Джулия Куинн - Первый поцелуй

К своему удовольствию, Питер обнаружил, что его посадили рядом с Тилли. При обычных обстоятельствах он не мог рассчитывать на то, чтобы оказаться за столом рядом с дочерью графа. И по правде говоря, Питер подозревал, что ему предназначалось составить пару женщине, сидевшей справа от него. Но по другую сторону от нее сидел Робби Данлоп, и казалось, что она ведет с ним весьма приятную беседу.

Еда, как и предрекали, была изысканной, и Питер, весьма довольный, наслаждался супом из омара, когда почувствовал движение слева от себя. Повернувшись, он увидел, что на него смотрит Тилли. Ее губы приоткрылись, словно девушка собиралась произнести его имя.

И внезапно Питер осознал, как она прекрасна. Эта красота, которую Гарри никогда не описывал, возможно, потому, что, будучи ее братом, он просто никогда не мог ее заметить. Гарри никогда бы не смог увидеть женщину в девочке, никогда не понял бы, что ее щечка умоляет о нежности, или что, открывая рот, чтобы заговорить, она иногда делает паузу, слегка сжимая губы, словно в ожидании поцелуя.

Гарри никогда не увидел бы ничего из того, что увидел Питер, и что потрясло его до глубины души.

– Вы хотели что–то спросить? – произнес Питер, удивляясь тому, что его голос звучит вполне обычно.

– Да, – сказала девушка, – хотя я не совсем уверена, как… Я не знаю…

Он ждал, когда она соберется с мыслями.

Мгновение спустя, она наклонилась вперед и, удостоверившись, что никто на них не смотрит, спросила:

– Вы были там?

– Где? – спросил Питер, хотя сразу понял, что она имела ввиду.

– Когда он умер, – спокойно уточнила Тилли. – Вы там были?

Питер кивнул. Это не было тем, о чем ему хотелось бы вспоминать, но он обязан быть с ней честным.

Ее нижняя губа дрогнула, и она прошептала:

– Он страдал?

С минуту Питер не знал, что ответить. Гарри страдал. Он провел три дня в жутких мучениях: обе его ноги были сломаны, причем правая – настолько ужасно, что кость прорвала кожу. Возможно, он пережил бы это, и даже не слишком сильно хромал бы впоследствии, так как их хирург имел большой опыт по части лечения сломанных костей. Но внезапно у Гарри началась лихорадка, и прошло совсем немного времени, как Питер понял, что Гарри не удастся выиграть в этом сражении. Спустя два дня его не стало.

Но когда жизнь покидала его тело, Гарри был настолько апатичен, что Питер не был уверен, чувствовал ли Гарри боль или нет, особенно с настойкой опия, которую Питер, украв у своего командира, влил в горло своего друга. И поэтому, отвечая на вопрос Тилли, Питер ограничился тем, что сказал:

– Немного. Нельзя сказать, что это было безболезненно, но я думаю… в конце… он ушел спокойно.

Она кивнула.

– Спасибо. Меня всегда мучил этот вопрос. Он и продолжал бы меня мучить. Я рада наконец узнать правду.

Питер вернулся к своему супу, надеясь, что немного омара, муки и бульона помогут ему отогнать мысли о смерти Гарри, но тут Тилли произнесла:

– Считается, что становится легче, если думать о том, что он – герой, но у меня так не получается.

Питер опять вопросительно посмотрел на девушку.

– Все говорят, что мы должны им гордиться, – пояснила Тилли, – потому что он – герой, потому что умер на поле битвы под Ватерлоо, воткнув штык в тело французского солдата, но я не думаю, что от этого становится хоть сколько–нибудь легче. – Ее губы мелко подрагивали, складываясь в странную, беспомощную улыбку, которая возникает у всякого, кто понимает, что некоторые вопросы ответов не имеют. – Мы продолжаем тосковать по нему так же сильно, как тосковали бы, упади он с лошади, или заболей корью, или подавись он куриной косточкой.

Питер почувствовал, как его рот приоткрылся, пока он обдумывал ее слова.

– Гарри был героем, – услышал он свой голос, и это было правдой. Гарри проявил себя героем десятки раз, отважно сражаясь и неоднократно спасая кому–нибудь жизнь. Но Гарри умер не как герой, не так, как большинству людей нравится об этом думать. К тому времени, когда они сражались с французами под Ватерлоо, Гарри был уже мертв. Его тело было безнадежно изуродовано из–за нелепого несчастного случая. Гарри попал в капкан под фуражную повозку, которую неоднократно пытались починить, и под которой он пролежал шесть часов без помощи. Проклятая штуковина должна была пойти на дрова еще за несколько недель до этого случая, яростно подумал Питер, но в армии никогда не было достаточного количества хоть чего–нибудь, включая и скромные фуражные повозки, и поэтому командир полка отказался бросить ее даже после смерти Гарри.

Но было ясно, что эту историю Тилли не рассказали, и, вероятно, ее родителям тоже. Кто–то, пытаясь смягчить удар от смерти Гарри, разукрасил его последние минуты насыщенными кровавыми красками поля брани во всей его ужасной славе.

– Гарри был героем, – повторил Питер, поскольку так оно и было. К тому же он давно осознал, что те, кто не прошел сквозь тяготы войны, никогда не понимали этой правды. И если кому–то было утешением думать, что какая–то смерть может быть более благородной, чем другая, Питер не собирался разрушать эту иллюзию.

– Вы были ему хорошим другом, – сказала Тилли. – Я рада, что у него были вы.

– Я дал ему обещание, – вырвалось у Питера. Он не хотел говорить ей об этом, но, в любом случае, теперь уж ничего не поделаешь. – На самом деле, мы оба дали друг другу обещания. Это случилось за несколько месяцев до его смерти. Мы оба… Да, ночь перед этим была ужасна, и мы потеряли многих товарищей из нашего полка.

Тилли подалась вперед, ее широко раскрытые глаза были полны сострадания. И когда Питер посмотрел на девушку, то увидел розовую матовость ее кожи, легкую россыпь веснушек на ее носу. И Питеру безумно захотелось поцеловать ее.

О Боже. Прямо здесь, на званом обеде леди Нили, ему захотелось схватить Тилли Ховард за плечи и, прижав ее к себе, осыпать поцелуями.

Гарри вызвал бы его на месте. Дуэли было бы не избежать.

– Что случилось? – спросила Тилли.

Ее слова должны были бы спустить его с небес на землю, напомнив ему о том, что он говорил ей что–то довольно важное. Но все, что Питер был в состоянии сделать, – это уставиться на ее губы, которые были не совсем розовыми, а скорее – слегка персиковыми, и ему пришло в голову, что никогда раньше он не разглядывал губы женщины, по крайней мере, так, как сейчас, прежде чем поцеловать ее.

– Мистер Томпсон? – позвала она. – Питер?

– Извините, – произнес Питер, с силой сжав пальцы в кулак под столом, словно боль от ногтей, вонзившихся в ладонь, могла каким–то образом удержать его от непозволительных мыслей. – Я дал Гарри обещание, – продолжил он. – Мы говорили о доме, мы часто так делали, особенно когда становилось очень трудно, и Гарри вспоминал вас, а я вспоминал свою сестру, которой четырнадцать лет, и мы обещали друг другу, что если с кем–то из нас что–нибудь случится, то другой присмотрит за его сестрой. Будет защищать ее.

Некоторое время Тилли сидела, не шевелясь, лишь смотрела на него, а затем произнесла:

– Это очень любезно с вашей стороны, но не волнуйтесь, я освобождаю вас от этой клятвы. Я уже не зеленая девчонка, и у меня еще есть брат – Уильям. Кроме того, я не нуждаюсь в том, чтобы кто–то заменял мне Гарри.

Питер открыл было рот, чтобы ответить, но быстро передумал. Он не испытывал братских чувств по отношению к Тилли, и был абсолютно уверен, что его чувства весьма далеки от того, что имел ввиду Гарри, когда просил его присмотреть за своей сестрой.

И уж точно Питеру не хотелось стать заменой ее брату.

Но казалось, что реплика Тилли требовала ответа, и действительно, девушка вопросительно смотрела на него: ее голова была слегка наклонена, словно она ждала от него каких–то весьма многозначительных и умных слов или, если не этого, то чего–то такого, что позволило бы ей ответить остроумным возражением.

Питер был в замешательстве и поэтому совершенно не возражал, когда ужасный голос леди Нили, проскрежетал через всю комнату:

– Он пропал! Мой браслет пропал!

Самое желанное приглашение недели нынче превратилось в самое обсуждаемое событие недели. Если такое вообще возможно, и вы, дорогой читатель, еще не слышали новости, то ваш автор с удовольствием их вам изложит: голодные гости леди Нили еще не успели закончить свой суп, как обнаружилось, что похищен рубиновый браслет их хозяйки.

Существуют, что и говорить, некоторые разногласия относительно судьбы этого драгоценного изделия. Многие гости утверждают, что браслет просто затерялся, поскольку хозяйка забыла, куда его положила, но леди Нили заявляет, что совершенно точно помнит все подробности вечера, а потому, это, несомненно, была кража.

Предположительно, что браслет (чья застежка, как обнаружила леди Матильда Ховард, оказалась неисправной), был помещен на блюдо из–под сладостей (поданное неуловимым лордом Истерли), которое поставили на стол в гостиной. Леди Нили намеревалась отнести блюдо с браслетом в столовую, чтобы ее гости смогли в полной мере восхититься его несомненным великолепием, но в погоне за едой (вашему автору доложили, что к этому времени час был уже настолько поздний, что умиравшие с голоду гости, позабыв об этикете, устроили безумную давку перед дверьми столовой) о браслете забыли.

Когда леди Нили вспомнила о драгоценности, оставленной в другой комнате, она послала за ней лакея, но тот возвратился с пустым блюдом.

Вот тогда поднялась настоящая суматоха.

Леди Нили попыталась заставить обыскать всех своих гостей, но, по правде говоря, разве кто–нибудь может себе представить, что, скажем, граф Кенби согласился бы на то, чтобы лакей баронессы обыскивал его персону? Тут же было высказано предположение, что браслет украден кем–то из слуг. Но леди Нили, проявив достойную восхищения лояльность в отношении своей челяди (и надо сказать, что данное чувство взаимно – слуги ей безмерно преданы), отказалась подозревать кого–либо из штата своей прислуги в том, что он предал ее подобным образом. Тем более что ни один из них не проработал у нее в доме меньше пяти лет.

В результате все гости покинули дом леди Нили в испорченном настроении. И, пожалуй, трагичнее всего то, что все деликатесы, за исключением супа, оказались нетронутыми. Остается только надеяться, что леди Нили посчитала целесообразным устроить банкет своим слугам, которых она недавно так страстно защищала.

И можете быть уверены, дорогой читатель, что ваш автор продолжит комментирование этой последней on–dit[3]. Возможно ли, чтобы член высшего общества оказался обыкновенным вором? Вздор! Нужно обладать весьма незаурядными способностями, чтобы суметь похитить такую ценную вещь прямо из–под носа Леди Н.

«Светская хроника леди Уислдаун», 29 мая 1816 года

– И тогда, – продолжил некий модно одетый молодой джентльмен, вещавший тоном человека, совершенно уверенного в своей осведомленности обо всех последних сплетнях, – она вынудила мистера Брукса, своего собственного племянника, снять его сюртук и дать возможность двум лакеям обыскать его.

– Я слышал, их было трое.

– Этого не было, – растягивая слова, произнес Питер, стоя на пороге гостиной Кенби. – Я сам там был.

Семеро джентльменов повернулись к нему лицом. Пятеро из них выглядели недовольными, один – скучающим, а еще один – удивленным. Что касается Питера, то он был крайне раздражен. Питер не был уверен, чего он ожидал, решив отправиться в богатую резиденцию Кенби в Мейфэре, чтобы нанести визит Тилли, но точно не этого. Просторная гостиная была до отказа заполнена мужчинами и цветами, и маленький букетик ирисов в его руке казался совершенно лишним.

Кто же знал, что Тилли настолько популярна?

– Я совершенно уверен, – продолжил первый джентльмен, – что там было два лакея.

Питер пожал плечами. Ему было все равно, говорил ли этот щеголь правду или нет.

– Леди Матильда тоже была там, – сказал он. – Можете спросить у нее, если мне вы не верите.

– Это правда, – сказала Тилли, приветствуя его улыбкой. – Хотя мистер Брукс действительно снял свой сюртук.

Мужчина, который утверждал, что гостей обыскивали три лакея, повернулся к Питеру и несколько насмешливо осведомился:

– А с вас снимали сюртук?

– Нет.

– После того, как был обыскан мистер Брукс, остальные гости возмутились, – пояснила Тилли, а затем, решив сменить тему разговора, спросила собравшихся кавалеров:

– Вы знакомы с мистером Томпсоном?

Нашлась только пара знакомых; Питер все еще был почти новичком в городе, и большинство его знакомств ограничивалось школьными друзьями из Итона и Кембриджа. Тилли представила его, как того требовали приличия, после чего он занял не самое лучшее место в комнате, поскольку ни один из джентльменов не пожелал освободить свое место и позволить другому получить преимущество в ухаживании за прекрасной, и к тому же весьма богатой, леди Матильдой.