– Меня интересует одно из полотен Джорджины Дейсер.

Молодая женщина улыбнулась.

– Вы сделали прекрасный выбор, сэр, – заметила она хорошо поставленным голосом. – Работа этой художницы выставлена в Розовом зале. И если вы позволите, я с радостью покажу его. – Женщина повернулась, сделав знак Рейфу следовать за ней.

Не считая себя знатоком искусства, он не предполагал, что ожидать. Повидав сокровища всего мира во время кругосветного путешествия – подарка от Риса и Тори к девятнадцатилетию – Рейф отдавал предпочтение всему, что выглядело не слишком витиевато и напыщенно. Бесконечные ряды портретов предков и безжизненных сцен охоты наводили на него тоску. Иногда он с большим удовольствием рассматривал какое-нибудь мастерски выполненное кресло, чем полотна Ван Дейка или Рембрандта. Единственное, что вызывало в нем благоговейный трепет, был «Давид» Микеланджело, которого ему посчастливилось увидеть во Флоренции.

Этот опыт порождал уверенность, что полотно мисс Дейсер не произведет сильного впечатления. Но Рейф ошибся.

Эта картина стала визитной карточкой выставки. Потрясенный, молодой человек сразу же вспомнил слова Тони: нет никакого сомнения в том, что моделью для картины была леди Джиллиан Клэр Фицджеральд Бьюкенен. Необычайно чувственное полотно называлось просто «Магдалина», хотя во всем узнавался сельский английский ландшафт, а не древняя священная земля. Белое бархатное платье в средневековом стиле, ниспадающее мягкими складками, перехваченное золотым, с ярко-красными рубинами, поясом. Длинные черные волосы девушки, каскадом струящиеся по спине, украшает венок из полевых цветов. На шее висит массивный золотой крест на цепочке, доходящей почти до пояса. Вокруг благоухают деревья в цвету, с трепещущими на ветру ярко-зелеными листочками. В руках девушка держит ягненка, белая шерсть которого обагрена кровью. Странное впечатление оставляло надкушенное яблоко, лежащее у ее босых ног.

Девичье лицо, мастерски изображенное Джорджиной Дейсер, было воплощением ангельской невинности, а в чистых и доверчивых глазах таилась искорка чувственности. Это было лицо девушки, стоящей на пороге женственности. Но не могло возникнуть даже мысли, что это лицо может принадлежать затасканной проститутке, готовой развлекать всех, кто мог платить. Рейф постепенно приходил в себя.

– Очень хорошо, не правда ли? – раздался голос женщины, которая помогла молодому человеку отыскать эту картину.

Очень хорошо? Это не просто хорошо, это соблазнительно. Волнующе. Изумительно. Но не только хорошо. Нет.

Не обращая внимания на женщину, Рейф, как зачарованный, смотрел на девушку на картине. Она должна принадлежать ему. Рейфу хотелось владеть картиной почти так же сильно, как женщиной, изображенной на ней.

– Сколько?

– Картина не продается, сэр, – ответила женщина.

Как и предупреждал Тони. Но Рейф не собирался сдаваться. Вытащив из кармана визитную карточку и написав на ней сумму и свой лондонский адрес, передал ее служительнице.

– Пошлите карточку мисс Дейсер, пожалуйста, – сказал он решительно. Сколько бы ни стоила эта картина, он станет ее обладателем. С этой мыслью Рейф повернулся и вышел из галереи, оставив женщину изумленно глядеть ему вслед.

– Ненормальный янки, – процедила она сквозь зубы, увидев написанную на карточке сумму.

Рейф сделал вид, что не расслышал слов женщины. Ему было безразлично, что о нем думали. Молодым человеком владела одна навязчивая идея: во что бы то ни стало заполучить «Магдалину».

* * *

Джилли изнывала от скуки. Вечер тянулся, как унылая кляча, хотя девушка и не испытывала недостатка в поклонниках – молодых и не очень. Мать выставляла Джилли напоказ, знакомила ее с женами и семьями дипломатов, в то время как отчим вел оживленную беседу в кругу приятелей и коллег. В глубине залы под чарующие звуки музыки Вивальди кружились пары. Прием проходил в одном из наиболее престижных отелей города.

Без особого интереса Джиллиан прислушивалась к пустым сплетням, которые ее абсолютно не интересовали. И только разговор о ее брате и его жене привлек внимание девушки. Джилли знала, что некоторые вопросы, которые ей хотелось бы обсудить, мать, как истинная леди, никогда не одобрит. И сегодня вечером она получила еще один урок. В беседе с членом палаты общин Джилли проявила интерес к законопроекту о социальных реформах, и ей живо напомнили, что «не пристало такой красивой леди забивать свою хорошенькую головку подобными вещами». Услышав это, она с трудом подавила в себе желание посоветовать этому государственному мужу утопиться в Темзе, и ограничилась тем, что с ледяной учтивостью процедила сквозь зубы: – Извините.

В отличие от большинства девушек викторианской эпохи, Джилли читала в «Таймс» не одну светскую хронику. Она была ушами и глазами брата в его родной стране, как утверждал он сам. Пространные письма сестры вводили Риса в курс всего, что происходило в Англии. Джилли писала и об их слугах, и о политической жизни страны. Кто-то, возможно, и не обращал внимания на перемены, которые мало-помалу пускали корни в Англии, но Джилли не могла не сообщать о них брату. Это придавало ей вес в собственных глазах. Рейф, как и Рис, ценил ее ум и наблюдательность, общаясь с ней на равных. Рядом с ним она никогда не чувствовала себя маленькой и глупой девчонкой, которой следует помалкивать в присутствии взрослых. Именно Рейфу Джилли написала о том, что хочет стать доктором, когда ей было десять. Через два года Рейф опять же первым узнал о том, что она передумала. Оказывается, упросив местного врача разрешить ей присутствовать на операции, Джилли едва не лишилась чувств, когда острый скальпель рассек кожу. Спустя три дня она получила от хирурга письмо, в котором вместо упреков было следующее: «У вас доброе сердце и благородная душа. Не забывайте об этом. Многие из моих знакомых врачей могли бы этим воспользоваться. Помочь человеку можно не только одним скальпелем».

Понимает ли это хоть кто-нибудь из собравшихся здесь? Рейф непременно понял бы ее, будь он рядом. Господи, как ей не хватает этого человека. Особенно сейчас, когда он так близко и в то же время так далеко. Девушка с гордостью взяла бы его под руку, представила бы всем. А вместо этого приходится умирать со скуки, чтобы не расстраивать мать и отчима.

Лишь одна мысль помогала мужественно переносить этот унылый вечер: приближался уик-энд, и ей предоставлялась возможность провести его вместе с Рейфом.

Одна из приятельниц матери заговорила с ней, и девушка сделала вид, что внимательно слушает. Заметив боковым зрением, что мать с довольной улыбкой наблюдает за ней, Джилли тоже заулыбалась. Она знала, что Агата будет потрясена, узнав, что дочь приняла приглашение Джорджи поехать в один из загородных домов.

Мать считала Джорджи выскочкой и сердилась, что дочь водит с ней знакомство.

Джилли, однако, верила в другое: предстоящие выходные круто изменят всю ее жизнь.

ГЛАВА 3

Рейф с наслаждением вдыхал пьянящий запах моря. Под резким прохладным ветром он мчался на лошади вдоль меловых утесов, носящих название «Семеро сестер».

Остановив коня, Рейф задумчиво посмотрел на бескрайнюю гладь моря. У него на душе было неспокойно, и, проснувшись ни свет ни заря, когда все гости еще сладко спали, он уехал из дома. Безжалостно подгоняя лошадь, он заставлял ее нестись во весь опор, надеясь, что безумная скачка отвлечет его.

Молодой человек спрыгнул с седла, дав гнедому мерину возможность немного отдышаться.

Рейф задумался: сможет ли он когда-нибудь забыть Джиллиан Фицджеральд Бьюкенен, не вспоминать ее прелестную улыбку и звонкий смех, журчащий, как вода в ручейке. Когда он, наконец, сможет забыть любимую?

Может быть, размышлял юноша, глядя на птиц, кружащих над утесом, стоит по возвращении в Техас поговорить с Рисом о Джилли и ее замужестве?

Возможно, став замужней женщиной, она перестанет быть для него столь сильным искушением?

– Черта с два! – горько усмехнувшись, сказал Рейф, и эхо повторило звуки его голоса. Узнав о замужестве леди Джиллиан, разве он перестанет хотеть ее и откажется от своих сладких грез?

– Дьявольщина! – закричал Рейф, что было сил. Лошадь, мирно щипавшая травку у подножия утеса, с тревогой взглянула на хозяина.

Чтобы успокоить животное, Рейф вытащил из кармана несколько кусков сахара и протянул их ему. Как он и думал, раздумья о замужестве Джилли не только не успокоили его, не притупили боли в сердце и не уберегли от тревожных мыслей, но, напротив, все обострили.

Рейф был уверен, что его столь откровенные мысли ввели бы такую леди, как Джилли, в замешательство. Что может знать или понимать такая дама, как она, о жажде плоти? К физическому влечению мужчин в Англии относились терпимо и безропотно. Джилли едва только перешагнула порог своего девичества и была такая нежная, чистая, невинная, а вот он…

Полотно Джорджины Дейсер все так же отчетливо стояло перед глазами Рейфа. Какой откровенно чувственной была на нем женщина-богиня: невинная, соблазнительная, стыдящаяся своей красоты и удаленная на много веков от простых смертных.

Схватив поводья, юноша вскочил в седло. В голове неотступно вертелась одна и та же строчка из стихотворения, однажды попавшегося ему на глаза. В словах Браунинга он открывал для себя пусть горькую, но правду: прежде чем оказаться в раю, человек должен изведать все муки ада.

* * *

Наташа Диллингтон улыбалась. Потянувшись всем телом, она заспанными глазами уставилась на спящего рядом мужчину. Каждый мускул ее тела приятно ныл, и все это дал человек, мирно дышащий рядом. Их разделяло десять лет, этого времени подчас хватало не на одну жизнь. На ее губах играла томная улыбка. По сравнению с ней Тони Чамберз выглядел мальчишкой, но был прилежным учеником, доставлявшим радость учительнице, и она расплачивалась той же монетой. Такая форма обучения давала свои результаты, Наташа знала это по собственному опыту.

Тем сильнее привлекал ее загадочный приятель Тони, американец, приехавший с ним вчера вечером. Он принадлежал к тому типу мужчин, от которого многие женщины сходили с ума; в его внешности было что-то дикое и необузданное, что, однако, удачно сочеталось с насмешливой манерой поведения. Казалось, этот гордый темноволосый красавец скрывал, что он принц, случайно оказавшийся среди простых смертных.

Наташа всегда выделяла таких мягких и бесхитростных мужчин как Тони. Словно уловив ее мысли, тот зашевелился, пробуждаясь. Его губы тронула радостная улыбка. Стремительно повернувшись, он крепко обнял свою любовницу и страстно поцеловал ее.

– Господи, – шептал Тони, покрывая жадными поцелуями лебединую шею Наташи, – какая ты сладкая!

– А ты – ненасытный. – Рассмеявшись хрипловатым от охватившего ее возбуждения смехом, Наташа обняла его, ощущая под ладонями гладкую белую кожу.

– Это я-то ненасытный? – насмешливо спросил Тони, чувствуя, как руки Наташи обвились вокруг него.

– Доброе утро, моя леди, – раздался вдруг женский голос.

Кровь отлила от пылающих щек Тони, он резко обернулся и поспешно натянул одеяло на себя и Наташу.

Рядом с кроватью, с подносом в руках, стояла невысокого роста пожилая женщина, на морщинистом лице которой играла приветливая улыбка.

– Я подумала, что вам захочется выпить по чашечке крепкого чая. – С этими словами женщина опустила поднос на маленький столик, стоявший в углу комнаты, под большим окном. Отдернув тяжелые портьеры, она впустила в комнату солнечный свет. – Как вы будете пить чай, сэр?

– Уж, конечно, не в твоем присутствии, – процедил Тони сквозь зубы так тихо, что его слова расслышала лишь любовница.

– Ему с сахаром и лимоном, – ответила Наташа, – как и мне.

– Кто, черт возьми, она такая? – спросил мужчина сердитым шепотом.

– Моя служанка, дорогой, – беззаботно ответила Наташа. – Не беспокойся.

– Рад, если это действительно так.

– Можешь не сомневаться, – уверенным тоном повторила женщина. – Майя работает у меня служанкой с тех пор, как я была девочкой. У меня нет от нее секретов.

– Это правда, моя леди, – отозвалась Майя, отдавая хозяйке ее чашку.

Тони почувствовал себя в совершенно дурацком положении, когда пожилая женщина принялась подбирать их одежду, в беспорядке разбросанную по полу.

Аккуратно все сложив, она предложила:

– Если хотите, вам подадут завтрак в постель. Тони торопливо прихлебывал свой чай.

– Нет, это вовсе не обязательно. Я должен идти. Мы договорились с Рейфом встретиться утром, чтобы… – Тони замолчал, и его лицо залила краска. – Чтобы прогуляться верхом.

Наташа громко рассмеялась. Ее насмешил тот официальный тон, которым Тони выпалил все это. Можно было подумать, что они чинно сидят в гостиной, а не лежат обнаженные под мягким ирландским одеялом.