– Каникулы закончились неделю назад. Где ты был в прошлый вторник и четверг? Грудные мышцы качал?

Он взялся за воротничок строгой полосатой рубашки и с удовольствием оглядел свою грудь.

– Хочешь взглянуть?

Вместо ответа я подтолкнула к нему стопку бумаги.

– Пришли новые подтверждения от приглашенных. Твоя очередь обновлять списки.

– Я думал, списки составили еще в ноябре.

– Так и есть. Вот почему эта работа доставит тебе особое удовольствие. – Свои слова я сопроводила ядовитой улыбочкой.

Он ехидно ухмыльнулся в ответ, сверкнув ровными белоснежными зубами. Безукоризненные зубы смотрелись безупречно в сочетании с идеально уложенными темными волосами и карими глазами совершенной формы. В старших классах школы Гарретт Рид пользовался славой золотого мальчика – главный нападающий футбольной команды, король выпускного бала. Я знала, потому что он то и дело об этом упоминал.

По злой прихоти судьбы, в осеннем триместре нам пришлось работать вместе, но ладили мы как кошка с собакой, так отталкивают друг от друга два мощных магнита, соприкоснувшихся северными полюсами.

– Кажется, ты собирался кое с кем поговорить, чтобы работать по понедельникам и средам? – спросила я.

– «Кое с кем»… это с папой?

Отец Гарретта – декан высшей школы бизнеса и, насколько я поняла со слов сынка, человек твердых взглядов, убежденный, что в жизни ничего даром не дается. Он настоял, чтобы Рид-младший «сам зарабатывал себе на жизнь», хотя тот и пользовался правом на бесплатное обучение. И как меня только угораздило оказаться у него на пути? Ей-богу, не знаю, чем я заслужила это счастье…

– Да, именно с ним, – хмуро откликнулась я. – Или со Всевышним, или с любым другим, кто пообещал бы мне, что мы с тобой не будем проводить вместе по два часа дважды в неделю.

– Ты ранишь меня в самое сердце. – Взяв красную ручку, Гарретт начал сверять пришедшие подтверждения со списками приглашенных. – Я пытался уладить этот вопрос, поскольку, как ни странно, надеялся избавиться от злобной мегеры-всезнайки, но не позволило расписание занятий в этом триместре.

Я пожала плечами. Гарретт – единственный в моем окружении, кто терпеть меня не может, но не стану же я просить у него за это прощения. Не знаю, в чем тут дело, но Рид умудрился вытащить на свет божий мои самые темные стороны. Вообще-то я довольно покладиста. Со мной легко, а временами даже весело. Но этот тип пробуждает во мне циничную, всезнающую нахалку.

– Как поживает Лина? – спросила я о его школьной подружке. Они встречаются с десятого класса, но теперь видятся редко, поскольку она учится в Брауновском университете, а он в Фордемском.

Гарретт не ответил, и я с любопытством посмотрела на него, подняв глаза от неразрезанных листов с именными карточками. Рида хлебом не корми, дай поговорить о Лине. Его истории звучали бы занятно, не будь он редкостным поганцем.

– Эй! – окликнула его я. – Ты затеял игру в молчанку? Тогда я пас.

Тишина.

Я осторожно наклонилась вперед и произнесла свистящим шепотом:

– Гарретт, ты здесь?

Он сделал вид, будто не услышал.

– Гарретт, неужели Лина… тебя бросила?

Он молча поднял списки, спрятав лицо за бумагами.

У меня вырвался смешок, я поспешно прикрыла рот ладонью, но поздно – Гарретт все услышал. Знаю, ужасно с моей стороны смеяться над парнем, которого бросила подружка. Просто… нужно было знать Гарретта. Этот тип самоуверен до чертиков и всегда жутко самодоволен.

Он со вздохом бросил на стол документы, потом наклонился ко мне.

– Вопреки распространенному заблуждению, тебя, Энни Гилмор, милой девушкой не назовешь.

– Ничего подобного! – возмутилась я, но предательский смех выдал меня с головой. – Тебе дали отставку.

Он посмотрел на меня долгим, неподвижным взглядом, и на миг мне стало не по себе. «Придется извиниться, – подумала я. – Нет, я должна извиниться». Но тут уголок его рта приподнялся, и Гарретт резко откинулся на спинку стула.

– Ну ты и стерва.

– Что же случилось? – Я вернулась к своему захватывающему занятию – к возне с карточками. – Может, Лине надоело смотреть, как ты проделываешь тот финт плечами? Потому что от этого зрелища можно осатанеть.

– Какой еще финт? – Ручка, которую Гарретт вертел в пальцах, на секунду замерла, затем снова пришла в движение.

– Сам знаешь. Ты вечно крутишь плечами то вперед, то назад, когда думаешь, что на тебя никто не смотрит.

Гарретт приподнял глаза от списков.

– Глупости, ничего такого я не делаю.

Склонив голову набок, я полюбовалась своей работой.

– Делаешь. Это выглядит так, будто ты из кожи вон лез, чтобы кого-то очаровать, и теперь восстанавливаешь силы, готовишься к новому натиску. Заметь, обычно на горизонте маячит какая-нибудь женщина.

Брови Гарретта приподнялись.

– Похоже, тебя мне очаровать не удалось.

– Это потому, что я вижу тебя насквозь, – ответила я, ловко орудуя ножницами. – Вдобавок я вынуждена постоянно наблюдать, как ты вращаешь плечами.

Какое-то время он изучал меня, потом, зажав в зубах ручку и качая головой, снова взялся за списки.

– Странная ты, Гилмор.

– И все же я права.

Он не удостоил меня ответом.

Несколько минут прошло в почти дружелюбном молчании.

– Всему виной обычные заморочки, которые неизбежно возникают, когда люди далеко друг от друга, – неожиданно произнес Гарретт.

– Что?

– Потому мы с Линой и расстались.

Ножницы у меня в руке на мгновение замерли, вильнув в сторону, отчего кромка карточки вышла чуть кривоватой. Привычная язвительная реплика уже вертелась у меня на кончике языка: «Да, Рид, удачный момент ты выбрал, ничего не скажешь».

Но по какой-то неведомой причине я вдруг произнесла совсем другое:

– Мне очень жаль, Гарретт. Правда. Тебе, наверное, паршиво. Зато теперь ты свободен как ветер, верно?

– И ты не спросишь меня, о каких заморочках идет речь?

Я смущенно нахмурилась.

– Думаю, это не мое дело… Но если тебе хочется об этом поговорить…

Примерно с минуту он грыз кончик ручки, сверля меня взглядом. Довольно беззастенчиво. Затем отвел взгляд.

– Нет.

Я безразлично пожала плечами, будто мне все равно, хотя на самом деле мне немного любопытно. Иногда Гарретт меня бесит, но он «настоящая находка», как выразилась бы моя мама. Красивый, остроумный, хорошо учится… пожалуй, немного наглый, но некоторым девушкам это нравится. Интересно, что же он такого натворил, отчего принцесса Лина его отвергла?

Тут кто-то постучал в дверь маленького бокового кабинета, отведенного нам, студентам, для работы, и мы с Гарреттом в ужасе переглянулись: «О нет!»

– Привет, ребята!

– Здравствуйте, миссис Рамирес, – дружным, веселым хором откликнулись мы. Бекки Рамирес – помощник ректора Фордемского университета. Во время собеседования меня обманула ее внешность. Я опрометчиво решила, что миниатюрная рыжеватая блондинка ростом не больше пяти футов[6] – воздушное создание, похожее на эльфа, – будет добродушным, снисходительным боссом. И хотя она довольно милая, у нее весьма своеобразные представления о том, что должны успеть студенты-совместители за два часа работы.

Если что-то и объединяло нас с Гарреттом в прошедшем триместре, так это борьба за выживание: нам приходилось выручать друг друга, выполняя распоряжения Бекки, подчас на редкость нелепые. А в последнюю неделю она разошлась не на шутку, и неудивительно – до великого торжества остался всего месяц.

– Кто из вас хочет сбегать за кофе? – поинтересовалась она своим обманчиво сладким голоском. Мой взгляд тоскливо скользнул на окно. Там лило как из ведра, и, разумеется, зонтик я не взяла. Однако приказы миссис Рамирес не обсуждаются. Впрочем, это еще цветочки, у нее бывали капризы и похуже.

– Я принесу. – Гарретт с готовностью встал, отодвигая стул.

Я удивленно уставилась на него. Мы ведем счет подобным поручениям, и я совершенно уверена, что сейчас моя очередь тащиться в кафе.

– Спасибо, Гарретт, – миссис Рамирес улыбнулась, вручив ему карточку. – Мы сегодня вдвоем с отцом Розетти, но раз уж вы вызвались доставить нам кофе, можете заодно заказать что-нибудь и для себя с Энни. Мы угощаем.

Меня не пришлось долго уламывать.

– Я бы хотела…

– Двойной кофе мокко с обезжиренным молоком. Без взбитых сливок. Большой стакан. Я помню, – скороговоркой выпалил Гарретт, проворно набросив куртку и выскочив за дверь. Бекки исчезла следом за ним, я в замешательстве проводила их взглядом.

Неужели он помнит, какой кофе я люблю?

Вот уже второй раз за последние пять минут Гарретт умудрился застать меня врасплох. Пора положить этому конец. С такими типами, как Рид, надо держать ухо востро, они так и норовят взять над тобой верх.

Оставшееся время мы с Гарреттом корпели над нудной бумажной работой, и к концу второго часа этой каторги нам удалось разгрести лишь малую часть накопившихся дел. Однако наше время вышло, и, по крайней мере, мы получили передышку до четверга.

– Ты сейчас куда? – спросил Рид, забросив за плечо сумку, пока я застегивала пальто.

– На французский. – Он открыл дверь кабинета и придержал ее, пропуская меня вперед. – А ты?

– Свободен. По расписанию все понедельники, среды и пятницы у меня плотно забиты, по четвергам мы учимся только до обеда, а по вторникам вообще нет занятий.

– Счастливчик, – пробормотала я, останавливаясь возле двери и уныло глядя на серый нью-йоркский дождь. Наверное, мне повезло, что не идет снег, хотя неизвестно еще, что хуже. Уроженка Феникса, я так и не привыкла к промозглой, слякотной зиме восточного побережья.

Гарретт достал из сумки гладкий черный зонт и помахал мне.

– Идем, я тебя провожу.

Я оторопело посмотрела на зонт, потом на Рида.

– Зачем?

Он выразительно закатил глаза к потолку, со смехом схватил меня под руку и потянул за собой, а затем лихо раскрыл зонт над нашими головами.

Довольно странно идти под зонтом в обнимку с Гарреттом Ридом, тесно прижимаясь друг к другу, но необычно не значит неприятно.

Мы обошли огромную лужу, пройдя через кампус.

– Я так и не спросил, как прошли каникулы? – сказал Рид.

– Неплохо. Ничего примечательного не случилось.

– Значит, операция «Обзавестись парнем» пока не завершилась триумфом? – Гарретт посмотрел на меня с высоты своего роста.

Как ни странно, Рид – единственный человек в колледже, которому известно, что у меня никогда не было серьезных отношений с противоположным полом. Думаю, у Корри есть кое-какие подозрения на сей счет, но я всегда старалась говорить о своих «романтических историях» расплывчато и туманно. Хотя и рассказывать особенно нечего. Первый поцелуй в летнем лагере после десятого класса, пара походов в кинотеатр с парнем из «дружественной» школы для мальчиков и, разумеется, памятные встречи с Дэнни Арнштадтом, напрочь лишенные романтики, – вот и все, чем я могу похвастать.

Но ничего серьезного. Никаких романов.

– Зря я тебе сказала, – проворчала я. В прошлом декабре в минуту слабости я разоткровенничалась с Гарреттом. Он советовался со мной, что подарить Лине на Рождество, и спросил, какой из подарков моего парня понравился мне больше всего.

Я сваляла дурака, сболтнув, что у меня никогда не было романтических отношений, но я над этим работаю.

К счастью, он не стал меня поддразнивать. Разве что иногда.

– Никакая это не операция, – пробурчала я. Мы остановились перед корпусом, где проходят мои занятия французским.

– Энни хочет заполучить парня, Энни хочет заполучить парня… – издевательски стал распевать Гарретт, точно второклассник.

Я ударила его кулаком в живот, и он застонал, согнувшись пополам.

– Прекрати. Не желаю обсуждать это с тобой.

Я убежала, но он догнал меня, схватив за локоть. Я удивленно обернулась, и Рид немедленно отдернул руку.

– В эти выходные у меня дома намечается вечеринка. Будет здорово, если ты придешь.

– Не можешь сам найти себе подружку? Нужна помощь?

– Да, общество такой блестящей студентки и пай-девочки наверняка повысит мои шансы на успех. От девушек отбоя не будет. Но если серьезно, буду рад тебе.

Признаюсь, это неожиданное приглашение меня немного удивило, и хотя я не была уверена, что хочу пойти… мне стало любопытно. Вместо того чтобы жить в общежитии, как прочие смертные, Гарретт с несколькими приятелями снимал шикарный дом за пределами студенческого городка. И судя по его рассказам, они постоянно закатывают вечеринки.

– С чего бы мне соглашаться? – хмыкнула я, чтобы потянуть время.

Он пожал плечами.

– Там соберется компания, может, ты кого-нибудь встретишь.

– Может, я уже встретила.

Он пристально посмотрел на меня.

– Это правда?

Возможно. Наверное. Но я чувствую, что умру, если ошибусь насчет Зака, а потому отвечаю уклончиво: