Глава 22. Ненужная

Бесконечная цепочка событий и уже мало что тревожит — словно снег замер и остановился. Движения в моем доме словно замедлились для меня. Я была как сомнамбула, которая не спала. Да уж со сном теперь было туго.

На следующий же день, после разрыва с Рэндом я отказалась идти в школу. Точнее говоря у меня не было сил подняться с кровати, о чем я и сообщила матери.

— Ты заболела? — ее волнение было понятно, и несмотря на то что я не хотела ее волновать, иначе не выходило.

— Наверное…хотя просто сердце болит, — я все же слезла с кровати. И прошлепала в ванну, чтобы умыться а она последовала за мной. Мы встретились глазами в зеркале. — Я бы хотела съездить сегодня к нашему врачу, вместо школы.

— Снова сердце? Я позвоню Рэнду, чтобы он тебя отвез, — мама уже хотела было выйти, но я остановила ее, выдавив из себя мучительно:

— Не надо. Он не сможет.

— Он на работе, странно, ведь сейчас школа? — мама недоумевающе уставилась на меня. Даже ее Рэнд смог убедить в своей непонятной сверхчеловечности, словно он всегда может все и умеет все, и всегда на все имеет время. Но вряд ли если бы мне теперь что-то понадобилось, он бы все бросил и примчался.

— Нет… — я прикрыла глаза, чтобы не видеть лицо мамы в зеркале. Вскоре тишина стала явно понимающей, так как она тяжко вздохнула и подошла ближе.

— Что случилось? Почему вы расстались? — мамины руки обвились вокруг моих плечь, и не сдержавшись я разрыдалась, смутно понимая, какое облечение почувствовала в присутствии мамы.

— Я…я…его бросила, — сквозь рыдания выговорила я, захлебываясь дыханием и своими же слезами.

— Но почему? — теперь мама была не только удивленна, но и зла, и я ее понимала. В кои-то веки ее дочь начала вести себя нормально, и все благодаря Рэнду, а теперь…понятно, что она ожидает от меня только самого худшего.

— Он уезжает учиться в Боулдер, — отозвалась сквозь слезы я, пытаясь унять дрожь и истерику. Мама злилась недолго видя, что мне только хуже от всего что она выпытывает.

— Да…я об этом уже думала. Я боялась, что вскоре встанет этот вопрос, но чтобы так скоро! Зачем же расставаться теперь?

— А зачем тянуть с этим? — я уже почти не плакала. Развернувшись к маме я вытирала слезы. — Чтобы потом я ревновала здесь, думая, с кем он там встречается, думала, что забывает обо мне? Чтобы с каждой неделей я становилась психованной дурой? Да зачем мне нужно это в 17 лет?!

— Но если ты его любишь… — такие романтичные слова мамы, совершенно не присущие взрослой женщине, а тем более маме, рассмешили меня.

— Вы с папой тоже когда-то любили друг друга, это не помешало вам расстаться, — мягко отозвалась я, усмехаясь.

— Это другое, мы были…

— Молоды? — подсказала я, — так же как и мы с Рэндом. Он взрослее меня, намного взрослее, и я толком не понимаю, почему нравлюсь ему, но я думаю, он вполне сможет без меня прожить.

— Честно, не могу понять — говоришь ли ты как ребенок, или как взрослая, — мама начала раздражаться от моих слов, потому всплеснула руками. — Вроде бы ты понимаешь все, что может случиться, но в то же время слишком рано ты перестраховываешься. Ты ведь не знаешь, что и как будет, отчего тогда все это заваривать.

Я молча разглядывала маму, и сразу даже не поняла, что это явно у меня от Рэнда. Смотря на нее вряд ли скажешь, что у нее есть 17 летняя дочь — кажется что эта беременность ее первая, такой молодой и красивой она выглядела. Модные узкие джинсы, обтягивающая майка и кардиган с свисающими до колен полами, живот было уже заметно, но она с ним выглядела красивее. Мне не хотелось нагружать маму своими проблемами, но к кому мне еще было обратится? Кому я еще могла поведать о своей грусти и мучениях? Раньше я всегда шла к Рэнду, он знал обо всем, что творилось в моей семье, что было у меня на душе. Я потеряла в его лице не только любимого человека но и своего лучшего друга — это была двойная потеря.

— Ну хорошо, — после того как я не ответила мама снова заговорила, — но к врачу то зачем?

— Сердце ловит, нужны какие-то лекарства, — бессвязно пробормотала я, и сама не зная, нужно ли мне к врачу.

— От любви лекарства нет, — тихо заметила мама, — да только она тебе сердце изнашивает, и это плохо. Собирайся, я поеду с тобой.

Мне не нужно было еще что-то говорить, я просто начала умываться, чистить зубы, старалась отвлечься за обыденным делом от того, что меня мучило. Но ноющая боль не проходила, я чувствовал себя бессильной перед этой болью, какой-то ущербной, но хотя бы понимала от чего она.

По крайней мере в тот день я не видела Рэнда. Но на следующий вышло по иному чем я ожидала. Врач предупредил меня, что если есть какие-то волнения, стоит об этом позабыть, так как они действительно очень плохо повлияли на сердечный ритм. Конечно же одних его слов было мало, чтобы я перестала страдать, и потому только покорно покивала головой, это вызвало улыбку у мамы, ведь она все поняла.

Приехав домой я выпила лекарства, чтобы выспаться пусть и принудительно, а к вечеру поднялась, но чувствовал себя еще хуже. Голова болела, в роте было сухо, ходила я как пьяная. Потом позвонили Зеркальные узнать, почему меня в школе не было, так как Рэнд ничего вразумительного им не ответил. Я не стала распространяться о нашем расставании, а рассказала о визите к врачу. Поболтав с ними и записав домашнее задание, я снова уснула. Снов не было, ну возможно они и были но на утро я ничего не помнила, лишь снова вернулась ноющая боль в груди. дядя Пит уже уехал в мастерскую к тому времени как я спустилась, благо приготовил завтрак, мам же варила для меня специальный успокаивающий чай — кофе теперь был мне воспрещен на некоторое время.

— Сегодня же суббота, почему дядя Пит уехал?

Пока я шла на первый этаж, голова моя кружилась, и я уже знала эту слабость, но надеялась, что до обморока не дойдет. Когда я вошла на кухню, мама радостно пожала плечами:

— Он теперь больше работает. Хочет чтобы у нас была лучшая страховка для больницы, к тому же он решил что нужно начинать откладывать деньги тебе на колледж. Он знает, что ты бы хотела учиться где-нибудь подальше от дома, значит нужны будут деньги на проживание и тому подобное.

Слова мамы меня приятно удивили, раньше я об этом и не думала. Чтобы я там не думала раньше, дядя Пит меня любил, всегда любил, а не начал любить просто потому что жениться на маме.

Пошатываясь, я села, сердце при этом глухо отдалось в груди. Схватившись за него, я секунду старалась дышать, но вот, я сижу на стуле, а в другое мгновение уже темнота.

Наверное я спала, потому что мне снилось что я вижу перед собой Рэнда, но вовсе не злого, и не серьезного, не улыбающегося и совершенно не уверенного в себе. Он был бледен и напуган. На долю секунды я подумала что умерла, ведь не могло быть так, что мама позвонила бы ему, и уж тем более в таком случае он бы все равно не приехал. Я его обидела, я знала это — он признался мне в любви, а я была холодной, бесчувственной, словно машина пробарабанила в ответ, что тоже его люблю. С таким же успехом я могла сказать, что помыла свою машину, в тоне голоса не было бы никакой разницы. Может я бесчувственная? Может ли быть так, чтобы человек не умел любить? Иногда мне кажется, у меня нет привязанности к родителям, за их старые ссоры и скандалы, но Рэнд? Я не могу его не любить! Скорее я не позволяю этого себе. Но теперь поздно об этом думать, не смотря на те слова, что он мне говорил, что не даст мне все испортить. Так не будет — вот что он сказал. А теперь он здесь.

— Что со мной? — я едва пошевелила губами.

— Обморок. Отец сказал, тебе нужно перейти на другое лекарство, так как из-за этого будут происходить подобные вещи. И еще, что тебе нужно начать заниматься спортом и тренировать сердце. — Рэнд говорил сухо. Точнее в нем говорила обида, но и тревога тоже. Его глаза теперь стали полностью серыми, ни капельки синевы, и я только теперь поняла, что они такие когда у него плохое настроение. Когда же хорошее они полностью синие, яркие, замечательные.

— Не подумала бы что ты приедешь ко мне, узнав что я плохо себя чувствую. — отозвалась я, на самом деле не собираясь этого говорить вслух. А просто так думая.

— Как же ты плохо меня знаешь, — тон голоса Рэнда можно было назвать одновременно не верующим и в то же время еще больше обиженным. — Неужели ты считаешь меня столь мелочным, что узнав о твоей болезни, я из-за обиды на тебя не приеду?

Я молчала. Как же мне было стыдно, потому что я сама наверняка, так бы и поступила, не смогла бы приехать к нему из-за стыда. Рэнд замолчал и просто смотрел на то, как на моем лице проступает вина.

— Ты еще не одумалась? — спросил он, наконец устало потирая глаза. Как всегда Рэнд был в своей любимой спортивной одежде. Темно-синие штаны и цвета морской волны куртке, поверх просто белой футболки. И почему раньше меня это злило? Какой родной выглядела эта одежда, особенно куртка, иногда в школе я ходила в ней.

— Нет — отозвалась я, в который раз думая, не совершая ли ошибку. Конечно же совершаю, но это лучше отстрадать теперь, чем потом весь год, когда буду думать о его вероятных изменах с красивыми девушками из колледжа. Нет, скорее всего он не стал бы мне изменять, но по мере того, как он будет там, то начнет меня забывать, а что еще хуже, я начну забывать о нем. мы расстанемся, и то что было волшебной сказкой об Ассоль и Грее, перестанет быть таковой.

— Ясно, — больше ничего не сказав, Рэнд поднялся со стула, и я думала что он уходит, но вместо этого Рэнд неожиданно скинул свои тапки, выданные ему мамой, и улегся рядом. — Спи, я теперь все равно твой друг, и немного побуду с тобой.

— Ты ведь знаешь, что таким образом провоцируешь меня? — мне действительно стало страшно. Как я смогу теперь уснуть, зная, что он рядом, когда уже не считается моим.

— А как же, прям моя сексуальная фантазия, что ты отдашься мне, сразу же после обморока, под действием лекарств, с таким лицом, словно тебя пытали последние сутки, — зло усмехнулся он, складывая руки на груди. Я лежала, не шевелясь, просто пытаясь дышать ровно, чтобы он не слышал, с каким волнением вырывается воздух из моей груди.

— Ты ведь знаешь о чем я, — прошептала я, смотря в его сторону поверх одеяла.

— Знаю. И так же знаю, что если ты не хочешь чего-то, то не станешь делать по-моему. Быть со мной ты не хочешь, но не значит, что отделаешься от меня.

И почему слова Рэнда заставляют чувствовать себя таким чмом?

Я хотела было ему сказать, что больше всего на свете хочу быть с ним, да только не смогла. Казалось, чтобы я ему не сказала, выходило обидным для него. Когда я сказала что люблю его, это вовсе не выходило, как признание, а так, словно я жалела об этом.

Я думала, что не смогу уснуть, но ошибалась. Вот я слышу, как Рэнд тяжело вздыхает, и не смотрит даже на меня, а в другую минуту, меня будит утренний свет. И рядом вместо няньки дядя Пит, с подносом на коленях. Сначала увидев все что там стоит, я едва не стекла слюной, пока не вспомнила, что вчера когда я засыпала рядом был Рэнд. Этой мысли хватило, чтобы еда перестал казаться соблазнительной.

Следующая неделя прошла в основном дома, по предписанию, как моего врача так и отца Рэнда. Он к нам заходил почти каждый день проверить меня, но самого Рэнда больше не было. Я не посмела спросить о нем у мамы, особенно о том, долго ли он оставался у нас тогда, когда лег возле меня. Наверняка он не остался бы ночевать, не потому что моя мама плохо бы воспринял такой факт, а потому, что у Рэнда был этот чертов рыцарский кодекс.

Я скучала. Хуже тоски мне еще не приходилось испытывать, и легче не стало даже тогда, когда я обо всем рассказала Селин. Мне ужасно захотелось поделиться хоть с кем-то, но облегчения это не принесло. Так же как и понимания со стороны Селин. Она не то, чтобы понимала меня, а еще и злилась.

— Как ты не понимаешь, у меня с Филом совершенно не такая ситуация, как у тебя. И Рэнд совершенно не такой как другие парни. Если он влюбляется, то это навсегда. Он как те лебеди — одна пара на всю жизнь. Да ты и сама такая, разве не так? как это все по-идиотски.

— Время покажет, — только и смогла сказать я на ее слова, принимая, что часть ее слов правда. Но кто может судить, как сильно меняет людей время и расстояние? Я в себе то не могла быть уверенной, а у в нем и подавно. Все вели себя так, словно Рэнд предложил мне выйти замуж, а я отказалась. Наши отношения были намного сложнее, и почему никто не понимал меня? Не понимал мой страх, быть покинутой, мой страх верить людям? Никто никогда не был на моем месте.