– Какие у вас прикольные татуировки, – вдруг сказал Тейт.

Кэмрин приподнялась, чтобы нам было лучше видно ее картинку.

– Да уж, – ошеломленно прошептала я и подвинулась ближе к ней и Эндрю. – Я таких ни разу не видела.

– Малышка, повернись и покажи всем, что у наших картинок – общий смысл.

Эндрю приподнял Кэмрин, затем лег на песок и уложил ее поверх себя.

Обе татуировки слились в единую совершенную картину. Я смотрела как зачарованная. Я завидовала им. Я не знала, что означают эти изображения. Я до сих пор переживала ощущение чуда, когда два человеческих тела соединились во что-то, чему я не могла подобрать название. Я сразу же представила нас с Элиасом на месте Кэмрин и Эндрю. На теле Эндрю была изображена женщина в длинных прозрачных одеяниях, развеваемых ветром. Одежда не скрывала всех чувственных очертаний ее фигуры. Складки буквально клубились у нее за спиной, а она протягивала руки к мужской фигуре, изображенной на боку Кэмрин. Я впитывала глазами все детали, не переставая восхищаться совершенством каждой линии. А еще меня поражали размеры татуировок, простершихся от плеч почти до самых бедер.

Я перевела взгляд на Элиаса, и тому стало не по себе. Наверное, он опасался, что я прямо с пляжа потащу его в ближайший тату-салон.

– Какая красота, – сказала я. – Восхитительно. А кто они такие?

– Орфей и Эвридика, – ответил Эндрю. – Есть такой древнегреческий миф.

– Трагическая история о настоящей любви, – добавила Кэмрин.

Я крепко обняла ее.

– У вас, по-моему, трагедией и не пахнет, – заявил Тейт и закурил сигарету.

– Удивительно красиво, – сказала я, снова усаживаясь между ног Элиаса. – Представляю, сколько пришлось вам вытерпеть. Когда делают татуировку, бывает очень больно. А тут такие крупные рисунки.

– Да, больно было, и очень, – согласилась Кэмрин. – Но наши картинки того стоили.

Мы сидели возле пылающего костра и говорили о разных приятных пустяках. Как-то незаметно я сдружилась с Кэмрин. После выпитого пива она стала еще разговорчивее, но и до этого мы с нею успели наболтаться. Обычно моей собеседницей бывала Грейс, но сегодня она вовсю пользовалась вниманием Кейлеба. Я не возражала. Мне было легко и приятно говорить с Кэмрин. Казалось, мы с ней знакомы очень давно. Я настолько расслабилась, что едва не проболталась, откуда мы на самом деле. Это могло просто соскользнуть с моего языка. Элиас заметил, что я потеряла бдительность, и решил поменять тему нашего с Кэмрин разговора. Он встал вспоминать концерты, на которых мы бывали.

– «Мэрун файв» живьем – это круто, – сказала я.

– Я знаю! – воскликнула Кэмрин. – Я слушала их на концерте. Мы туда ходили с моей лучшей подругой Нэт. Мы были в отпаде! Немногие группы живьем звучат так же, как на диске.

– Это правда, – согласилась я, допивая пиво. – Ты ведь из Северной Каролины?

– Когда-то жила там. – Кэмрин села в позу лотоса. – Но сейчас мы с Эндрю там не живем.

– А где? – спросил Тейт, глубоко затягиваясь сигаретой. – В Техасе?

– Нет, мы… путешествуем, – ответила Кэмрин.

У нее были потрясающе красивые голубые глаза. Я заметила это только сейчас, когда свет костра осветил их под нужным углом. И ее лицо сердечком мне тоже нравилось.

– Путешествуете? – переспросила я. – У вас есть трейлер?

– Нет. Только машина.

– А почему вы путешествуете? – вдруг спросила Джоанна.

Я видела, с каким недовольством посмотрел на нее Эндрю, услышав ее голос. Он наверняка заметил ее беззастенчивое внимание к себе. Эндрю даже не стал ей отвечать.

– Мы вместе поем песни под гитару, – сказал он, повернувшись к нам.

– Так у вас группа? – тоном куклы Барби спросила Джоанна.

– Что-то вроде того. – На этот раз Эндрю, к моему удивлению, удостоил ее ответом.

Не знаю, какой упертой дурой нужно быть, чтобы не распознать за этими словами недвусмысленное требование: «Да отцепись ты от меня!»

– А что за песни вы поете? – спросил Кейлеб.

По обыкновению, он сидел между Грейс и Джоанной, и плевать ему было, кто как относится к его пристрастиям.

– Классический рок, блюз, фолк-рок, – ответил Эндрю, прикладываясь к пиву. – Вот такие направления.

– Спели бы для нас! – предложила я.

К тому времени я уже достаточно захмелела от пива, так что меня распирали эмоции.

Кэмрин мое предложение понравилось.

– Спой, – попросила она Эндрю. – Мы же захватили акустическую гитару.

– Нет, малышка, – отмахнулся он. – Я сейчас не в том настроении.

– Ну почему ты упрямишься?

– Старик, если гитара при тебе и ты умеешь на ней играть, это же клево, – подхватил Тейт. – Живой звук – это тебе не диски.

Эндрю согласился. Думаю, не столько из-за напора Тейта, сколько из нежелания огорчать свою невесту. Он сходил за гитарой.

– Ты тоже будешь петь, – сказал он Кэмрин, снова садясь на одеяло.

– Не-а. Я после пива… не в голосе.

Поцеловав его, Кэмрин села поближе к нам, освобождая ему пространство.

– А что спеть?

– Да что угодно, старик, – ответил Тейт. – Сам решай.

Мне показалось, что Эндрю спрашивал не у него, а у Кэмрин.

Эндрю задумался, словно мысленно просматривал длиннющий плей-лист, и остановился на песне Билла Уизерса «Ain’t No Sunshine». Я хорошо ее знала. Моя мать постоянно крутила эту песню. Черт побери, Эндрю умел петь! Он был не просто красивым парнем с красивой татуировкой. Он играл на гитаре, как профессиональный музыкант. С таким голосом он мог бы пробиться в шоу-бизнес. Я сидела между ног Элиаса и раскачивалась в такт музыке.

Игра и пение Эндрю захватили всех. Даже Элиаса, который понял, что Эндрю не представляет для нас никакой опасности. Я это поняла еще раньше.

Эндрю взял последний аккорд. Песня окончилась.

– Старик, а ты умеешь зажечь, – сказал Тейт, забивая косяк.

– Спой еще что-нибудь, – попросила я.

Я легла, прислонившись к Элиасу. Он обнял меня, слегка касаясь подбородком моей макушки.

Тейт предложил косяк Кэмрин.

– Нет, спасибо. – Едва взглянув на сигарету, она покачала головой. – С меня сегодня хватит выпивки.

Эндрю спел еще несколько песен. Одну из них – вместе с Кэмрин. Они оба были талантливы. Ездят, выступают по клубам и… ни от кого не бегают.

Тейт сходил к машине и вернулся с бутылкой виски «Сиграмс‑7», двухлитровой бутылкой «спрайта» и упаковкой одноразовых чашек. Джен наливала в чашку из двух бутылок и раздавала всем нам.

– Не боись, старик, – сказал Тейт, увидев, что Эндрю колеблется. – В темноте ты все равно никуда не поедешь. Копы в этих местах не водятся.

– Пожалуй, выпью немного, – согласился Эндрю.

Потом они с Кэмрин обсуждали между собой, стоит ли ей пить эту смесь после нескольких бутылок пива. Наконец Кэмрин все же взяла чашку. Наверное, решила, что дважды отказываться невежливо. Она и так завернула косяк.

Возможно, пиво в сочетании с марихуаной меня сильно растормозили, но меня потянуло болтать. Чисто по-женски болтать с Кэмрин. О чем мы с ней только не говорили. Даже о марках прокладок и лучших сортах шампуня. Она спросила меня о браслетах. И тут я соврала, что просто люблю плетеные украшения. Достаточно того, что об этом знала Грейс и случайно узнал Элиас. У меня не было сил снова проходить через пласты воспоминаний. А они поднимутся, невзирая ни на какую выпивку и травку. При всей моей симпатии к Кэмрин, ей незачем знать, почему у меня на каждой руке столько браслетов.

Тейт врубил стерео. После песен Эндрю мне не хотелось слушать другую музыку.

– Эндрю, мне надо в кусты, – сказала Кэмрин.

Эндрю взял у нее недопитую чашку и поставил на песок.

– Мне тоже надо отлить, – признался он.

– Идите туда, – сказал Тейт, огоньком сигареты показывая направление. – Битых стекол там нет. Куч дерьма, надеюсь, тоже.

Эндрю поставил свою чашку рядом с чашкой Кэмрин. Они скрылись в темноте. Элиас решил последовать их примеру и тоже встал.

– Я мигом, – сказал он. – А ты не хочешь облегчиться?

– Пока нет.

Он улыбнулся и пошел в другую сторону, за машины.

Ко мне подошла Грейс и села, положив голову на мое плечо.

– Ты наблюдала за Джоанной? – шепотом спросила она.

Прежде чем ответить, я снова взглянула туда, где сидела Джоанна. Она водила пальцами по мускулистой руке Кейлеба. Тот же отсутствующий взгляд. Некоторое оживление появлялось у нее на лице, когда она занималась сексом. Наверное, ее мозг был слишком тесен для мыслей, извилин хватало на одну-две. О Кейлебе или об этом новом парне, Эндрю. Про таких, как Джоанна, говорят: «Девственно-чистый мозг».

– Ты про то, как она пялилась на Эндрю? Так это только слепой не видел. И что, Кейлеб не рассердился?

– Ни капельки, – поднимая голову с моего плеча ответила Грейс.

Ей почему-то было смешно. Вскоре я узнала причину.

– Кейлеб меня отозвал за джип и сказал, что хочет спровадить Джоанну.

– Меня это не удивляет, – сказала я.

– По-моему, она не в ладах с головой. – Грейс мельком взглянула туда, где сидели Кейлеб и Джоанна.

– Это еще мягко сказано. А ты с ней давно знакома?

– Несколько месяцев. Она переехала в дом, где я снимаю квартиру.

Кейлеб встал и начал рыться в карманах. Возможно, ему просто хотелось ненадолго отклеиться от Джоанны.

– А почему он ей просто не скажет, что потерял к ней интерес?

– Потому что она живет в Виргинии. Кейлеб временами бывает жутким придурком. Но он понимает: раз взял эту девицу с собой, он за нее несет минимальную ответственность. Мы заехали слишком далеко от Норфолка, а у нее – ни цента за душой. Кейлеб не может ее выгнать и сказать: «Добирайся обратно как знаешь». Он хотел посоветоваться со мной. Я ему предложила купить ей автобусный билет до Норфолка.

– И как он отреагировал?

– Сказал, что, скорее всего, так и сделает. – Грейс легла, упершись локтями в песок.

– Прости за любопытство, но почему ты сама липнешь к Кейлебу? По-моему, он не из тех парней, с кем можно построить отношения.

– А я и не собираюсь строить отношения. – Грейс улыбнулась, покачивая голыми коленками. – Я хочу поразвлечься. Не так давно вылезла из отношений. Было так паршиво, что даже вспоминать не хочется. И снова с кем-то связываться не тороплюсь.

Отчасти я ее понимала, хотя моя ситуация была иной.

– Что Элиас сказал про твои запястья? – почти шепотом спросила Грейс.

Я спрятала руки между коленей и машинально стала теребить браслеты. Мне не хотелось говорить об этом, но Грейс относилась ко мне по-доброму. Ей единственной я могла рассказать и про наш разговор с Элиасом.

– Поначалу ужаснулся. Но сумел меня понять. Мне потом легче стало.

Грейс улыбнулась. Кажется, она хотела еще о чем-то спросить. Лучше, если не спросит. Но она опустила локти и заговорила о том, чего я не ожидала услышать.

– Я об этом никому не рассказывала. Ни Кейлебу, ни другим… У меня был старший брат. Его звали Джекоб. Он был солдатом. Два года прослужил в Ираке. – Она повернулась ко мне. – Благополучно вернулся домой. Ни одной царапины. А через полтора месяца пустил себе пулю в лоб.

Грейс села. Теперь она смотрела в темноту. Точнее, так казалось со стороны. Она смотрела в свою память и видела лицо брата.

Мне стало не по себе.

– Какой кошмар… Грейс, я тебе очень сочувствую, – сказала я, поворачиваясь к ней.

– Да. – Она кивнула, улыбаясь уголками губ. – Кошмар. Лучшего слова не подберешь. Брат слишком долго пробыл в страшном месте.

Грейс махнула куда-то назад, где, по ее представлениям, находился Ирак.

– Мы чувствовали, что с ним что-то не так. Брат вернулся совсем другим. Замкнутым. У него бывали вспышки беспричинного гнева. Но мы никак не думали, что он способен покончить с собой. – Лицо Грейс помрачнело. От воспоминаний. От чувства вины, которое останется с нею навсегда. – А когда узнали, было уже слишком поздно… Те, кому выпадает второй шанс, – счастливчики. – Она кивнула мне и улыбнулась. – И ты счастливая. Всегда помни об этом.

Я не знала, нужно ли мне что-то говорить в ответ. Хотела согласиться с Грейс, но, поскольку ее брат не получил второго шанса, я боялась задеть ее словами и потому промолчала.

К Грейс вернулось прежнее настроение. Она встала, отряхнула ладони. Затем поправила полоску трусиков, застрявшую между ягодицами.