Анри понимающе кивнул.

– Любовь творит чудеса. Я, конечно, не имею личного опыта, но так говорят.

Филип вдруг вскочил с кресла и закричал:

– Время! Еще нет двенадцати? Я должен остановить ее!

– У тебя тридцать минут, Филип, – напомнил Анри. – Но Анна должна отплыть. Оставаться здесь ей опасно, и ты не должен ее задерживать. Это будет чистейшей воды глупостью.

Филип пристукнул кулаком о ладонь, осененный блестящей мыслью, – это был ключ к единственно разумному решению проблемы. Он схватил Анри за руку, заставив его поднять глаза. Братья умели с детства говорить друг с другом взглядами.

– Кофейные зерна в Сан-Себастьяне могут подождать. Пусть полежат в бочках еще несколько дней. Я полагаю, за это время они не испортятся.

– Не испортятся, – согласился Анри с улыбкой, отразившей полное понимание. – Я сам уважаю крепкий кофе.

– Но у меня нет с собой одежды…

– Посмотри в карете, под кучерским сиденьем. Я собрал для тебя чемоданчик. На всякий случай.

Филип засмеялся.

– Ты оказал мне неоценимую услугу, Анри! Но меня беспокоит моя тупоголовость. Долго же я соображал! Если бы ты не завел этого прочищающего мозги разговора, так бы и остался идиотом.

– У тебя мало времени, Филип. Будешь стоять и распинаться передо мной, пропустишь свой корабль – и не видать тебе Бостона!

Филип хлопнул брата по спине, порывисто притянул к себе и крепко обнял.

– Увидимся через несколько недель! – крикнул он, выбегая из конторы. Его торопливые шаги гулким эхом прокатились по лестнице.

Глава 13

Солнце садилось в ярко-розовые мазки, сгущавшиеся у горизонта, когда «Морской ястреб», следуя своим курсом, входил в устье Миссисипи. Отсюда через большой канал открывался выход в Мексиканский залив.

Анна уже около часа стояла на палубе, подставив ветру лицо, свободные от гребешков и шпилек волосы. Предвечерний бриз сдувал со лба и шевелил на спине длинные пряди, путая их и сбивая в беспорядочную медвяную копну. За долгий семичасовой переход Анна истосковалась по простору. С тех пор как корабль покинул Новый Орлеан, она почти все время провела в каюте, не желая видеть, как удаляется берег и теряются в дымке очертания города, ведь вместе с ними таяли, все более призрачными становились ее мечты и надежды.

Она склонилась к перилам и, запрокинув голову, рассматривала высокие мачты. Лишь два паруса, главный и расположенный ниже марсель, принимали на себя воздушные потоки, остальные были свернуты и плотно притянуты к реям. Этого вполне хватало, чтобы корабль извилистым фарватером достаточно быстро продвигался к заливу.

Пока она пыталась вытеснить из памяти последние минуты, проведенные с Филипом Бришаром, экипаж занимался своим делом. Капитан Фицхью отрывисто отдавал команды матросам. В тот день Анна значительно расширила свои познания в морском деле. Она видела, как убирают паруса, и узнала, что их снова поднимут, как только корабль выйдет в открытые воды. Запомнила специфически морские выражения – «шкотовый угол», «брать на гитовы», «вязать леера», «продергивать веревки через фалы» и еще много чего. И на этом серо-зеленом пути от дельты до моря познакомилась с новой для нее стороной жизни Филипа.

– Извините, мисс Конолли, – услышала она за спиной голос Кевина О’Тула.

Она повернулась и вопросительно подняла брови.

– Капитан приглашает вас на ужин, – сказал юноша, – и надеется вечером видеть вас у себя.

Анна вяло кивнула, выражая свое согласие, хотя, по правде сказать, совсем не хотела есть. Может быть, у нее начиналась морская болезнь? Нет, здравый смысл подсказывал, что отсутствие аппетита никоим образом не связано с легкой качкой. Это было скорее проявлением совсем другого недуга… из разряда сердечных. Однако Анна не хотела показаться невежливой в глазах кого бы то ни было, так как вся команда «Морского ястреба», как могла, старалась создать ей комфорт.

– Конечно, Кевин, я приду, – сказала она с притворной улыбкой. – Передай мою благодарность капитану Фицхью. Я с удовольствием поужинаю в его компании.

– Он будет ждать вас в своей каюте, – повторил Кевин и добавил: – К восьми. Это только через час, мисс.

Анна уже приготовилась снова кивнуть, как вдруг до нее дошел смысл слов юноши.

– В его каюте?! – переспросила она чужим, визгливым голосом. – Но ленч был в общей столовой. Почему он устраивает ужин у себя?

– Это неудивительно, мисс. Вечером капитан предпочитает принимать пищу отдельно. У него роскошная каюта. Намного больше, чем наша столовая. Вы сами убедитесь. Он просил передать, чтобы вы ничего такого не усматривали в его приглашении. Наш капитан – настоящий джентльмен, мисс. Я готов поручиться за него.

У юноши был такой серьезный вид, что Анна осеклась, сказав:

– Передайте капитану, что я приду ровно в восемь.

Она ушла с палубы, когда солнце в окружении золотисто-розового ореола опустилось за видимый край поймы. Со вздохом сожаления Анна отправилась в свою каюту готовиться к ужину. Есть ей по-прежнему не хотелось, так же как и вести светские разговоры.

Открыв компактный гардероб, она вынула первое, что попалось на глаза. Это оказалось розовое платье с глубоким вырезом и пышной юбкой, то самое, в котором она была на ужине в первый день пребывания во Френчмэн-Пойнт. Она положила платье на койку и подошла к тумбе пристенного умывальника. Налила в тазик воды и принялась за туалет. Но глаза ее не отрывались от платья – и память вернула ее в тот вечер, вечер, проведенный с Филипом. Анна вспоминала, как они сидели друг против друга за обеденным столом, как позже гуляли в саду и стояли на каменной дорожке под фонарем. Она вздрогнула, явственно ощутив, как он кладет ладонь на ее обнаженную руку и быстрым страстным поцелуем делает ее почти бездыханной, распалив в ней желание, вдохнув мечту о ночи в его объятиях.

Анна натянула платье на плечи. «Глупая! – сказала она своему изображению в крошечном зеркале. – Забудь о том вечере. Сегодня не будет ничего похожего – ни сада, ни свечей, ни Филипа Бришара, но, к несчастью, еще останутся мечты». Анна взяла щетку и провела по волосам, решив в последнюю минуту, что не будет делать ни косы, ни пучка.

– Я отдаю вас во власть ветра, – сказала она, сбрасывая с плеч концы волос. – Пусть природа распоряжается вами, как хочет, так же своевольно, как и моей судьбой!

Анна набросила на плечи вязаную шаль, которую ей дала в дорогу Моника, и прошла в дверь, подобрав фалды юбки. Палуба почти целиком погрузилась во тьму. Скудное освещение от боковых керосиновых ламп позволяло видеть лишь проход вдоль правого борта. Анна по памяти направилась туда, где, как она знала, находилась каюта капитана. У нее над головой в черном как смоль небе, закрывая полную луну, медленно проплывали пепельные облака; бриз трепал ей волосы и бросал в лицо водяную пыль. Отводя со лба спутанные пряди одной рукой, другой она безуспешно пыталась удержать на темени густую массу волос. Прежде чем войти в капитанскую каюту, Анна остановилась, овеваемая морской прохладой, которая освежала лицо и немного взбадривала ее. У Бернарда Фицхью должен быть хоть сколько-нибудь полноценный партнер в беседе за ужином. Сделав глубокий вдох, наполняя легкие чистым воздухом, Анна тихонько постучалась в каюту.

Поскольку никто не ответил ей, она попробовала заглянуть в небольшое окошечко в центре двери. Темное стекло, по форме представляющее собой точную копию якоря, не позволяло видеть почти ничего. В большом салоне было даже темнее – или это только так казалось из-за тусклого освещения, – чем в ее крохотном убежище. Анна постучала еще раз и взялась за ручку. Дверь щелкнула и отворилась.

– Капитан Фицхью, вы здесь? – тихо позвала Анна. – Это я, Анна.

Она обежала глазами помещение, ища хоть какие-то признаки присутствия капитана, и уже собралась уходить, когда услышала легкое поскрипывание. Присмотревшись, Анна разглядела длинный письменный стол на двух тумбах и кресло-качалку, обращенное высокой спинкой к двери, но капитана она так и не увидела. Однако слабое покачивание кресла подсказывало, что он здесь. Она почувствовала себя неспокойно: тысячи иголочек закололи кончики пальцев.

– Капитан, я могу войти? – неуверенно спросила она.

– Да, Анна, – раздался в ответ шепот. – Входите.

Она вошла, притворив за собой дверь. Когда глаза приспособились к слабому освещению, стало ясно, что Кевин О’Тул был прав только в одном. Этот салон по сравнению с ее скромной каютой выглядел верхом роскоши. В нем стояла широкая кровать на устойчивой платформе, благодаря чему между нижним краем матраца и полом оставался зазор в три фута. В изголовье висел керосиновый светильник, прикрепленный к верху спинки. Слабый свет от привернутого фитиля позволял видеть искусную резьбу – резвящихся дельфинов и морских нимф. У спинки поверх толстого стеганого покрывала лежала пара пышных пуховых подушек в белоснежных наволочках.

Пространство над кроватью и две другие стены были целиком заняты стеллажами со множеством секций. В более широких нишах размещались навигационные приборы, в тех, что помельче, – географические и навигационные карты. В изножье кровати стоял морской сундук с нарисованным на передней стенке моряком в фуражке и костюме из шерстяной шотландки. Вдоль третьей стены этого шикарного жилища помещались бюро и гардероб.

Может, кого-то и могла порадовать возможность провести вечер в такой шикарной каюте, но не Анну. Ее весьма удивило, что капитан Фицхью, пригласив ее на дружеский ужин, решил обставить его таким необычным образом. Маленький столик на двоих, единственная свеча, два хрустальных бокала, откупоренная бутылка вина и глубокое серебряное блюдо под поблескивающим колпаком – все это выглядело слишком интимно. Более того, она рассвирепела, усмотрев в столь пышных приготовлениях коварный план. Неужто капитан Фицхью хотел ее соблазнить? Ее!

Несомненно, это был продуманный спектакль с соответствующими декорациями, прекрасно видными даже при свете одной свечи и лампы над кроватью. А ведь еще совсем недавно, за несколько часов до отхода «Морского ястреба», этот человек казался таким милым и обходительным! Как он сумел так легко втереться к ней в доверие? А главное, откуда такая наглость – прятаться за этим креслом и пугать ее? Притаился как хищник, готовый в любой момент броситься на свою добычу!

Стоя спиной к двери, Анна взялась за бронзовую ручку и сказала, обращаясь к спинке кресла:

– Произошла ошибка, капитан. Похоже, вы обманулись в своих ожиданиях. Вам нужен кто-то другой для вашего интимного ужина.

Анна резко повернулась, чтобы открыть дверь, и в ту же секунду раздался металлический скрежет. Кресло крутанулось волчком на сто восемьдесят градусов, и низкий гортанный голос приказал:

– Не уходите, Анна!

О, она узнала этот единственный, страстный голос. Он не давал ей покоя весь день, и она не переставала вслушиваться в него, боясь, что время сотрет из памяти неповторимый чувственный тембр. И сейчас, когда он проник в ее сознание, она остановилась как парализованная. Ее рука с побелевшими костяшками застыла на дверной ручке.

– Не уходите, Анна, – настойчиво повторил голос. – Вы обещали остаться со мной на ужин.

– Филип… – прошептала она и медленно повернулась к нему лицом.

Филип поднялся из кресла и, продолжая стоять, не сводил с нее глаз. Элегантный и красивый, как всегда, он поразил ее своей неподвижностью, неподвижностью памятника, обладавшего, однако, живым магнетизмом и притягательностью.

– Что вы здесь делаете? – дрогнувшим голосом спросила Анна все еще не веря своим глазам: а вдруг это оптический обман от неровного света горящей свечи?

Пугающая Анну неподвижность его лица вдруг сменилась широкой улыбкой. В серых глазах заплясали озорные искорки от удачного розыгрыша.

Но Анна оказалась неподготовленной к шуткам. Она была напугана и растеряна. Горячая волна поползла к корням волос. Вязаная шаль вдруг стала тяжелой, грубой, она упала с плеч, повиснув на локтях. Что испытывала она – гнев? замешательство? желание? Чувства теснились и боролись в ней.

– Что я здесь делаю? – повторил Филип, усмехаясь. – Но, Анна, это как-никак мой корабль.

Если он рассчитывал позабавить ее своим остроумием, то он просчитался. Да, он выглядел необыкновенно красивым. Да, она определенно пребывала в растерянности, но в общем и целом она была зла. Зла, как никогда в жизни.

– Верно, это ваш корабль! – сердито выпалила Анна. – Ну и что?! Как вы посмели это сделать? – Она схватила первое, что ей подвернулось под руку в ближайшей нише, и подняла над головой бутылку. Внутри ее заключена была четырехмачтовая бригантина, вырезанная из дерева. Прозрачное стекло позволяло оценить ювелирную работу мастера. – Вы признались, что не любите меня, но этого вам показалось мало. У вас не хватило благородства дать мне спокойно уехать! Теперь вам осталось только сказать, что… что вам принадлежит океан.