– Да… да…

Пока мама оживленно тараторила, я вышла из административного корпуса и опустилась на скамейку. Погода по-прежнему была дьявольски холодная, но день выдался солнечный, и морозный воздух приятно покалывал мои пылающие щеки.

«Гарретт и Кейтлин. Значит, они теперь вместе? И с каких пор?»

– …А я тебе рассказывала, что выкинула Джулия Морбейчер? – спросила мама тем особым голосом, в котором явственно слышалось: «Конечно, сплетничать нехорошо, но я просто не могу удержаться».

– Нет, – ответила я, стараясь скрыть отсутствие энтузиазма. Я надеялась, что мама не догадается: мне решительно наплевать на Джулию Морбейчер, что бы та ни натворила. Эта девочка – дочь одного из папиных сослуживцев, я видела ее всего раза три в жизни.

– Ее родители обнаружили, что она взяла из бара бутылку с водкой и наполнила ее водой… – Какой скандал! – И конечно же, Джулия не подумала, что вода, в отличие от алкоголя, при замерзании превращается в лед. – Я закрыла глаза, а мама закончила свою новость обычным рефреном. – Знаю, я уже тысячу раз говорила это тебе, но повторю снова: мы с твоим отцом благодарим судьбу. Какое счастье, что ты никогда не доставляла нам огорчений. Ну… разве что огорошила нас, когда пошла в колледж с совместным обучением. Но ты не переступала черту и ни разу не заставила нас краснеть. Мы рады, что ты у нас такая славная, добрая, умная. Вчера вечером мы даже смеялись, что самое ценное из твоих достоинств – предсказуемость и…

Я мгновенно открыла глаза, будто меня толкнули локтем под ребра.

«Предсказуемая.

Так вот я какая? Да. Совершенно верно. Это как раз про меня. Я не из тех, чьи поступки способны кого-то удивить. И так было всегда».

И вдруг меня осенило.

Все эти пай-девочки, что выбрали кривую дорожку… Дело вовсе не в том, что им надоело быть примерными.

Они устали плестись по знакомой, проторенной колее, не отступая в сторону даже на шаг.

Идти, не сворачивая с пути истинного? С этим я еще могла примириться. Такова моя природа.

Но быть предсказуемой?

Значит, такой меня видят другие?

И они не ошибаются.

Выбрать школу права, потому что это надежный способ обеспечить себе благополучное будущее? Отметим этот пункт. Есть каждый божий день на обед салат с обезжиренным творогом, потому что это полезно (бр-р)? Ставим еще одну жирную галочку. Встречаться с хорошим парнем в очках, который считает меня милой девушкой. Попадание в десятку.

Я услышала громкое хихиканье, оглянулась и увидела, что это не кто иной, как Гарретт и пролаза Кейтлин. Она робко сопротивлялась попыткам Гарретта затащить ее в лужу и взвизгивала, когда тот прыгал, окатывая их обоих грязно-серой ледяной слякотью.

Это безответственно и глупо, и… я тоже так хочу. Хочу быть девушкой, которую можно затащить в грязную лужу, а она только рассмеется, потому что это всего лишь грязь. Хочу быть девушкой, что встречается с парнем, который – это уж как пить дать – ходячая Неприятность. Неприятность с большой буквы «Н».

И больше того, я хочу быть девушкой, которая способна свести парня с ума. Распалить так, чтобы он притиснул меня к стене и целовал, не в силах совладать с собой. Хочу сама испытать это чувство, увлечься до безумия, забыв о том, что вокруг люди, чтобы кто-нибудь крикнул нам: «Эй, вы тут не одни, не пойти ли вам домой?!»

Хочу чувствовать себя привлекательной и желанной, а еще смело говорить то, что приходит в голову, когда хочется высказаться.

Но проблема не в том, какой я хочу быть, а в том, какой не хочу.

Я не хочу стать превосходной, достойной заменой подружки Зака Харрисона. Примерной девочкой, которая безусловно заслужила бы одобрение его родителей.

Я вспомнила слова Зака, и его голос донесся до меня откуда-то издалека, словно эхо: «Мне нравится, что я мог бы пригласить тебя когда-нибудь домой и познакомить с мамой, не обливаясь холодным потом от страшного предчувствия. Мне нравится, что рядом с тобой у меня появляется желание стать лучше…»

Хорошие слова. Милые. Прекрасные слова, правда.

Быть может, в другое время другой девушке хотелось бы их услышать.

Но только не мне. Я не хочу быть для кого-то трамплином к самосовершенствованию. Я хочу быть собой.

Той Энни Гилмор, какой я бываю лишь с одним-единственным человеком. Той Энни, которая может быть и циничной, и немного вспыльчивой, не всегда заботясь о том, чтобы подбирать верные слова и говорить правильные вещи.

Мой взгляд не отрывался от Гарретта, который в эту минуту стирал грязь со щеки Кейтлин.

Теперь я знала точно, с кем хочет быть та Энни.

Но, увы, уже слишком поздно.

5

Я столько месяцев мысленно готовилась к этому дурацкому профессорскому балу, представляла, как гордо войду в зал рука об руку с Заком, ведь я воображала, что к тому времени мы с ним будем вместе.

И вот я одна.

Два дня назад я объявила Заку, что расстаюсь с ним, хотя он так не успел стать моим парнем. Я старалась по возможности быть честной, но не стала изливать перед ним душу, признаваясь в своих чувствах к Гарретту. В конце концов, эти двое часто встречаются на лекциях, а мне невыносима мысль, что Зак расскажет обо всем Гарретту. Конечно, вряд ли он на такое способен, и все же я решила, что осторожность не помешает.

Я объяснила Заку, что он чудесный парень, и это чистая правда. Однако нашим отношениям недостает чего-то неуловимого, но очень важного. Он понимающе кивнул. А поскольку Зак и вправду замечательный, он даже выглядел немного расстроенным, будто наш разрыв его огорчил, что изрядно меня удивило. Наверное, я ожидала, что он поведет себя как истинный рыцарь, скажет: «Удачи тебе, Энни» – и поцелует в щечку.

А он вместо этого резким движением взъерошил волосы и пробормотал: «Черт, паршиво».

А потом ушел. Вот это было по-настоящему паршиво.

В последующие недели я видела его несколько раз, он держался не слишком дружелюбно, но вежливо. Возможно, когда-нибудь мы сможем стать друзьями, но если нет, я бы его не осудила.

Так что теперь я одна, без спутника, на чертовом вечере, хотя мне совершенно не хочется здесь быть.

Если послушать миссис Рамирес и остальных сотрудников ректората, то для студентов-совместителей побывать на профессорском балу – великая честь, но мы-то знаем, что это сомнительное удовольствие. Фактически мы снова на работе, хотя и в вечерних нарядах.

Мой «вечерний туалет» – узкое, облегающее фигуру платье темно-синего цвета, которое Корри уговорила меня купить на заработанные деньги. Я внушила себе, что это платье – надежное капиталовложение. Ведь темно-синий выглядит благородно, это классика, верно?

По правде сказать, мне нравилось, что в этом платье моя фигура выглядела намного соблазнительнее, чем на самом деле. Вдобавок темно-синий неплохо сочетается с цветом моих глаз, придавая им романтическую загадочность вместо обычного робкого, удивленного выражения, как у маленькой девочки, играющей во взрослую.

Мне хотелось, чтобы кое-кто еще это заметил, однако нечего и надеяться. В последний день на работе мы с Гарреттом ни о чем существенном не говорили, но я видела таблички с именами гостей. Каждому из нас разрешили пригласить одного гостя, и Рид воспользовался своим правом.

Пригласил Кейтлин Дей.

Значит, между ними что-то есть.

Я их пока не видела, и это меня очень порадовало. Я сидела с другими студентами, вяло ковыряя закуски, взятые с роскошного шведского стола. Я нарочно выбрала место рядом с Мэгги, которая работает в те же дни, что и мы с Гарреттом, но в более раннюю смену. Эта девица любит поболтать, и ей все равно, слушают ее или нет. Я не слушала. Мне нужно собраться с силами, чтобы…

– Как дела, Аннерс?

На нем был галстук. И в своем узком синем галстуке Гарретт Рид выглядел по-настоящему шикарно.

– Ты ведь знаешь, что мне не нравится это прозвище? – сказала я беззлобно.

– Разумеется. Иначе зачем бы я стал повторять его так часто? – Он пинком отодвинул стул рядом со мной и плюхнулся. Всего минуту назад там сидел другой студент… похоже, он вышел в туалет, но я не стала просить Гарретта освободить место. Я не хотела, чтобы он уходил.

– Где Кейтлин? – неохотно поинтересовалась я.

Он долго молчал, и мне стало казаться, что ответа я так и не дождусь. Потом он снова проделал свой дурацкий финт плечами.

– Что я могу сказать, Гилмор? Она не та самая, единственная.

Я сжала губы, стараясь напустить на себя безразличный вид.

– Ну… прошло не так много времени после вашего с Линой разрыва.

Его губы скривились.

– Да. Что-то вроде того.

Наступила неловкая пауза, и я поняла, что Мэгги, продолжая свой бесконечный монолог, дошла до середины истории о том, как ее мама случайно положила в сладкий пирог картошку вместо яблок, но, как ни странно, получилось на редкость вкусно, и… «Боже, ну и скучища». Потом она начинала новый рассказ, на этот раз о сбежавшем петухе…

– Потанцуем? – неожиданно спросил Гарретт.

– Ты предлагаешь потанцевать? – Он кивком указал на середину зала, где кружилось несколько одиноких пар. – Вообще-то я не танцую, – пробормотала я, чувствуя как ладони становятся липкими от пота.

– Вот и отлично, потому что это старичье тоже, в сущности, не танцует по-настоящему. Все, что от нас требуется, это плавно покачиваться.

«Нет, нам придется покачиваться, касаясь друг друга. А это совсем не одно и то же», – молнией пронеслось у меня в голове.

Но тут он поднялся и протянул мне руку. Конечно, я не смогла устоять. У меня слабость к подобным старомодным жестам, вдобавок оркестр начинает играть медленную песню Фрэнка Синатры.

Моя рука лежала в теплой ладони Гарретта, он вел меня к импровизированной танцевальной площадке, и я твердила себе, что это ровным счетом ничего не значит… это всего лишь удобный предлог отвертеться от кошмарных историй Мэгги. Но когда он повернулся, положив ладонь мне на талию и притянув меня ближе, я начала думать, что это не просто так.

– Люблю эту песню, – прошептала я, пока мои пальцы робко искали его плечо.

Гарретт не ответил.

И он был прав. Наш танец действительно напоминал плавное покачивание… удивительно приятное.

Я заметила миссис Рамирес, танцующую с мужем в нескольких футах от нас. Она лучезарно улыбнулась, приветственно помахав мне, потом что-то сказала своему кавалеру. Полагаю, нечто вроде: «Ты только посмотри, какая прелесть – две мои рабочие пчелки танцуют».

– Значит, – тихо произнес Гарретт, низко наклонив голову, поскольку он на добрый фут был выше меня ростом, – сегодня вечером Зак не появится.

Мои пальцы в его ладони невольно сжимаются.

– Нет, не появится.

Гарретт кивнул, и мне показалось, что его ладонь чуть крепче обхватывает мою талию, сокращая расстояние между нами.

Подняв глаза, я встретила его пристальный взгляд.

– Как? – изумилась я. – Никаких шпилек и ехидных замечаний о провале операции «Заполучить парня»?

На его губах появилась знакомая фирменная улыбка Гарретта Рида, и, честное слово, при виде нее меня пробрала дрожь. О черт, насколько все было проще, когда я не так хорошо знала этого парня.

– Нет. Не хочу, чтобы ты рыдала у меня на плече. Вдобавок этой новостью ты меня не удивила.

– Так ты знал?

– Естественно. Мы с Заком вместе сидим на занятиях.

Я замерла на месте.

– Он рассказал тебе?

Гарретт пожимает плечами.

– Я спросил.

«Но зачем?»

– Почему? – Впервые в жизни набравшись храбрости, я требую ответа: – Почему ты спросил?

На этот раз мне точно не почудилось: рука Гарретта в самом деле крепче обхватила мою талию, пальцы чуть раздвинулись, будто лаская спину, и я почувствовала, как жар его ладони проникает сквозь ткань платья, обжигая кожу.

– Господи, Гилмор, – в досаде пробормотал он, касаясь подбородком моих волос. – Неужели ты вправду не догадываешься?

Мое сердце застучало, как кузнечный молот, рука в его ладони стала влажной, а к горлу подступил болезненный ком, мне стало страшно: вдруг я ошибаюсь…

Песня все еще звучала, но наш танец, похоже, закончился, потому что внезапно он потащил меня через весь зал к выходу.

– Где твое пальто? – бросил Гарретт, оглядываясь на меня через плечо. Нечего и пытаться прочитать его мысли по выражению глаз. Мы подходим к боковой двери.

– Мое пальто?

– Не важно, – пробурчал он, срывая пиджак и набрасывая его мне на плечи, а затем бесцеремонно потащил меня за собой на зимний холод.

– Гарретт, идет снег, – жалобно прошептала я, замечая густые снежные хлопья, кружащиеся в воздухе. – Ты замерзнешь без пальто…

– Это займет всего одну минуту, – ответил он, волоча меня за собой. Его явно не волновало, что мы в Нью-Йорке в разгар зимы, а на нем всего лишь тонкая белая рубашка.

Я плотнее запахнула полы пиджака, с тревогой поглядывая на Гарретта.