– Кира, ты не рассказывала! Неужели ты успела где-то поработать? Интересно, кем?

– Не рассказывала я потому, что не люблю об этой работе вспоминать. Глупое было решение, сейчас понимаю. А тогда мне казалось, что другого пути нет. Обучение-то я закончила с трудом! Да не смотри на меня так, ты всё правильно подумала: опять папчик помог. Диплом есть, а что с этим делать, я не представляла. А тут ещё ребёнок! Да и остыла я к рисованию. Это уже потом, когда опостылело мне ходить на работу, пахать с восьми до пяти, вот тогда я и пересмотрела свои взгляды на жизнь. А работала я в конторе одной кем-то типа секретаря. Документы сортировала, на подпись носила, да и по мелочи – чай, кофе, принеси-отнеси… Чувствовала себя на подхвате, грязнорабочей. Цветы засохли – полей, клиенты приехали – организуй стол, вода плохо бежит – вызови сантехника… В общем, даже вспоминать противно! Я, дипломированный художник, – и занимаюсь этой ерундой! Так что спустя почти год я решила – раз училась, надо рисовать. Тут мы с тобой и снова встретились, да так удачно!

– Но всё-таки, почему ты против семьи?

– А, ты всё о том же! Ну, работала я в конторе, затем, как Сивка-Бурка, домой неслась – готовила, убирала, стирала. За Вадькой смотрела, воспитывала. А этот охламон, что, думаешь, помогал? Придёт с работы, ляжет на диван, телик включит – и васька не корябайся! Устал он! А я не устала? Я столько же пахала, восемь часов! А после этого – ребёнка от няни забрать надо, в магазин за продуктами надо, домой прибежишь – готовить надо. Накормлю всех, сына спать уложу – и всё, день-то кончился! С утра всё снова по кругу. Это будни такие. А праздники ещё не лучше! Муженёк-то с утра к мамочке уедет на весь день или с друзьями по гаражам шляется, помогает. Помощник! Лучше бы своей семье помог! А у меня стирка, уборка, та же готовка… С сыном погуляем часика два – вот единственная радость. Муженёк явится вечером – и снова на диван. Представляешь, ни разу за то время, что была замужем, в отпуск не ездила! И это называется семейная жизнь? В чём счастье, можешь мне объяснить?

– Ты утрируешь, дорогая. У нас всё не так. Макс работает, я работаю. Кто когда может, тогда и готовит. Стирать-то что – забросил в машинку, она сама стирает. Убираемся мы дома все вместе, каждый – свою территорию. Этот день у нас проходит очень весело. Все носятся по дому с тряпками и щётками. Вытирают, пылесосят, намывают… А потом мы собираемся на кухне, растрёпанные, в фартуках и рукавицах, и все вместе идём на осмотр – сначала второй этаж, затем первый. И тот, у кого, по мнению большинства, самая чистая комната, получает вкусный сюрприз, и его фотография висит на почётном месте до следующей уборки. А какое счастье просто сидеть на диване, гладить кошку и смотреть на детей, играющих с отцом! Они смеются, лазают по нему, он тоже смеётся, я наслаждаюсь каждой улыбкой, каждым взглядом. Это просто обычные будни. А праздники, когда вся семья собирается вместе – родители, дети, сёстры с братьями! Нет, семья – это замечательно! – Валерия отложила краски. – Вот я и закончила!

Кира подошла к мольберту подруги.

– Да, весьма неплохо! – она подошла к своему мольберту, сняла лист, разорвала и выбросила в мусорную корзину. – А мне нечего показать. Я же говорила – нет образов, нет настроения.

* * *

Когда Валерия приехала домой, дорожки в саду были уже сухими. Дождь закончился сразу после обеда. Вечер выдался на редкость тёплым и безветренным. Она позвонила свекрови, убедилась, что с детьми всё в порядке, выслушала радостный отчёт сына о прогулке под дождём и, улыбаясь, принялась за работу в саду.

Прошло не меньше двух часов, когда она снова зашла в дом. Уставшая, но довольная тем, что в огороде и цветниках удалось сделать всё, что планировала, Валерия с книжкой под мышкой и чашечкой кофе в руке отправилась в беседку. Совсем стемнело. Она зажгла фонари. Открыла книгу. Из неё что-то выпало на деревянный пол. Валерия наклонилась и подняла сухую розу.

Маленький бутон. Когда-то он был красным и свежим. Возникли образы – блондин с серыми глазами. Безумная ночь. Разбитая ваза и роза на полу. Та самая роза… Она сохранила её, сунув в какую-то книжку.

«Зачем?»

Читать не хотелось. Она захлопнула книжку. Откинулась в кресле, вертя в руках сухой цветок. Она смотрела на него, о чём-то думала, временами улыбалась. Временами на её лицо набегала тень.

3

– Ну и дела! Бензина-то мало совсем! Как я не заметила вчера? – Валерия смотрела на значок, загоревшийся сразу после того, как она завела машину.

Медленно отъехала от дома. Стараясь не превышать обороты, осторожно надавила на газ. «Хватит ли топлива?» Обычно она заправляла машину на «Лукойле» рядом с училищем. Проехав пятнадцать километров со стрелкой, лежащей на нуле, она въехала в город. Вздох облегчения сорвался с губ – впереди замаячил бело-голубой указатель «Газпромнефть». Весело защёлкал правый поворотник, несколько метров и – о чудо! Она доехала до колонки! Заглушила двигатель, вставила пистолет в пустой бензобак и направилась к автоматическим дверям.

Когда двери открылись, она почувствовала запах фастфуда, кофе и автомобильной химии. За столиком у окна пил кофе охранник. У кассы стоял единственный клиент. Она видела широкую спину, светлые волосы. Встала за ним. Почувствовала запах знакомого парфюма. Воспоминания мгновенно обожгли сердце. Мужчина, словно прочитав её мысли, обернулся. Высокий лоб, светлая щетина. Их взгляды, серых и зелёных глаз, столкнулись, устремились один в другой, перемешались и замерли. Мир вокруг исчез.

«Любовь моя! Это ты! Ва-ле-ри-я! Моя жизнь! Моё безумие!»

«Денис? Не может быть! Вчера – роза, сегодня – ты… Это продолжение сна?»

Прошла целая вечность.

– Мужчина, ещё что-нибудь будете брать? – голос кассирши вернул их в реальность.

Серов повернулся к кассе, взял сдачу. Не оглядываясь, быстро вышел из магазина.

Слёзы хлынули из глаз Леры бурным потоком. Не говоря ни слова, она расплатилась, взяла чек и направилась в туалет. Женщина у кассы проводила её взглядом. Хмыкнула, посмотрела в окно. Села у кассы и задумалась.

Валерия наклонилась над раковиной и умыла лицо холодной водой.

«Ничего не изменилось! Я люблю его! Люблю? Зачем мы встретились?»

В горле стоял ком. Она натянуто улыбнулась своему отражению.

«Всё – в прошлом! Я жила без него десять лет. Проживу и дальше».

Неуверенной походкой, медленно, она направилась к выходу.

Сероглазый мужчина ждал её снаружи, у дверей.

– Ва-ле-ри-я, – медленно, низким полушёпотом произнёс он и прикоснулся к её руке.

Невозможная боль пронзила сердце. Оно замерло. Всего лишь на мгновение. Прошлое обрушилось на органы чувств – запахами, словами, прикосновениями. Калейдоскопом закрутились дни, те июльские дни, где они были вместе.

Она подняла глаза.

– Мне надо ехать, – говорить было трудно, голос не слушался.

Он сжал её руку. Всё тело устремилось к ней, глаза умоляли остаться.

Она убрала свою руку, нехотя, но настойчиво. Из сумочки появился блокнот и карандаш. Что-то написала, вырвала листок, вложила ему в руку и побежала к своей машине.

* * *

Весь день она носилась по мастерской, то с вдохновением рисуя, то перекладывая краски с места на место. Наконец села за стол, подложив под подбородок руку. Карандаш в другой руке водил по губам. Вдруг она соскочила, подбежала к полке.

Между зачитанным до дыр сборником стихов Ахматовой и «Живописью XVIII века» лежал чуть наискось ноутбук. Схватила, едва не уронив, принесла на стол, включила, запустила скайп. Ничего. Стала искать карандаш, который куда-то задевался, пока она возилась с компьютером. Глаза наполнились слезами.

– Ну, где же ты, дурацкий карандаш?

Она заглядывала под стол, стул, обошла всю мастерскую. Слёзы потоком лились из её глаз, и дело было вовсе не в карандаше.

* * *

Валерия стояла у окна и смотрела в глубину сада.

– Малыш мой, ты меня слышишь? – Максим подошёл к ней, обнял за плечи.

– Да, Макс, что ты сказал?

– Я хотел, чтобы ты что-нибудь съела. Я приготовил курочку, как ты любишь, – он развернул жену к себе.

– Я не хочу есть, извини. Совсем не хочу, – её щёки пылали румянцем.

Максим положил свою большую ладонь на её лоб.

– Ты, случайно, не заболела?

Он поцеловал её в лоб.

– Вроде нет температуры. Что с тобой, малыш? Ты себя плохо чувствуешь? – он пытался заглянуть в её глаза.

– Нет, всё хорошо. У меня ничего не болит. Я, пожалуй, выпью с тобой кофе.

Она подошла к плите и насыпала в турку ложку кофе. Залила водой. Включила газ.

– Любовь моя, это уже пятая чашка за вечер! Нельзя пить так много кофе. Что происходит, ты можешь мне сказать? Ты не расстроена, у тебя ничего не болит, но я не могу спокойно смотреть, как ты угасаешь. Это продолжается уже три дня! Если и завтра всё будет по-прежнему, я отвезу тебя к врачу, хочешь ты этого или нет!

– Со мной всё в порядке. Не надо к врачу. Всё пройдёт. Это обычный творческий кризис.

Кофе был готов. Она села за стол. Добавила в чашку молока.

– Какой ещё кризис? В первый раз слышу! Ну-ка, ну-ка, расскажи мне поподробнее, – он взял в руки ладонь Леры.

– Ну, знаешь, – она опустила глаза в пол, – это когда испытываешь острый недостаток вдохновения. Иначе говоря, не можешь творить. Максим, давай уедем, а?

– Малыш! Куда уедем? Ты что говоришь? – Макс нахмурил брови.

– В отпуск! Возьмём детей и уедем! Или вдвоём. Мне надо отвлечься. Мне нужны другие впечатления! Я читала в интернете, как преодолеть такое состояние. И первое, что нужно сделать, – отвлечься. Пожалуйста, уедем!

– Я бы с удовольствием, родная моя. На мне сейчас несколько нераскрытых дел. Это, конечно, не проблема, я оставлю всё на зама, но для этого нужно хотя бы пару-тройку дней. Иван в школу идёт с первого сентября, помнишь? Осталось четыре дня!

– Может, маму мою попросим, чтоб Ваня и Настя у неё пожили, пока мы не приедем? – Валерия жалобно посмотрела на мужа.

– И ты не отведёшь своего сына в первый класс?

Валерия глубоко вздохнула.

– Отведу.

– Давай тогда после. Пусть хотя бы пару недель проучится. Если всё будет хорошо и ты не передумаешь, поедем вдвоём! – он поднёс её ладонь к губам и поцеловал.

Валерия натянуто улыбнулась.

– Ладно.

– А сейчас допивай свой кофе и пошли в постельку, – он облизал губы. – Я сделаю так, что ты забудешь о своём творческом кризисе.

Валерия освободила свою руку из его ладони, обхватила чашку двумя руками.

– Мы поедем далеко-далеко! Туда, где много солнца, воды и простора, – уголки её губ немного приподнялись. – Мы будем загорать, купаться, забудем обо всём и будем просто наслаждаться жизнью.

Она закрыла глаза. Сквозь сомкнутые веки просочилась слезинка.

– Девочка моя, иди ко мне! – Макс поднял её со стула. – Всё будет так, как ты захочешь! Я всё сделаю, только чтобы ты была счастлива!

Он целовал её мокрые глаза, щёки, губы. Подхватил на руки и отнёс в кровать.

Он овладел ею пылко и страстно. В течение получаса кровать нещадно скрипела и по всему дому разносились чувственные стоны.

* * *

В эту ночь Валерия видела во сне блондина с серыми глазами. Он обнимал её, осыпал поцелуями, шептал о любви. Она проснулась с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, и, придя в себя, прижалась к спине мужа всем телом, словно ища защиты от навязчивого сновидения. Максим тотчас же проснулся. Он весь напрягся, обернулся, обхватил Валерию двумя руками и усадил на себя.

– Моя маленькая наездница! – его губы обхватили сосок её груди, руки ласкали бёдра. – Как ты красива!

Он притянул её к себе, перекатился на бок и оказался сверху.

– Я тебя обожаю! – и он вошёл в неё резко, на всю глубину.

Валерия напряглась всем телом, отчего Максим получил неимоверное наслаждение, совсем потеряв голову. Он двигался быстро, наращивая темп, неистово рыча, царапая своей проступившей щетиной её щёки. Снова и снова загоняя своё мощное орудие вглубь, он словно вбивал его в неё. Валерия схватилась за кованую спинку кровати и, чтобы ослабить боль, подняла ноги вверх, обхватив Макса чуть выше талии. Его тело, казалось, пышет жаром. Сквозь кожу проступили капельки пота. Зрачки расширились, поглотив синеву глаз. Ладонями он обхватил её ягодицы и застонал, неистово насаживая на себя. Бугры мышц напряглись, глаза сомкнулись. Он содрогнулся всем телом, крича от наслаждения, продолжая двигаться. Казалось, разряды электрического тока пронизывают всё тело этого могучего мужчины.

Наконец он замер. Облизал пересохшие губы, открыл глаза. Валерия начала тонуть в бездонном сине-голубом омуте. Её тело расслабилось. Она погружалась в его глаза, и боль уходила.

– Что ты со мной делаешь, малыш? – он глубоко выдохнул и в сладком изнеможении медленно перевалился на бок, затем на спину.