Первый раз – 2

FIFTY FIRST TIMES

Печатается с разрешения издательства HarperCollins Publishers и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Molly Jester, 2014

© Myra McEntire, 2014

© Hannah Moskowitz, 2014

© Lyla Payne, 2014

© Mark Perini, 2014

© Carrie Ryan, 2014

© Alessandra Thomas, 2014

© Melissa West, 2014

© Tracy Wolff, 2014

© Перевод. А. Мейсигова, 2015

Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Молли Макадамс

Моя страсть

Кинли

Сегодня

Этого не могло случиться. Он не мог просто выйти за дверь – ну да, я требовала, чтобы он ушел, но теперь, когда он это сделал, мне казалось, что я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, пытаюсь удержать голову над водой. Я хотела, чтобы он вернулся; он должен сказать мне, что все будет хорошо. Я обиделась, испугалась, и все это переросло в гнев и нелепые обвинения. В глубине души я понимала, что веду себя неразумно, но не могла остановиться, как ни старалась. Он должен был все исправить, должен был помочь мне преодолеть это… помочь нам преодолеть это. А я повела себя по-идиотски, начала орать, и он ушел.

Меньше чем через неделю должна была состояться наша свадьба.

Я росла и взрослела вместе с Джейсом Сако, мы жили в соседних домах, и в мою голову ни разу не закралось сомнение в том, что этот парень предназначен мне. За прошедшие годы нам с ним пришлось многое пережить, но мы преодолевали трудные времена, поддерживая друг друга, а на кого нам опереться теперь?

До сегодняшнего вечера мы с Джейсом ни разу не ссорились. Да, разногласий хватало, но мы никогда не повышали друг на друга голос, никогда не оскорбляли друг друга. И прежде я всегда знала, как будут развиваться наши отношения дальше.

Джейс предложил мне дружбу, когда мы учились в пятом классе, – хотя какие могут быть отношения в десять лет? – и нам страшно завидовали одноклассники. Он впервые поцеловал меня по-настоящему (в действительности это был наш второй поцелуй) на мое тринадцатилетие и пригласил на первое свидание на следующий же день после того, как мне исполнилось шестнадцать. Мы встречались, пока учились в старших классах, и вместе утратили девственность в ночь после выпуска. Спустя полтора года он предложил мне руку и сердце, и мне и секунды не потребовалось, чтобы броситься ему на шею и снова и снова повторять «да!» в промежутках между страстными поцелуями.

Стоило взглянуть на кольцо на пальце, и из моей груди вырвалось мучительное рыдание, я попятилась и уткнулась спиной в стену нашего коридора. Я сползла по стене вниз, подтянула коленки к груди и закрыла руками лицо, по которому текли горькие слезы.

– Этого не может быть, – прошептала я в тишине.


Семнадцать лет назад

Я стремглав помчалась к качелям на площадке нашего детского сада, зная, что, если бежать не изо всех сил, меня опередят другие дети. А мне хотелось только одного – качаться. Качаясь на качелях, я воображала, что лечу. А лететь… ну, однажды я смогу летать, я просто знала это, а пока у меня есть только качели.

Но как раз перед ямой с песком, где стояли пустые качели, я споткнулась о шнурки и упала. Мимо пробегали другие дети, но никто не остановился, чтобы помочь мне. Ладони и колени больно саднило. Я перекатилась на спину и села, закусив изнутри щеку, чтобы не заплакать. Мои старшие братья вечно твердили, что плачут только нытики и хлюпики, а я к числу таких не относилась.

Посмотрев на красные, исцарапанные ладони, я вытерла их о штаны, чтобы стряхнуть крошки битума, и снова поднесла к лицу. Крови не было.

– У тебя течет кровь.

Я подняла голову, прищурилась от солнца и замотала головой, глядя на Джейса. Он жил в соседнем доме, и мы с моими братьями каждый день ходили в школу и из школы с ним и его старшим братом, но в школе он никогда со мной не заговаривал, потому что он – мальчик, а я – девочка, и в школе… в общем, мальчики никогда не разговаривали с девочками.

– Нет!

Я повернулась, плечи мои поникли, и мне снова пришлось прикусить изнутри щеку, потому что все качели уже были заняты. А ведь я так хотела полетать!

– Кровь. Посмотри, – повторил Джейс. Я снова обернулась к нему и увидела, что он показывает на мои коленки.

Джинсы порвались, на ободранной коже виднелись красные пятна. Я захотела к маме, но, когда я так говорила, братья всегда надо мной смеялись, так что мне пришлось сильно сморщиться, чтобы ничего не ляпнуть.

– Пойдем, найдем мисс Кэти, она отведет тебя к медсестре. – Наклонившись, он взял меня за руки и помог подняться.

– Почему ты мне помогаешь?

Зашагав через площадку, Джейс пожал плечами.

– В смысле? Ты же мой лучший друг.

Я остановилась, уставившись на него широко распахнутыми глазами.

– Ничего подобного! Ты же со мной не разговариваешь, забыл? Я тебе не нравлюсь.

– Кинли Энн Аткинсон, это самая большая глупость на свете. Однажды я на тебе женюсь, поэтому, конечно, ты мне нравишься.

– Ч…

Джейс быстро прижался губами к моему рту, а когда отодвинулся, на его лице играла улыбка и сияли ямочки.

Я стояла, чувствуя, как пылает мое лицо, и слышала, как дети вокруг нас смеются, от чего мне снова захотелось плакать.

– Зачем ты это сделал? – закричала я, вытирая губы рукавом рубашки.

– Говорю же, я собираюсь…

Размахнувшись как следует, как учили старшие братья, я сильно ударила Джейса по носу. Голова его откинулась назад, руки метнулись к носу. Между пальцев сочилась кровь, по лицу потекли слезы. Нытик.

– Мои братья говорят, у тебя вши! Не смей меня трогать!

– Кинли Аткинсон! – Я повернулась и увидела свою учительницу, мисс Кэти. – Пойдем. В кабинет директора… немедленно. Джейс, пойдем с нами, я отведу тебя к медсестре.

После этого приехала мама, чтобы забрать нас с Джейсом из школы, и когда мы выбирались из машины, Джейс нагнулся и прошептал мне на ухо:

– Все равно я на тебе женюсь.

Джейс

Сегодня

Заехав на парковку возле бара, я остановил машину и хлопнул ладонями по рулю.

– Гребаный сукин сын!

Я провел руками по лицу, откинулся головой на подголовник и схватился за грудь. По телу растекалась такая боль, что могла навеки изувечить человека. Не знаю, как я сумел доехать до бара. Мне хотелось только одного – свернуться в клубок на заднем сиденье и отдаться этой боли.

Я просто поверить не мог, что ушел от Кинли. Бросил свою невесту, девушку, которую любил еще тогда, когда не знал, что такое любовь; оставил ее в нашей квартире, плачущую, в растерзанных чувствах, одну.

Но я тоже был потрясен. Настолько чертовски потрясен, что не мог перестать дрожать, и эта дрожь была ничем, по сравнению с рвущей душу болью, зато была напрямую связана с той упрямой, как последнее дерьмо, нелепой женщиной, на которой я собирался жениться меньше чем через неделю.

Рывком распахнув дверцу машины, я сумел выбраться наружу, не грохнувшись на землю, вошел в бар и сел на табурет за стойкой.

– Чего тебе налить? – спросил меня грузный, коренастый старик.

Как это банально: поссориться с девушкой, завалиться в бар, сесть за стойку и начать изливать душу.

– Все равно, лишь бы покрепче.

Он пощелкал языком, покачал головой и взял высокий стакан.

– Тыщу раз видел этот взгляд. Скажу только раз, а потом не буду лезть в твои дела весь вечер. Уж не знаю, что между вами произошло, но ты не решишь чертову проблему, явившись сюда, чтобы напиться в хлам. Тебе нужно вернуться к ней, попросить прощения за то, что ты натворил, и всю ночь ее обнимать. Слышишь меня, сынок?

Не поднимая головы, я уставился на собственные стиснутые кулаки, лежавшие на исцарапанной деревянной стойке, а затем злобно взглянул на него.

– Кто, мать твою, сказал, что это я что-то натворил?

– Так обычно бывает. Вряд ли она тебе изменила или бросила тебя. Ведь ты сидишь здесь, а это значит, что ушел ты, да только уходить во время ссоры – худший способ решения проблемы.

Моя невеста велела мне убираться из нашей квартиры после того, как мы с ней наговорили друг другу такого, о чем я уже жалел, и мне вовсе не хотелось, чтобы этот мужик меня доставал.

– Выпивку, – просто сказал я.

– Удостоверение личности.

Вытащив бумажник из заднего кармана, я щелчком открыл его, достал водительские права и шмякнул на стойку. Бармен глянул на него, на меня и пошел готовить мне напиток. Когда я засунул бумажник обратно в карман, он поставил передо мной стакан.

– Извините, но нам это не потребуется, – произнес голос за моей спиной. На моем предплечье сомкнулись чьи-то пальцы, поднимая меня с табурета.

Я оглянулся на своего лучшего друга (и коллегу-пожарного) и нахмурился еще сильнее.

– В бар приходят для того, чтобы выпить.

Эйдин криво ухмыльнулся и печально покачал головой.

– Только не таким образом, Джейс, и не сейчас. Ты позвонил мне, попросив составить тебе компанию, и именно это я собираюсь сделать. Давай поговорим о том, что случилось. Потому что, если ты напьешься и решишь, что хочешь вернуться и поговорить с Кинли, разве она поймет, что ты говоришь искренне?

– Да кому какое дело, мать твою! Она велела мне убираться прочь, ясно дала понять, что не хочет иметь со мной ничего общего, так что черта с два она позволит мне вернуться и поговорить.

Эйдин затолкал меня в кабинку и сел напротив.

– Хорошо. Так что произошло? Представить себе не могу, чтобы вы двое поссорились – я уже молчу про то, что Кинли выставила тебя.

Я уронил голову на руки, вцепившись в волосы.

– До сих пор мы с ней ни разу не ссорились.

– Никогда? Серьезно?

– Да, старик, серьезно.

– Чувак, так это что, своего рода обряд посвящения или просто какое-то дерьмо? Первая ссора?

Я невольно рассмеялся.

– Для некоторых людей – возможно, но не для нас. У нас все по-другому, ты и сам знаешь. Мы обо всем разговариваем, и если даже в чем-то не соглашаемся друг с другом, нас это вполне устраивает.

– В таком случае что же пошло не так сегодня?

Я отпустил волосы, опустил руки и ссутулился.

– Я даже и не знаю, мать твою! Вот мы с ней убираем со стола после ужина, а в следующую минуту она вдруг вспоминает про мальчишник и начинает задавать вопросы о том, что там происходило и почему я не отвечал на ее звонки. А дальше внезапно начинает обвинять меня в том, что там были стриптизерши, и желает знать, что я с ними вытворял, потому что той ночью я вырубился, и она не могла дозвониться до меня до самого утра.

– Ты шутишь правда? Она должна знать, что ты лежал трупом у меня на диване, а мы всю ночь играли в покер. Черт, я ей расскажу, и все парни подтвердят.

– Она сейчас настолько обезумела, что никому не поверит. Решит, что вы меня просто прикрываете. – Ковыряя тонкую картонную подставку для кружки, я покачал головой, не в силах понять, как это все произошло. – Не понимаю. Кинли никогда не сомневалась в наших отношениях и никогда ни в чем меня не подозревала, потому что я никогда не давал ей повода.

– Значит… – начал Эйдин, потому что я замолчал, – она просто продолжала сыпать обвинениями, а потом велела тебе убираться, и ты послушался?

Я поморщился, потому что все еще не мог поверить, что разговаривал с ней так грубо.

– Гм, нет. Не совсем. Я наговорил ей кучу того, чего не следует говорить женщине, на которой собираешься жениться. Черт, их просто не следует говорить женщине, и не только потому, что ты ее любишь.


Девять лет назад

Перекатившись на бок, я раздраженно выдохнул и встал с постели. Сегодня вечером я ходил на день рождения Кинли, которой исполнилось тринадцать, и теперь никак не мог выкинуть из головы то, о чем говорили мои друзья.

Я до сих пор не поцеловал Кинли.

Точнее, не целовал с тех пор, как нам было по пять лет и она врезала мне по носу сразу после поцелуя. Но это не считается. Это случилось вечность назад, когда мы были совсем маленькими. Но сейчас-то мы с ней дружим больше двух лет, все наши ровесники целуются – и это по меньшей мере. А я так чертовски сильно хочу ее поцеловать, что ни о чем другом даже думать не могу. Просто мы с ней никогда об этом не говорили, и (если быть до конца честным с самим собой) я боялся того, что сделают ее старшие братья, если узнают.

Да пошло оно все к чертям собачьим!

Натянув спортивные штаны, я набросил рубашку с длинными рукавами, всунул ноги в кроссовки и начал осторожно поднимать оконную раму. Та пронзительно заскрипела, я вздрогнул и замер, прислушиваясь, не раздадутся ли в коридоре шаги. Минуты шли, никто не появился, так что я медленно открыл окно до конца и вылез наружу, перепрыгнув через посаженные мамой кусты, чтобы их не повредить.