы сумасшедшие. Ведь игра была в разгаре, только мне было плевать, хотя что странно и Рэнду тоже. Я пока что не хотела задумываться, что значил тот его поцелуй, мне было просто хорошо. Я вытирала время от времени слезы, но они должны были течь, чтобы я могла расслабиться.

И кода мы ехали назад, я догадывалась, что сейчас что-то будет, но не готовилась к этому. Мне просто было наплевать, я хотела домой. И хотела снова поцеловать Рэнда, как и не хотела думать, будет ли повторение этого поцелуя.

Город, безликий и холодный снова мелькал в окне, когда мы ехали назад, к дому отца, и теперь, когда Рэнд ставил мне руку на плечо, я не дергалась от него и не отодвигалась. Мне было холодно, и я догадывалась, что это все тот же холод что и раньше, но не хотела додумываться до всего, что сейчас происходило со мной. Меня едва хватало на то, чтобы не отключиться снова.

Вот мы остановились возле дома. Рэнд заставил меня посмотреть на него, но этого и не нужно было:

— Я не хочу с ним говорить, — попросила я Рэнда, а в ответ его мягкие губы, опять коснулись моих губ. Знал бы Рэнд, как мне сейчас это было нужно! Мои губы дрожали, но и его тоже.

— Заблокируй дверцы, как только я выйду, и он не сможет попасть в машину. Откроешь дверь мне потом.

Я закрыла глаза, когда Рэнд вышел, но заставила себя открыть их чтобы заблокировать дверцы. Прошло несколько секунд и на улице раздались крики. Я открыла глаза — на улицу выбег отец, а за ним жена. Но Рэнд не подпускал того к машине, а Карен испугано наблюдала за всем этим держа возле себя наши сумки. К сожалению, отец оказался сильнее, и Рэнд не смог его сдерживать долго. Я устало прикрыла глаза, зная, что сейчас будет.

— Блэр, открой дверь! — папа постучал в окошко, смотря на меня просительно. — Прости меня, не думай, что я поверил ей.

Я отвернулась от него и начал смотреть вперед. Сердце снова сжалось, я знала, что скоро снова отключусь, но не могла же я приказывать своему сердцу, когда нужно пропускать удары, а когда нет.

— Открой дверь, и зайди в дом. Мы все обговорим. Карен очень сожалеет! Не делай так. Не злись, а выйди и поговорим! Ты ведь знаешь, что я не выбрал ее сторону. Я не выбрал лишь ее!

Я заметила, как к багажнику приблизился Рэнд, неся наши вещи, и открыла ему нужную дверцу. Тут же крики отца не были такими приглушенными, как через стекло, словно долетали из другой вселенной. Рэнд быстро кинул туда вещи, и заскочил в машину, когда я открыла ему дверь. А папа все еще продолжал кричать, но я не смотрела на него, а смотрела на Рэнда и плакала. Наверное, у меня был самый жалкий вид в мире, который ему доводилось видеть.

Отец пробежал за нами еще несколько десятков метров, прося и умоляя меня не ехать и простить его. Но я не смотрела, и не хотела знать. Почти сразу же, когда мы выехали из этого квартала, я опустила кресло, и перелезла назад, свернувшись там клубочком.

Минут через 20, Рэнд остановил машину, и отстегнув ремень безопасности, подлез ко мне. Я все еще не закрывала глаза.

— Что мне сделать?

Рэнд поставил свою ладонь на мою щеку. Я улыбнулась, снова ощутив, как проступают слезы, и накрыла его ладонь своею, маленькой и холодной.

— Поехали домой.

— Мы и едем. Может еще что-то?

Я покачала головой, и в то же время, приподняла голову и коснулась его губ. Ответ Рэнда был более бурный, чем в предыдущий раз. Он оказался таким страстным, что мои губы заболели от такого напора. Особенно после того, как я их нещадно искусала сама. Но его утешение приводило меня в чувство и ненадолго избавляло от исступления.

— Прости, что я так напираю, — вдруг прошептал Рэнд, прикасаясь своим лбом к моему, и видимо он уже забыл, что это я его поцеловала теперь. Мне было так нужно прикасаться к кому-то. Такому доброму, нежному и такому отзывчивому. Меня не интересовало, что будет завтра. Мне нужно чтобы он сегодня был возле меня.

— Побудь со мной сегодня? — попросила его я, понимая, что давлю на жалость.

— Я никуда не уйду, — пообещал он.

— Рэнд, — позвала я его, перед тем как отпустить к рулю.

— Да?

— Прости, что ты так и не посмотрел игру.

Я надеялась, что он снова улыбается, в этом он меня не подводит.

Третий день я лежала в кровати не желая вылезать из под одеяла и единственными людьми, которым разрешалось входить в мою комнату были мама и мистер Браз, отец Рэндала, он же врач.

— Истощение. Или точнее говоря нервное перенапряжение, день другой и она встанет на ноги, — я прислушивалась к голосу мистера Браза, который говорил с мамой за дверью.

— Это никак не связано с ее сердцем? Она в детстве часто болела, и раньше у нее просто были обмороки.