Злата, как дура, влюбилась, и вроде бы он тоже что-то к ней чувствовал, но однажды Яр уехал в командировку, а охранник, которого оставил при молодой жене, подсыпал снотворное ей в кофе и залез в кровать. Не единожды.

Потом Злата поняла, что беременна, и по сроку выходило — не от мужа. Это понял и муж. Охранник остался при хозяине, а Злате муж влил в рот дрянь, убившую ее ребенка и едва не убившую ее саму, и выбросил за дверь.

Злата сказала, что если бы не желание отомстить, она бы так и валялась на заднем дворе особняка и строила из себя гордую и честную, когда охранник, который ее потрахивал, привез в больницу, оплатил лечение и нашел молодых, амбициозных адвокатов.

Видимо, талантливых, если Яр Самарский, у которого своя адвокатская контора, дает не только солидные отпускные, но и Егора. Брат — единственный человек, которым он дорожит больше денег и репутации, и потому вряд ли доверит его воспитание шлюхе.

Думаю, просто струсил. Многие мужчины бросают женщин, подвергнувшихся насилию. Смешно: не может прикоснуться к ней после своего охранника… А видеть охранника, прикасавшегося к твоей жене? И без ее согласия?

— Ты не понимаешь, — сказала Злата, — я ведь получала от этого удовольствие.

— И что? — изумилась я. — Ты спала, и ты не знала…

— Я никогда не кончала с Яром.

Ну, отчасти злость ее мужа объяснима — собственное бессилие, видимо, тоже понимает, что если женщина не испытывает оргазма, вина на нем. Прикрываться принципами и брезгливостью, когда над твоей женщиной надругались — тоже бессилие. Мужчина, настоящий мужчина, не стал бы в такой ситуации играть роль убитого горем ходячего члена.

— Наталья, что ты задумала? — напомнила о себе Злата.

— Я знаю, кто столкнул меня с лестницы.

— Уверена?

Я кивнула.

— И кто?

— Новая пассия моего бывшего парня.

— Матвея?

— Нет.

— Того, от которого ты была беременна?

— Нет.

— Как все запутано. Щелкни чайничком, пожалуйста, и давай чуть в подробностях, хорошо? Вот ведь у тебя жизнь насыщенная, столько мужчин, а у меня был только один, если не считать приключений во сне.

Обстановка разрядилась.

Нравится мне Злата. За юмор, которым маскирует чувства, за то, что не смотря на кучу своих проблем, мои ей не кажутся лишними. За тепло, которое от нее исходит, за внимание в глазах, за молчание, когда говорить не хочется, за болтливость, когда думать не хочется.

Я сделала себе кофе, ей — чай с лимоном, открыла коробку зефира, которую принесла. Относительно еды и мужчин у нас одинаково испорченный вкус.

— Закончили рекламную паузу, — усмехнулась она, — рассказывай.

Я задумалась — с чего бы начать? И начала с приезда в Одессу, избегая ненужных подробностей, рассказала об Артеме, Женьке, Матвее, перешла к настоящему и остановилась. Вроде бы, все.

— Уверена? — в отличие от меня, Злата выслушала, не перебивая.

— Око за око, — напомнила я. — Разве не справедливо?

— Я не об этом. Уверена, что с лестницы тебя столкнула девушка Артема?

— Конечно, я же тебе сказала, что вспомнила…

— Нет, — Злата покачала головой, — ты вспомнила длинные неухоженные волосы и нечеткие очертания ее фигуры.

— Это была она.

— Да, — Злата поставила чашку на журнальный столик, — если девушке на восьмом месяце беременности больше заняться нечем, как примчаться в Киев, непонятным образом узнать твой адрес и оказаться на лестнице именно в этот момент… И если в твоем окружении или Матвея, больше нет ни одной пигалицы с длинными пережженными волосами, которой вы перешли дорогу…

Звонок мобильного настойчиво призывал ответить.

— Привет, — сказал Матвей, — ты уже на работе?

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— Да, конечно, — сказал он. — Ты не могла бы заехать в офис и скинуть для меня кое-какую информацию? А потом отдых, я скажу генеральному, что ты еще на больничном.

— Пусть он и скинет тебе информацию.

— Пароль от моего компьютера знаешь только ты. Заедь, пожалуйста. Через час я тебя наберу.

Отключился.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Злата.

— В твоих словах есть логика, но свою версию я не отбрасываю.

— Я о Матвее. Мне кажется, он тебя любит.

Я поперхнулась кофе.

— Ага, — скопировала ее словечко, — так же, как тебя — муж.

Мы расхохотались.

Снова звонок, снова Матвей.

— Я забыл тебе сказать…

Злата, сидевшая по-турецки напротив, подалась вперед, чтобы лучше слышать. Ее глаза так и кричали: «А я тебе говорила!».

— Наталья, ты нужна мне.

Злата победоносно щелкнула пальцами.

— Помнишь, — продолжил Матвей, — я говорил, что кто-то дышит мне в спину? Он подобрался очень близко. Сейчас многое зависит от того, кто первый: мы, «Олимпик-найс» или «МагаДельт».

Злата, зевнув, отвернулась к окну.

— Я выезжаю, — сказала я и нажала отбой.

— Поедешь? — не поверила подруга.

— Я пока еще там работаю.

Отвыкла от общественного транспорта, но толкучка в маршрутке отвечала моему настроению. Кто-то наступил на ногу мне, кого-то пхнула в бок — я, кто-то дыхнул перегаром на меня, кого-то окутала «Hugo Boss» — я. Главное — платить по счетам вовремя.

Генеральный, заглянув в кабинет, сказал, что худоба больше подходит моим томным глазам и хотел сказать что-то еще, но за ним пришла Оксаночка, которая предпочла бросить карьеру маркетолога и стать секретуткой.

Короткая юбочка, распахнутая едва ли не до пупка, блуза, наращенные соломенные волосы… Убитые перекисью, державшиеся на голове, наверное, только благодаря обилию лака… неухоженные волосы.

Фигура была почти как у девочки Артема и значит, Оксаночка вполне могла быть той, кто скинул меня с лестницы. Но за что? Она не была любовницей Матвея, не претендовала на мою должность. Ей было плевать на меня, и это было взаимно.

Не сходится.

— Ах, неужели я тебя застала? — В дверь протиснулась дама неопределенного возраста и необъятной фигуры.

Мы не были знакомы, и уже на ты?

— После аборта и сразу такое рвение? Похвально. — Она хлопнула два раза в ладоши. — В постели с моим мужем такое же?

Я догадалась, кто она, не стала делать удивленное лицо и переспрашивать: «Каким мужем? За кого вы меня принимаете?» Но я была в шоке от вкуса Матвея, и потому вяло проблеяла:

— Что вы хотели?

Расправила плечи, грудь вперед, и более уверенно бросила:

— Чего тебе?

Я сидела в кресле Матвея, его жена села в мое. Напротив. Глаза в глаза. Но этой близости, в отличие от Матвея, мне не хотелось.

— Как я тебе? — спросила женщина.

— В каком смысле?

— Ну, внешне, — она хихикнула, — души моей ты не знаешь.

— Чего ты ждешь? Комплиментов? Я бы на тебе не женилась.

Она отвернулась, недовольно поджала губы — снова ко мне.

— Он любит беременных, и я трижды рожала. Практически без перерывов. У нас была счастливая семья, но последние роды прошли с осложнениями. — Она снова хихикнула, что мало рисовалось с трагической маской на пухлом лице. Маска ей явно давила на щеки. — Когда он узнал, что я не могу забеременеть, стали появляться смазливые помощницы, и уже беременели они.

Я усиленно делала вид, что мне безразлично, хотя в памяти всплыла неприятная подробность. Матвей сказал, что хочет меня, узнав о беременности. И бросил меня, когда случился выкидыш.

Все сходится. Его возбуждают только беременные женщины, так бывает, я копалась в Интернете. Если бы я решила бороться за него, чтобы быть рядом, мне бы пришлось превратиться в свиноматку, и возможно, выглядеть еще ужасней, чем его жена.

— Он — животное, — продолжала она. — Ненасытный, что в еде, что в постели. Как пропасть. Ему постоянно мало! Красивое животное… И эти волосы, как у орангутанга, и литры пота, когда он скачет…

Я понимала, что мы уже не будем вместе. По ряду причин, которые есть и которые еще будут, но любила его и поливать грязью не могла позволить.

— Ты и сейчас возбудилась, когда его нет, представляю, как ты течешь, когда он рядом. Его пот я слизывала языком, — я облизнулась, прикрыв ресницы, — а твоя течка воняет даже через одежду. Пришла посмотреть на меня? Разбавить свои фантазии? Или посмотреть — мало, рассказать в подробностях?

Она насупилась, потом хихикнув, заржала как лошадь, прикрывая челюсть рукой в ажурной перчатке, сделала резкое движение, оказавшись в нескольких сантиметрах от моих глаз, выдохнула утренней колбасой в лицо:

— Вижу, ты намеков не понимаешь.

Я вспомнила молдаванку, которая пыталась уткнуть меня в ведро с прокладкой, они были удивительно похожи — отталкивающая внешность, неряшливость, агрессия, запах… Машинально потянулась в поисках защиты, нащупала ножницы…

Если она ударит, я ударю в ответ.

— Это моя компания, я — учредитель, и ты раздвигала ноги перед моим мужем за мои деньги, и я терпела тебя и его предыдущую проститутку, но все изменилось. Я боялась его потерять. А теперь могу родить ему. Слышишь? Я заплатила кучу бабок, съела тонну лекарств, чтобы родить ему. И ты мне его уступишь.

— Вот как? — я сильнее сжала кольца ножниц.

Она посмотрела на мою руку. Помедлив, вернулась в кресло.

— Ты считаешь меня уродливой сумасшедшей…

Я все еще держала ножницы в руках. Слишком резкая перемена.

— Если ты будешь с ним, тебе придется постоянно беременеть. Я пришла к тебе, потому что узнала об аборте и поняла: ты не дура.

Она положила на стол пухлый конверт. Я вздрогнула и разжала пальцы.

— Что это?

— Плата за правильный выбор.

Она думала, я сделала аборт и думала, я умею влиять на ее мужа. Я могу сыграть в честную и принципиальную, а могу сделать правильный выбор.

Я посмотрела на монитор — информация почти скачалась на флешку. Я вытащила ее, перевела взгляд на жену Матвея. Она следила за моим лицом. Флешка юркнула в рукав свитера.

— Нет гарантии, что это вновь не случится.

— Мне нужен месяц, — попросила она.

Матвея нет в городе. И не будет несколько месяцев. Она может поехать к нему. Но она может сделать это и без моего благословения.

— Сколько здесь?

— Десять тысяч.

— Ты уверена, что если я дам тебе месяц, он ко мне не вернется, — я играла ва-банк, потому что терять было нечего. — Я дам тебе два и напишу заявление об увольнении.

Она неверяще заморгала ресницами.

— Правильно, — подсказала я, — это стоит дороже.

Она положила на стол еще один пухлый конверт. Я пересчитала, переложила деньги в свою сумку, щелкнула клавишу Del на компьютере, написала заявление об увольнении и вышла.

На улице я облегченно вздохнула, остановила попутку и на одном из перекрестков выбросила в окно сим-карту. Звонок Матвея остался неотвеченным.

— Это должно означать, что я занята.


Глава № 25


Предавать тех, кто предал тебя, приятно, но если на чистоту, чувство удовлетворения вскоре сменяется страхом, роем сомнений и суетой, и ты не раз прокручиваешь в голове одну фразу: «а стоило ли?»

И ответ как в волшебной восьмерке — всегда разный и неоднозначный.

Но времени на философские размышления почти не было — найти новую квартиру, перевезти вещи, настроиться на встречу с человеком, от которого зависит мое будущее, причем так, чтобы он не понял, что от него зависит мое будущее, и самое простое — сменить номер мобильного и для перестраховки — сам мобильный.

Ходили слухи, что все телефоны сотрудников компании на прослушке, а этот мне подарил Матвей. Впервые подумалось, что не просто так.

С телефоном, в отличие от его бывшего хозяина, рассталась без сожалений, других хвостов не было. Долго думала, стоит оставить Злате контакты или тихо испариться, и решила проведать. Последний раз.

Мои вещи уже лежали на новой квартире, раскладывать я их не собиралась — равно как и надолго задерживаться в Киеве, а заплатить пришлось за два месяца. Но лучше настроиться на проблемы поважнее.

К примеру, как смотреть в глаза человеку, который ждал, когда ты приедешь, который был рад твоему появлению, как наивный спаниель и который понимает, что ты пытаешься откупить свою совесть коротким визитом.

— Очень много всего, — сказала Злата, когда я начала выгружать фрукты. — Не стоило покупать, меня все равно завтра выписывают.

— Раздашь, — отмахнулась я.

Бросила на нее взгляд — бледная, и как по мне, слишком слаба для выписки.

— Палата оплачена?

— Он внимателен к деталям, — ответила Злата.